Земля обетованная. Последняя остановка. Последний акт (сборник) - Эрих Мария Ремарк

– Так просади, – посоветовал Мойков. – Это хотя бы отчасти снимет налет благополучия с твоей новой мещанской личины.

Мы выпили. Водка была холодная и какая-то терпкая на вкус.

– Ничего не почувствовал? – ревниво поинтересовался Мойков. – Ну конечно, нет. А это зубровка. Водка на травах.

– Откуда у тебя травы? Из России?

– Это секрет! – сказал Мойков таинственно, налив еще по одной и закупоривая бутылку. – А теперь – за светозарное будущее маленького бухгалтера или скромного продавца! Как у Хирша!

– Как у Хирша? Но почему?

– Он приехал этаким вождем маккавеев, а теперь продает репродукторы домохозяйкам. Тоже мне герои выискались!

Я позабыл о словах Мойкова, едва вышел на улицу. Перед цветочным магазинчиком на углу я остановился. Хозяином здесь был итальянец, и наряду с цветами он продавал еще фрукты-овощи. Цветы у него были отнюдь не всегда первой свежести, зато дешевые.

Сейчас он стоял в дверях. Тридцать лет назад он приехал сюда из Каннобио[28], а меня однажды выдворили в этот городишко из Швейцарии. Теперь это нас связывало. Благодаря чему я покупал у него овощи за полцены.

– Как дела, Эмилио? – поинтересовался я.

Он пожал плечами.

– В Каннобио сейчас, наверно, хорошо. Самое время купаться в Лаго-Маджоре[29]. Если бы только не эти проклятые немцы!

– Ничего, недолго им там оставаться.

Эмилио с озабоченным лицом теребил усы.

– Боюсь, как бы они все не разрушили, когда будут уходить. И Рим, и Флоренцию, и мой прекрасный Каннобио.

Мне нечем было его утешить: я тоже ничего другого от соотечественников не ждал. Поэтому сказал только:

– Красивые цветы!

– Орхидеи, – ответил он, мгновенно оживившись. – Совсем свежие. Ну, довольно свежие. И дешевые! Только кто в нашем районе станет покупать орхидеи.

– Я, – сказал я. – Если, конечно, очень дешевые.

Эмилио снова потеребил усы. Они у него были щеточкой, как у Гитлера, и придавали ему сходство с брачным аферистом.

– Доллар за штуку. Здесь две. Это уже со скидкой.

Я лелеял смутное подозрение, что Эмилио связан с похоронной фирмой и нередко делает у нее оптовые закупки. В крематории родственники оставляли груды цветов на гробах своих усопших; перед самой кремацией специально приставленный к этому делу человек отсортировывал цветы и годные пускал в дело. Венки, разумеется, сжигали вместе с покойниками. Я давно заметил, что у Эмилио часто бывают в продаже белые розы и лилии. Даже слишком часто. Но предпочитал не придавать этому значения.

– А вы можете ее послать?

– Далеко?

– На Пятьдесят седьмую улицу.

– Почему нет, – сказал Эмилио. – Даже в пергаментной бумаге.

Я написал адрес Марии Фиолы и заклеил конверт. Эмилио радостно мне подмигнул.

– Наконец-то! – заявил он. – Давно пора!

– Глупости! – невозмутимо ответил я. – Это цветы для моей больной тетушки.

Я направился в магазин готового платья. Располагался он, правда, на Пятой авеню, но Мойков объяснил мне, что там дешевле всего. Густой дух самоуверенной, сытой буржуазности обдавал меня со всех сторон, пока я бродил между бесконечными шеренгами костюмов. Пусть Мойков зубоскалит сколько душе угодно: для того, кто не видел ничего подобного прежде, этот поход в магазин был поистине захватывающим приключением. Здесь было все, чего никогда не допускала жизнь беглеца с его скудным походным багажом: стабильность, покой, расслабленность, жилье, тишина за рабочим столом, книги – осознанное, созидательное существование, культура, будущее.

– Я бы предложил вам легкий летний костюм, – посоветовал продавец. – В Нью-Йорке в ближайшие два месяца будет страшная жара. И духота.

Он показал мне светло-серый костюм без жилетки. Я пощупал материю.

– Материал не мнется, – объяснил продавец. – Его можно сколько угодно складывать, и он почти не занимает места в чемодане.

Я невольно пригляделся к материалу чуть пристальнее; вот что идеально подходило бы для эмигрантских скитаний, подумал я. Но тут же отбросил эту мысль: хватит жить и думать по-походному.

– Только не серый, – сказал я. – Синий. Темно-синий.

– На лето? – усомнился продавец.

– На лето, – ответил я. – Легкий летний костюм. Но темно-синий.

Вообще-то я предпочел бы серый, однако остатки вековых традиций моего воспитания не позволяли мне на это решиться. Синий костюм выглядит серьезней. В нем я мог пойти и к Реджинальду Блэку, и к Марии Фиоле. Синий годится на все случаи жизни – это тебе и дневной костюм, и утренний, и вечерний.

Меня отвели в примерочную кабину с зеркалом в рост человека. Стянув с себя старый костюм, унаследованный от Зоммера вместе с именем и фамилией, я какое-то время задумчиво изучал себя в зеркале. Последний раз у меня был синий костюм, когда мне было двенадцать; его еще отец покупал. Через три года отца убили.

Я вышел из кабинки. Продавец сделал восторженное лицо и принялся осматривать меня со всех сторон. На затылке у него я успел заметить уже почти затянувшийся фурункул, аккуратно залепленный кусочком пластыря.

– В самый раз! – заявил продавец. – Сидит как влитой! Даже если шить на заказ, вам бы лучше не сделали.

Я еще раз глянул на себя в зеркало. На меня смотрел серьезный незнакомый мужчина с выражением смущения и растерянности на лице.

– Вам завернуть? – спросил продавец.

Я покачал головой.

– Прямо так и пойду, – сказал я. – Заверните старый.

В голове у меня проносились самые разные мысли. Этот ритуал примерки и смены платья таил в себе нечто символическое. Казалось, будто вместе с костюмом покойного Зоммера я слагаю с себя какую-то часть моего прошлого. Нет, я ее не забыл, но отныне она будет жить не только во мне. Какое-то подобие будущего забрезжило в моем сознании. Старый костюм был тяжелый, а новый – как пушинка, я чувствовал себя в нем почти голым.

Медленно брел я по улицам, пока не оказался возле магазина братьев Силверов. Александр стоял в окне с расписным барочным ангелом восемнадцатого столетия в руках – он декорировал витрину. Увидев меня, Александр выронил ангела. Я невольно вздрогнул, но хрупкий ангел целым и невредимым приземлился на рулон алого генуэзского бархата. Силвер поднял ангела, расцеловал и взмахом руки позвал меня войти.

– Вот, значит, как вы проводите время, – сказал он. – Я-то думал, вы были у адвоката.

– И у него тоже, – ответил я. – И у портного. Давно было пора.

– Вы похожи теперь на мошенника. Или на карманника. А пожалуй, даже на брачного афериста.

– Вы угадали. Я сегодня дебютировал во всех трех амплуа сразу. К сожалению.

Силвер расхохотался и вылез из витрины.

– Вы ничего не замечаете?

Я посмотрел по сторонам и покачал головой.

– Да вроде ничего нового, господин Силвер.

– Нового-то ничего, но и кое-чего старого недостает.