Пути Звезднорожденных - Александр Зорич

Еще минута – и быстроходная «морская колесница», зачерпнув на крутом развороте ледяной воды, трогается с места и мчит, меняя галсы, к выходу из гавани Лорка.

ГЛАВА 9

АГАННА ВСЕВЕЛИЧАЙШИЙ

1

«Принадлежит Аганне Всевеличайшему, грютскому царю», – сообщала надпись на воротах Радагарны. К столице приближались двое верховых – мужчина и женщина.

Октанг Урайн, как и Ийен, никогда прежде не бывал в столице грютов. Ийен сочла возможным выразить свое недоумение по этому поводу.

– Брось, детка. Что мне было в Радагарне делать? Жрать бараньи ребрышки, завернутые в виноградные листья и трахать самых неумелых продажных женщин во всем Круге Земель? Увольте, милостивые гиазиры. Этим можно заниматься и дома. – Вам легко говорить, а мне тут, сами понимаете, может не одну неделю… – Ничего, перетерпишь. Небось, Син чего похуже вытерпеть пришлось…

Надпись на воротах заставила Урайна улыбнуться. Похоже, Аганна Всевеличайший слегка не в себе, если решил, что ему «принадлежит» собственная столица. Но что попишешь – гордыня!

В принципе, Аганне было чем гордиться.

Аганна – в прошлом презренный раб – теперь безраздельно повелевает могучим государством, носящим звучное имя Асхар-Бергенна. Правда, теперь Аганна мается от скуки, что не удивительно. Ибо во всей Сармонтазаре остался только один человек, которого Аганна еще в состоянии бояться, и поэтому вынужден уважать – Элиен Тремгор.

«Вскоре этих людей станет двое, – ухмыльнулся Урайн. – А потом снова один. Я.»

Аганна – хозяин огромной уманны, где собрана тысяча соблазнительных грютских дев. Раньше этих дев именовали «женами», но с недавнего времени специальный указ Аганны предписывал звать их «сестрами». В правление Аганны в уманне также завелись и юноши, которых было не так-то просто правильно поименовать, чтобы сохранить хотя бы видимость приличий. И, сверх того – две сотни разновсяческих уродов обоего пола.

«Где их только разыскали в таком количестве?» – Урайн брезгливо поморщился. В делах сердечных он был переборчив. Даже Ийен и Син виделись ему недостаточно красивыми.

Урайн и Ийен не успели достигнуть рыночной площади, а в глазах у них уже рябило от изобилия надписей, в точности повторявших надпись на воротах.

Где их только не лепили! На хомутах конных упряжек. На свертках с шелком, разложенных по лоткам торговцев. На кувшинах, стоявших близ публичных колодцев. И, разумеется, на всех без исключения постройках.

– Похоже, разговор с Аганной будет не таким трудным, как мне представлялось вначале, – Урайн подмигнул приунывшей Ийен, как всегда одетой в мужское.

– Будь я на месте грютов, я бы еще на лоб себе повязки с такой надписью нацепила бы, – зло усмехнулась Ийен, когда мимо них провели жеребца, на белоснежной холке которого темнело тавро:

«Принадлежит Аганне Всевеличайшему, грютскому царю».

2

– А что, грюты больше не воюют? – голос Урайна был мягок, но мягкость эта была тверже булатных сталей.

– Воюют, чужестранец, воюют, – безо всякой охоты отщипывая виноградину от грозди величиной в телячью голову, отвечал Аганна. – Но редко, очень редко…

– А ты, Аганна, в добром ли здравии? – голос Урайна струился патокой, глаза сияли отборным дружелюбием. – Здравие всегдашнее, сам понимаешь.

– Смиренно ли течение дней твоей жизни, о всевеличайший? Не омрачают ли его враги?

Но Аганна не ответил. Теперь у него были заботы поважнее. Несколько минут назад одна из стоящих за его спиной грудастых рабынь, повинуясь знаку правителя, забралась под парчовую юбку Аганны и теперь копошилась там, плямкая и тяжело дыша.

Урайн понимающе замолк и опустил глаза.

– Не будь лентяйкой, моя мошна подхода требует… – пожурил девушку Аганна и, подняв глаза на Урайна, добавил:

– Подожди чуток, любезный…

Стеснение было неведомо Аганне с того самого дня, как его зад воцарился на грютском престоле, каковой был представлен массивным черепом некоего чудовища, инкрустированным голубой бирюзой. (Череп, по легенде, принадлежал Девкатре; сам Девкатра, надо полагать, был иного мнения.) И хотя Аганне нравилось внимать чужестранцу, которого он к собственному немалому удивлению разрешил впустить на прием, ласки девушки тоже не оставляли его равнодушным.

В отличие от грютского царя, сам Урайн отлично знал, почему Аганна не отказал ему в аудиенции.

Истинный Девкатра, тонкоматериальная тысячеликая сущность, смертная в нескольких, но неубиенная во многих других аспектах реальности, незримо присутствовал в глубине черепа-восседалища Аганны.

С некоторых пор личность Аганны претерпевала изменения, вызванные влиянием Девкатры, хотя сам владыка Асхар-Бергенны об этом, конечно, не подозревал.

Аганна не отказал Урайну в приеме. Он не откажет ему и в остальном. Урайн пришел в Радагарну не за тем, чтобы кушать бараньи ребрышки, завернутые в виноградные листья.

Он, Октанг Урайн, Длань, Уста и Чресла Хуммера, пришел в Радагарну по делам.

3

Урайн сохранял почтительную неподвижность все то время, пока коленопреклоненная рабыня, высунув босые пятки из-под юбки Аганны, услаждала своего господина. А точнее, все то время, что она пыталась его усладить. Кульминации услады не получили.

Урайн сразу же прочел на кислом лице правителя грютов все то, что ему не позволяли зреть воочию парчовые покровы: «фиаско».

Наслаждение упорхнуло, как птичка, оставив воспрянувший было срам всевеличайшего в позорном дряхловании. Судя по всему, подобное случалось не в первый раз…

– Будешь наказана! – сердито сказал Аганна рабыне и та, разревевшись, убежала за ширмы.

А когда Аганна поднял на него взгляд, мутный, словно дно осенней лужи, взгляд, исполненный разочарования и недовольства, Урайн понял, что настало время продолжить просвещенную беседу.

– Смею спросить тебя, Аганна, с чем сравнить твою жизнь, исполненную радения о своем народе и раздумий о вечном? – спросил Урайн, не боясь показаться подхалимом. – Сравнить ли ее с полетом солнечной колесницы сквозь просторы вечности? Или с…

– …сравни ее с тыквой, чужеземец, – отозвался Аганна, поправляя юбку.

Урайн счел за лучшее промолчать, дожидаясь объяснений.

– С тыквой, чужеземец. С тыквой. Пузо растет, а хвостик сохнет.

Урайн понимающе ухмыльнулся.

– Я знаю, чем ободрить тебя, ибо я пришел к тебе, всевеличайший, не с пустыми руками. Я привез тебе в дар женщину. Она станет истинным украшением твоей жизни.

Урайн смолк и низко поклонился. Он был невозмутим, хотя все же немного волновался, ожидая реакции Аганны. А ведь реакция несомненно последует, когда сказанное достучится наконец до сознания грютского правителя, затуманенного зимними винами Аюта.