Частный визит в Париж - Татьяна Гармаш-Роффе

Что это, интересно, он не поднимается?

А что это, интересно, он делает в темном саду?!

Соня так удивилась, что взялась за ручку окна и потянула створку на себя, чтобы спросить мужа, что он там разглядывает в темноте у пролысины, как вдруг на шум раскрываемого окна он поднял голову и, увидев ее, отпрянул в кусты.

Соня застыла. Почему он спрятался от нее?

– Пьер, – позвала она обеспокоенно, – Пьер!

Только ветка легонько махнула ей в ответ.

Или это… не Пьер? Но кто? Она задержала дыхание, прислушиваясь.

Нет, в этот раз ей не померещилось. В саду кто-то был! В прошлый раз Пьер посмеялся над ней, и она тоже решила, что ей привиделось… Или это… прав Максим?.. и тогда был Пьер? Но зачем? Что он там делал? Что он там теперь делает? Следит за ней?! Как тогда, в ресторане?! Не может быть, зачем, это невероятно, это низко, это… Это неправда!

– Пьер… – неуверенно позвала Соня.

Молчание. Человек затаился в кустах.

Это не Пьер.

Слабеющими, ватными ногами Соня отступила от окна, и белеющее пятно ее лица растворилось в мягкой темноте комнаты. Но ее глаза были по-прежнему прикованы к саду, и, напрягаясь и щурясь, они все же уловили движение кустов, которое выдавало крадущиеся шаги Человека в Саду. Он медленно, тихо пробирался в сторону фасада дома, и в этом черном шевелении веток, в мятущихся острых тенях была угроза… Шаг за шагом, ветка за веткой, невидимый, неслышный и страшный, Человек пробирался к дому, в сторону… двери!

Но где же Пьер, где же ее муж, ее защитник?

– Пьер! – бессильно крикнула Соня в окно. – Пьер!

Ответом ей было молчание, и в этом молчании заклубился ужас.

Значит… Значит, это Пьер? Это он крадется по саду, приближаясь к входной двери, он, прятавшийся зачем-то в саду, он, видевший, что она его там заметила, он, так странно молчащий, он, незнакомый, непонятный, угрожающий и опасный?!!

Она уже ничего не понимала.

Ужас, ужас, плотный и густой, спеленал ее, охватив все члены, отяжеляя каждый шаг, хватая за ноги, и она никак не могла сдвинуться с места. C чем он идет в дом? Почему он молчит? Что он хочет… Что он хочет с ней сделать?!

Все, что ей приводил в доказательство Максим, мигом пронеслось в ее голове.

Убийца.

К двери крадется – убийца!!!

Разрывая путы ужаса, Соня рванулась из комнаты с намерением запереть замки, больно подвернула ногу на первой же ступеньке, тихо взвыла, быстро растерла щиколотку и, преодолевая боль, стала продолжать спуск.

Поздно. Снизу донесся звук поворачивающегося в замке ключа.

Соня рванула со ступней свои пушистые домашние туфли и, прижав их к груди, задыхаясь от страха и сдерживая прерывистое дыхание, бесшумно понеслась по лестнице обратно, наверх в спальню, забыв о боли в щиколотке. Добежав до своего туалетного столика, она стала открывать дрожащей рукой ящики и ящички, ища старинный, с резной бородкой ключ, которым запиралась дверь, служившая когда-то выходом из бывшей детской в сад.

– Соня? – осторожно позвал ее голос. Это был голос Пьера.

Сердце ее ухнуло так, что, казалось, его можно было услышать внизу.

Ключ не находился. Соня шарила в темноте, боясь зажечь свет и выдать место своего присутствия. Ну где же он может быть?! Лихорадочно всматриваясь в неразборчивые очертания разных вещичек, которыми были полны ящики ее туалетного столика, она одновременно настороженно прислушивалась к тому, что происходило внизу.

Внизу царила тишина. Только вспыхнул свет.

Соня остановилась и перевела сдерживаемое дыхание.

– Соня? Ты здесь? Ты от меня прячешься? – снова раздался внизу голос Пьера.

Господи, господи, ну где же ключ, где он?! Он где-то тут, надо только вспомнить, где именно! Ее руки продолжали открывать и закрывать ящички и коробочки, дрожа и суетясь.

Идиотка! Вот ведь он, висит на маленьком крючке под планшеткой с фотографиями! И всегда тут висел, пыльный. Им никогда не пользовались, и глаза уже перестали замечать этот ключ на стене, но он тут, тут!

Соня сжала холодный ключ в руке. Теперь – отодвинуть столик, стоящий поперек никогда не открываемой двери, и – самое главное – отодвинуть бесшумно!

Она взялась за край стола и потянула его на себя. Так, хорошо. Теперь за другой край – отлично. Столик бесшумно скользит по мягкому ковру. Еще чуть-чуть один край, еще чуть-чуть другой…

И вдруг – хрустальная крышка от шкатулки с украшениями, небрежно поставленная в темноте на место, соскользнула на стол с тихим музыкальным звоном. Вроде не очень громко, но…

– Соня, ты здесь? – послышался голос. И этот голос, теперь настойчивый, раздался у подножия лестницы.

Соне показалось, что ее ноги окаменели от страха, руки оледенели, в голове все еще звучал музыкальный звон, мешающий думать.

Лестница скрипом деревянных ступеней выдавала тяжесть поднимающихся по ней шагов.

– Соня, где ты? – в голосе был напор, требовательность.

Скорее, скорее, в замочную скважину, повернуть. Все заржавело, не идет, не поворачивается! Соня схватила тюбик с дорогим кремом для лица и безжалостно выдавила благоухающую белую полоску на ключ. Снова вставила. Ага, уже лучше!

Дверь тяжело раскрылась, звучно пропев тугими, застоявшимися без дела петлями. Соня кинулась на лестницу, на ходу отирая с лица паутину, сбежала с нее в одно мгновение и уже отпирала нижнюю дверь, когда снова разнеслось, на этот раз сверху:

– Соня!

Выскочив в сад, темный и мокрый от ночной холодной росы, Соня на мгновение замерла, соображая, куда бежать. Если в сторону фасада дома, в сторону ворот, то он может выскочить и ее перехватить… Но из их сада нет другого выхода! Тогда… В соседний сад? Да! В пустынный соседний сад и оттуда на параллельную улицу, подальше от дома! В полицию!

Ограда из металлических прутьев и плотный ряд вечнозеленых туй перед ней находились как бы на возвышении, на валу, тянувшемся вдоль границ их сада. В том месте, где кусты отсутствовали, земля была глинистой и мокрой, разжиженной многонедельными дождями. Так и не успев надеть домашние туфли, Соня ринулась на приступ этой небольшой горки босиком, в одних носочках, которые мгновенно пропитались холодной вязкой грязью. Одолела, перепрыгнула через ямы от выкорчеванных кустов и уцепилась за ограду. Резанула боль в щиколотке. Сердце ее билось так часто, что ей казалось, что она сейчас умрет. Переведя на мгновение дух, она стала прилаживаться к ограде – не так-то это оказалось просто, как она думала! В ограде была только одна поперечная перекладина – наверху. И до нее надо было еще долезть.

Соня подтянулась на руках, скользя босой, непослушной от боли ногой по холодным железным прутьям. Нет, недостаточно, не получилось. Надо подпрыгнуть посильнее, чтобы можно было с размаху закинуть ногу… Еще раз: и-и-оп! Нет, сорвалось!

Руки онемели от холода и напряжения. Надо еще раз. Ну-ка, р-раз!

– Соня, куда это ты?! – на этот раз голос раздался в саду, совсем близко от нее. Соня повернула голову. Пьер показался в дверях, из которых две минуты назад выскочила Соня. Его лицо было искажено странной гримасой.

Или сейчас, или никогда! Соня повисла на руках, закинула горевшую и опухшую ногу на поперечную перекладину, судорожно пытаясь подтянуть вторую ногу, и – поняла, что у нее недостанет сил. Не хватит. Не сможет она подтянуться и перелезть через забор. Не сумеет.

Пьер приближался.

Ее руки ослабли, и, охваченная отчаянием, Соня сползла по металлическим прутьям, по скользкой глине, прямо в яму, в отвратительную грязь. Ее босые ноги закопались в мокрую жирную жижу, и слезы застелили взгляд. Пьер был совсем близко, он шел к ней, расплываясь в ее слезах, и что-то ей говорил – что-то ласковое и утешительное – и протягивал к ней руки; и она подумала, что все это кошмарный сон и неправда, он не убийца, он ее муж, ее Пьер, заботливый и преданный, который сейчас ее успокоит, и все ей объяснит, и отнесет ее домой, укутает, сделает ей горячего чая с ромом и приготовит ей душистую ванну… И она попыталась встать ему навстречу, но ее ноги чавкали и скользили в холодном месиве, и она никак не могла нащупать опору, дно этой ямы, и балансировала какое-то время, чтобы не упасть; наконец нога ее во что-то уперлась, во что-то твердое и неровное. Она хотела поставить туда же вторую ногу, чтобы обрести равновесие; покачнулась, коснулась скользкой земли руками и, глотая слезы, наклонилась, чтобы получше разглядеть свою опору.

И увидела.

Ее босая нога стояла на мертвом лице ее отца.

Глава 23

Очнувшись, Соня увидела возле своей постели врача. Вернее, человека, который в этот момент ей делал укол, из чего она сделала вывод, что это – врач.

Она – больна?

В доме было шумно. Шум доносился снизу, из гостиной.

У них – гости?

На ее вопросы врач ответил, что она здорова, но у нее был обморок, и что внизу в гостиной шумит полиция.

Она все вспомнила.