Звезда моя единственная - Елена Арсеньева

Так незаметно подошел и август, и день рождения Мэри. В ее честь был устроен чудесный деревенский праздник. Ей поднесли хлеб-соль, фрукты и мед. Парни и девушки в русских нарядах пели народные песни и такие, которые были специально сложены и разучены к этому дню. Мэри была тронута до слез и несколько раз повторяла, что никогда не покинет отечества.

– А если к вам посватается какой-нибудь иноземный принц? – взволнованно спросил юнкер Строганов.

– Ну, я дам ему отказ, – пожала плечами Мэри.

– Вы не станете выходить замуж? Останетесь старой девой?! – ужаснулся юнкер, глядя на нее влюбленными глазами.

– Ну, может быть, я подожду, пока ты подрастешь, Гри-и-иня, – лукаво протянула Мэри и расхохоталась до слез, потому что никогда не видела, чтобы мужчина оказался так близок к обмороку, как оказался после ее слов юнкер Строганов.

На следующий день после дня рождения Мэри была устроена поездка на крестьянских телегах в колонию швабов. Пятьдесят лет назад там поселили вюртембержцев из Гейденгейма, и они сохранили не только свои костюмы и язык, но и архитектуру своих домов, своей школы и кирхи.

Мэри тщательно скрывала, как ей скучно в этой крошечной, расчисленной, размеренной и разграфленной деревушке. Олли же пришла в восторг:

– Ах, как здесь все чистенько, аккуратненько, ну совершенно как в кукольном домике!

– Вот же охота всю жизнь даже не в клетке, а в клеточке провести! – проворчала Мэри, а вслух сказала, сделав самую добрую улыбку: – Желаю тебе выйти замуж в такое же кукольное королевство!

Сидевшая рядом госпожа Строганова чихнула и сказала:

– А ведь сбудется!

Олли мечтательно улыбнулась, даже не предполагая, что перед ней только что приоткрылось будущее[18].

Почти каждый день жизни в Петергофе был заполнен развлечениями: французский театр, любительские спектакли, живые картины и танцы. Олли изо всех сил пыталась делать хорошую мину при плохой игре, но иногда жаловалась Мэри:

– Они нам лгут! Они под нас просто подделываются! Они для нас стараются, а им самим совсем не так уж весело, они с удовольствием занялись бы своими делами!

– Смешная ты, сестра, – устало, как взрослая, говорила Мэри. – Они нам служат. Ты что же, хотела бы, чтобы они исполняли свои обязанности с гримасами отвращения на лицах?

Впрочем, ей тоже было скучновато, несмотря на беспрестанные развлечения.

Мужчины! Где вы?! Где вы, галантные кавалеры и пылкие влюбленные?!

«Ах, сбежать бы в Петербург! – мечтала Мэри. – Найти Гриню…»

Все клятвы, которые она давала отцу, постепенно покрывались пеленой забвения. Мэри не без страха встречала каждый день. Нетерпение, плотский голод, неутоленный и не могущий найти утоления, переполняли ее. Игры со своим телом, попытки удовлетворить себя самостоятельно казались ей чем-то настолько постыдным и неестественным, что не приносили радости, хотя давали временное облегчение.

«Когда я выйду замуж, – мрачно думала Мэри, – я никогда не буду этим заниматься! Зачем блудливые пальцы, если у меня будет мужчина?»

Но время шло, и все чаще слово «когда» она заменяла словом «если». Отец обещал подумать насчет ее замужества… Но что-то долго он думает! И что он может предпринять? Не создаст же он для нее мужа, который хотел бы остаться в России и закрыл бы глаза на то, что ему достанется отнюдь не девственница из персти земной?!

Она все глубже погружалась в пучину уныния, все с большим трудом вызывала на своем лице оживленную улыбку, а юнкер Строганов вовсе впал в немилость…

И вдруг все переменилось!

Совершенно неожиданно пришел приказ от императора, чтобы великие княжны на корабле под названием «Геркулес» отправились в путешествие и уже через десять дней были в Потсдаме. В сопровождение им были назначены князь Меншиков и Сесиль Фредерикс. Графиня Строганова с ее ароматом увядших цветов и влюбленный юнкер помахали отплывающим с пристани, причем юнкер не смог скрыть злых слез.

Оказалось, король Прусский очень хотел увидеть и своих повзрослевших внучек, а не только младших. Николай Павлович согласился не особенно охотно, однако волю отца своей любимой жены исполнил немедленно. Итак, «Геркулес» отчалил. Плавание началось весьма благоприятно, но шторм на море вблизи Готланда задержал судно, а порванный парус заставил зайти в Ревель. Там, в замке милейшей семьи Модем, отпраздновали шестнадцатый день рождения Олли. Теперь ей, так же, как и Мэри, беспрестанно желали в женихи самого прекрасного принца, достойного ее красоты.

– Если все эти пожелания исполнятся, у тебя будет самый прекрасный принц, и у меня тоже самый прекрасный, – ехидничала Мэри. – Нам останется только решить, который будет самым-самым!

Олли поджимала губы и отворачивалась.

На море не утихали штормы, пришлось отправиться дальше в Потсдам почтовыми лошадьми. Несколько дней родители оставались без всяких вестей о Мэри и Олли и страшно беспокоились, зная только о штормах в Балтийском море и о различных крушениях кораблей. Тем более радостной и приятной стала встреча. Дедушка с семьей принял девушек в Санзуси. Все три сестры спали с Александрой Федоровной в комнате, где некогда умер Фридрих Великий. Там еще висели часы, которые остановились в час его кончины.

Впрочем, такое соседство никому не мешало веселиться.

Несколько раз приезжали и сестры бывшей принцессы Шарлотты, их устраивали в той же исторической опочивальне. Она напоминала дортуар в каком-нибудь веселом пансионе: никто не спал до глубокой ночи, слышались шутки и смех без конца. Девицы выскакивали из окон и бегали в ночных рубашках по террасе, затем кто-нибудь из принцев, братьев Александры Федоровны, подкрадывался к окну и стучался, чтобы напугать девушек, что вызывало новые взрывы хохота.

За стол садились только в семейном кругу, примерно человек тридцать. Дедушка всегда сидел между Шарлоттой и одной из других своих дочерей или невесток, а Мэри, Олли и Адини сидели напротив: он любил на них смотреть и любоваться их красотой. Любимицей короля была Адини – она, по его словам, была единственная из сестер похожа на пруссачку с ее вздернутым носиком и лукавым личиком. Олли он любил за то, что она несколько напоминала мать, но самой красивой все же считал Мэри.

– Это невероятное лицо! – говорил он. – Никогда не видел принцессу, в лице которой читалась бы такая страсть к жизни!

Мэри опускала глаза, скрывая торжествующую улыбку. Олли и Адини ревновали ее к деду, к его восхищению. А она понимала, что король видит в ней именно женщину и прежде всего женщину, а уж потом – милую девочку, внучку.

Все общество побывало на маневрах 2-го Гвардейского полка и на его бивуаке в Грюневальде. Там солдаты пригласили великих княжон помочь им при чистке картофеля. Прежде им не приходилось делать что-то подобное, однако они, не чинясь, опустились на колени в траву и сразу принялись за работу. Один унтер-офицер заметил, что они слишком толсто срезают кожуру, и укоризненно сказал, что они плохие хозяйки. Эта сцена так понравилась королю, что он приказал ее зарисовать и потом дарил своим друзьям литографии с нее.