Отец наших отцов - Бернард Вербер

Он продолжал подталкивать журналистов по узкому проходу, ведущему ко все более и более шумным машинам.

– Я помню опыт, который провел с кузеном. Ему было девять месяцев, он не умел ни говорить, ни ходить. Я показал ему игру, в которой шарик, если его подтолкнуть, катился по рельсам и ударял по другому шарику, который после этого тоже приходил в движение. Я раз десять показал ему последовательность событий. Ребенок усвоил, что, если первый шарик толкнет второй, тот тоже начинает катиться. А затем, из чистого любопытства, я капнул на рельсы сильнодействующим клеем. Теперь первый шарик толкал второй, но не сдвигал его. Сначала младенец удивился. Потом вид у него стал недовольный. После третьего опыта выражение лица сделалось трагическим. Он по-настоящему страдал. В четвертый раз он разразился рыданиями и плакал всю ночь. Ничто не могло его успокоить.

Журналисты, чтобы усыпить бдительность Элюана, делали вид, что внимательно его слушают.

– Вот о чем я размышляю, и вы, надеюсь, последуете моему примеру. Людям в любом возрасте необходимы незыблемые точки опоры. Если что-то произошло один раз, так должно и быть дальше. Перемены их пугают. То же самое и с обществом – когда происходят изменения, это воспринимается как опасность для всех. Общество теряет точку опоры. Свинья – одна из точек опоры. Все знают, что из свиньи делают колбасу. Если вы сообщите людям, что свинья – наш дальний предок и ее надо уважать, вы уничтожите не только производство свинины, вы покуситесь на логику мышления стада. Вы разбудите в душе каждого человека «младенца, которому не нравится, когда второй шарик больше не катится».

– То, что вы называете логикой, я называю архаизмом, – возразил Исидор. – Во имя этой «архаичной» логики долгое время вели войны. Это было логично, это было точкой опоры. Но на территории Франции уже с 1945 года не было войн, и все очень довольны, пусть это и расстраивает военных промышленников…

Люсьен Элюан не дал себя сбить.

– Во Франции нет войн, но в остальном мире их по-прежнему очень много. Человеку свойственно убивать. Ни один политик, идеолог или утопист не изменит этого. Мы плотоядные животные, более того, мы – хищники. В нас живут гены предков, бившихся за выживание. Мы помним чудесный вкус теплой жертвенной крови. Вот почему свинину едят в виде солонины: мы вспоминаем соленый вкус крови. Он пробуждает в нас дремлющие охотничьи инстинкты.

Было очевидно, что Люсьен Элюан высказывает самые сокровенные мысли. Он продолжал:

– Подчиняясь этим владеющим мной естественным склонностям, я вас и убью. И каким способом!

Вы выступали за свиней? Прекрасно. Вы сможете разделить их страдания.

– Что вы собираетесь сделать? – спросила Лукреция, обеспокоенная угрожающим гудением машин.

Люсьен Элюан молча подтолкнул их к верхней части большой центральной машины. В широкую прозрачную воронку падали сотни свиней, казавшиеся издалека розовой пудрой. Узкий конец воронки выпускал их по одной на движущуюся ленту. По ней свиньи ехали к электровилам.

– Вы что, туда нас бросите? – возмутилась Лукреция.

Люсьен Элюан расхохотался.

– Вы хотите сказать, что это слишком «бесчеловечно»?

– Это может придать странный вкус колбасе, которую вы так любите, – добавил Исидор. – Не хочу на вас давить, но некоторые гастрономы могут распознать в колбасе человеческое мясо.

Инженер по-прежнему держал их на мушке.

– Вы ошибаетесь. Человеческое мясо, говорят, очень похоже по вкусу на свинину. А вот вкус вашей одежды может повредить репутации моей продукции. В колбасе Элюан не должно быть никаких текстильных включений! Раздевайтесь!

Лукреция сняла свитер. Промышленник том велел ей продолжать.

– Полностью? – спросила она обреченно.

– Конечно!

Затем он связал журналистам запястья и лодыжки свиными сухожилиями. Первым он столкнул внутрь воронки толстого журналиста, который тяжело плюхнулся на смягчившие его падение упитанные спины свиней.

Затем Люсьен Элюан посмотрел на Лукрецию, стыдливо прикрывавшую руками грудь и низ живота. Она показалась ему очень хорошенькой. Лукреция почувствовала, что он колебался, развязать ее или нет, но затем овладел собой и столкнул ее в емкость со свиньями.

– Извините, но я не могу присутствовать при вашей агонии. У меня еще масса дел – нужно уничтожить все следы этой прискорбной истории. Прощайте. Мне пришло в голову – а вдруг вы и вправду испортите вкус колбасы? Завтра спрошу.

– Вы можете нас убить, – сказал Исидор, – но правда все равно выплывет наружу.

– М-м-м… может быть, вы и правы. Вот только правда ли это? Поэтому я не сразу уничтожу пятипалую лапу. Я ее сначала отдам на экспертизу. Так я один буду знать, действительно ли мы происходим от свиньи. После экспертизы уничтожу ее в любом случае.

Люсьен Элюан помахал им рукой и исчез вместе с ящичком, в котором лежала пятипалая лапа.

13. ПОХОЖИ ЛИ МЫ НА КРЫС?

Уже несколько часов ОН наблюдает за стаей крыс. ОН нашел их в дупле у корней дерева.

ОН видит раненую крысу, которая визжит, зовет на помощь, но никто не приходит. Когда она выбивается из сил, к ней подходит сильный самец и убивает ее. А потом съедает.

Из этого, а также из многих других наблюдений ОН делает массу выводов. Общество крыс – жестокое. Раненых, больных и старых убивают, как только они показывают свою слабость. Ослабевших и не нужных группе выгоняют или уничтожают. Даже новорожденные часто остаются в живых только благодаря ярости матери, защищающей их от отца, который пытается их сожрать.

Общество крыс жестокое, но процветающее. Крысы приспосабливаются ко всему. Они могут питаться зерном, мелкими млекопитающими, падалью, высохшими растениями, гнилыми фруктами. Когда их много, они не боятся нападать на более крупных хищников. Их острые зубы пугают даже маленьких шакалов. Но стая постоянно раздираема противоречиями. Каждый недоволен своим положением, драки между сильными самцами не прекращаются. Вожаки всегда покрыты шрамами, полученными во время социального восхождения. ОН видел даже, как один самец умер через несколько минут после того, как победил всех соперников.

ОН знает, что стаи МАТЕРИ и ОТЦА живут примерно так же.

Дерутся, чтобы выяснить, кто сильнее.

ОН смотрит на облака. Благодарит их за совет. А они уже приняли форму другого животного, за которым ОН должен наблюдать.

14. В ВОРОНКЕ

Стенки огромной воронки были гладкими. Лукреция и Исидор не могли вылезти обратно и барахтались среди свиней. Свиньи, свиньи, везде были свиньи. Тонны свиней, розовых, нежных и теплых на ощупь. И все вместе они медленно спускались на дно воронки.

– На этот раз мы пропали! – сказала Лукреция.

– Когда-нибудь мы все умрем, – невозмутимо ответил ее спутник.

Со всех сторон они были зажаты розовыми хрюкающими, стонущими, копошащимися телами. Сквозь прозрачные стенки они видели, как свиньи падают на бегущую дорожку.

Оглушенные электрическим шоком, они застывали и покорно приближались к щипцам и острым лезвиям.

– Какой позорный конец!

По телу девушки пробежал озноб.

– И какой отвратительный запах! Не паленого мяса, а этот их специфический запах. Что это?

Исидор Катценберг втянул воздух носом.

– Это запах страха. Сииньям страшно. Они знают, что умрут, и это их ужасает.

И действительно, некоторые свиньи дрожали. Другие все время мочились. И все смотрели на людей грустными, умоляющими глазами.

– Почему они не кричат? – спросила Лукреция.

– Знают, что это бесполезно. Мы же тоже не кричим.

Она снова посмотрела на свиней.

– Почему не пытаются спастись или хотя бы задержать свое продвижение вперед?

– Они знают, что лишь отодвинут миг своей смерти. Они понимают, что обречены. А потом, может быть, жизнь в отсеках им надоела. Без солнечного света, без движения, в тесноте, без надежды на какое-либо будущее. Может быть, приближение смерти кажется им началом освобождения.

Вдруг обоим журналистам показалось, что их поднимает на гребне волны. Свиньи вокруг них суетились, обгоняя и первыми проскальзывая в горлышко воронки. Теснившие их животные подчинялись какому-то упорядоченному движению. Словно объединяли усилия, чтобы помешать Исидору и Лукреции свалиться вниз.

– Невозможно! Похоже, они пытаются оставить нас наверху! – удивилась девушка.

Удерживаемый мордами шести свиней, медленно погружающихся в зыбучий песок из тел товарищей по несчастью, Исидор тоже заметил это.

– Мне кажется, я понял. Эти свиньи инстинктивно осознали, что если двоих людей обрекли на гибель вместе с ними, значит, эти двое с ними заодно. Они знают, что никогда не сумеют защититься сами. А мы можем это сделать. И они пытаются нас спасти.

– Исидор, вы правы! – воскликнула Лукреция. – Те, что рядом со мной, перегрызают мои путы.

Доброжелательные соседи Исидора занялись его веревками. Аккуратно, стараясь не поранить, они перекусывали связывавшие его сухожилия. Вокруг него толкалось так много свиней, словно все они хотели участвовать в спасении людей.