По большому льду. Северный полюс - Роберт Пири

Интересны также следующие метеорологические наблюдения, сделанные в пути:

Термометр, прикрепленный к анероиду, показывал температуру под курткой. Барометр я носил на шнурке на шее, и он висел на груди между курткой и рубашкой. Вполне комфортная температура +52 °F стала результатом быстрой ходьбы по бухте; высокая +72 °F была следствием восхождения по крутому подъему долины на солнце, а низкая, но довольно приятная температура +40 °F была зафиксирована в тот момент, когда я завтракал при 32° ниже нуля и на сильном ветре ледяного покрова.

Март, в целом оказался весьма бурным месяцем с частыми метелями и очень низкими температурами в течение первой половины. Штормовая погода длилась всю неделю после моей разведки ледяного покрова. Ветер завывал над утесами и около дома, словно волчья стая, и воздух был постоянно наполнен ослепляющим снегом. Впрочем, никакие погодные условия не прерывали наших энергичных приготовлений к предстоящему путешествию. Как только в конце февраля стало достаточно светло, чтобы работать на вне дома, мы занялись постройкой саней и других компонентов нашего снаряжения, при температуре от –19° до –25 °F, при которой я работал обыкновенно в рубашке, собачьих штанах и шерстяной куртке. В субботу, 26 марта, после обеда, прояснилось, и острова Нортумберленд и Гаклюйта были видны в первый раз за последние шесть дней.

Я не сомневался, что зима, в общем-то, была умеренной, так как в проливе Смита встречалось невиданное количество полыней. Вследствие большого и, по моему мнению, исключительного количества снега лед оставался сравнительно тонким, а это должно было способствовать более раннему вскрытию его летом. Месяц закончился солнечным светом и небольшим снегом. На солнечной стороне крыши термометр показывал +32,5 °F. Снег не таял, а скорее испарялся, на толе виднелись маленькие ручейки воды.

В понедельник, 4 апреля, с севера, с мыса Йорк пришли наши старые друзья: вдова Кляйю со своими двумя дочерьми, Тукумингвой и Инерлие, вдова Нуйкингва с ребенком, а также двое мужчин, которых мы раньше не видели. По их словам, погода была ветреной в течение всей зимы. На мысе Йорк преобладал южный ветер, но вдоль всего северного побережья ветер дул с земли. Снега выпало немного и было не очень холодно. Около Акпани (остров Сандерса) они встретили открытую воду и тонкий лед. Один из мужчин развел свои руки на расстояние около пятнадцати дюймов, чтобы показать толщину льда. После обеда пришла пешком еще одна симпатичная пара; у мужчины было старое ружье с клеймом «Тауэр, 1868». Я решил сфотографировать вновь прибывших, и занимался этим далеко за полночь.

Во вторник я послал Джибсона с Кессу и его пятью собаками отвезти в верхнюю часть бухты провизию для путешествия по внутреннему льду, а затем велел им в течение нескольких дней охотиться на оленей в Долине пяти ледников. Я купил трех прекрасных собак для путешествия по внутреннему льду и немедленно отправился с ними к восточной оконечности острова Герберта, чтобы взять для Мегипсу и ее семейства спрятанное там сало и одновременно испытать собак. Аструп и Аннаука сопровождали меня, и я взял свои длинные сани. Мы покинули дом Красной скалы в 10.15 утра, прошли мыс Кливленда в 11 часов и достигли восточной оконечности острова Герберта в три часа пополудни. Здесь мы нашли несколько разрушенных хижин, из которых две были отремонтированы и пригодны для житья. Они были построены из больших глыб красного песчаника.

Восточная оконечность острова Герберта образована красивой отвесной скалой темного красного песчаника, покрытого пластом более светлого цвета, толщиной от 100 до 150 футов. Взобраться на эту скалу невозможно. Мы пробыли на острове недолго: выпили чаю и позавтракали в одной из хижин, взяли сало, положили его на сани и в 5.30 пополудни тронулись в обратный путь. С тяжелым грузом в 300 фунтов собаки шли сначала хорошо, но затем, утомившись (а я к тому же сломал свой хлыст) они начали уклоняться от работы, и Аннаука с Аструпом по очереди помогали им тащить сани. В 11.15 мы прошли мимо мыса Кливленда, а в 11.55 вернулись в дом Красной скалы, отсутствовав 13 часов 45 минут, из которых 11 часов 45 минут заняла собственно дорога.

Джибсон и Кессу вернулись в пятницу после обеда. Охота была неудачной. Я купил всех пятерых собак Кессу. На следующий день я снова отправился с Кессу, шестью собаками и санями на восточный край острова Герберта. Мы приехали туда в три часа пополудни, покормили собак, проехали вдоль северного берега, вырыли двух спрятанных там тюленей и вернулись домой в 11.45 ночи. Расстояние от дома до Киоктоксуами на восточном берегу острова Герберта и обратно, согласно показаниям одометра, составляет 28 с лишним миль, таким образом мои новые сани за два путешествия прошли около 60 миль. Погода во время второй поездки была хорошей, хотя термометр показывал 20 °F. Даже сидя в санях, я чувствовал себя прекрасно в своей дорожной одежде. Когда мы возвращались домой, Кессу жаловался на холод и часто пытался согреть руки, пряча их под свою лисью куртку. Он сказал мне, что знает, где расположены большие железные скалы (вероятно, железные горы сэра Джона Росса) вблизи мыса Йорка.

Весь прекрасный день воскресенья 10 апреля я посвятил чтению и грелся на солнце на крыше дома. В понедельник Аструп, Мэтт, Кессу и Кайо отправились на санях с восемью собаками в верховья бухты, с провизией для путешествия на внутренний лед. Мэтт вернулся в восемь вечера с санями и собаками, остальные же задержались на три дня, чтобы перенести провизию на внутренний лед и поохотиться на оленей. Миссис Пири и я были заняты заготовками горохового супа и свиного сала для путешествия по ледяному покрову.

Во вторник Кессу ушел охотиться на тюленей. Когда мы завтракали, он вернулся, приведя с собой целую семью – отца по имени Талакотиа, мать Аротингва, сына Ублуа и дочь Нету, обитавшую у мыса Йорка. Позади саней Кессу плелся бедный старый Фрэнк, один из моих ньюфаундлендов. Он всегда предпочитал туземное общество нашему и ушел с партией эскимосов около трех месяцев назад. Фрэнк вернулся худым, хромым, покрытым шрамами, полученными в многочисленных сражениях с эскимосскими собаками, челюсти которых больше похожи на волчьи, и едва волочил ноги. Однако он, проходя мимо, привычно оскалил зубы вместо улыбки и упал от истощения, когда я окликнул его. Бедный старый ветеран провел печальную зиму. Кто-то нацепил на него ошейник из медвежьей кожи, в виде украшения или в знак уважения – сказать сложно.

В четверг, 14 апреля, я послал Мэтта к вершине бухты с 145 фунтами пеммикана. К обеду вернулась со своего задания предыдущая партия. Аструп убил оленя и перенес на утесы шесть пакетов, оставив девять на берегу. Мэтт вернулся в шесть часов вечера, оставив пеммикан у так называемого свисающего ледника. В субботу около полуночи пришло еще одно семейство эскимосов: муж, жена и маленький мальчик с четырьмя собаками; последние были немедленно куплены.