Катарина - Кристина Вуд

обихода германцев различных эпох: какие-то сохранились в привычном состоянии, а какие-то были весьма потрепаны временем.

— Вы фройляйн Штольц? Меня зовут Бертольд.

Мужской дряхлый голос, прозвучавший из ниоткуда, поначалу заставил испуганно остановиться. Но когда из-за очередного прилавка выглянул горбатый седовласый старик, я тут же пошла ему навстречу.

Почему-то я была не удивлена, что старик узнал мое «немецкое» имя. Вероятно, Артур все рассказал.

— Да, я… я Китти, — неуверенно подтвердила я, убрав с прохода висящий талисман причудливой овальной формы. — Артур… он у вас?

— Т-с-с… — прошипел старик, осторожно поднося к губам указательный палец. — Мальчик только недавно заснул. Не хотелось бы его тревожить.

Бертольд добродушно улыбнулся, а его сморщенная ладонь оперлась на трость.

— Но мы приехали за ним, как только… Его мама… она очень волнуется, — жалобно пискнула я. — Пожалуйста, мы должны его забрать.

Мужчина метнул взгляд серых морщинистых глаз на дверь позади меня.

— «Мы» это вы и тот бравый офицер, что разговаривает на входе? Кажется, сам гер Мюллер к нам пожаловал.

— Что стряслось, Берти?

Сначала раздался сонный старушечий голос, а затем в проходе появилась бабушка невысокого роста с добродушными чертами лица. Морщинистыми ладонями в нездоровую крапинку она не спеша пригладила прядь пепельных волос и с интересом оглядела меня бледно-зелеными, выцветшими глазами.

— Фройляйн Китти пришла за малышом, — сообщил старик уставшим голосом.

— Я уже поняла, Берти, — мягко ответила она, улыбнувшись ободряющей улыбкой. — К чему такая спешка, милая? Всего без четверти шесть! Заходи к нам на чай, нам есть что обсудить.

— Если только на пять минут…

Отчего-то я доверилась милой старушке, и обеспокоенно обернулась в сторону выхода. Мюллер продолжал без особого энтузиазма выслушивать доклады полицейских. Затем вновь оглядела странную седовласую парочку. Бабушка медленно кивнула, покрепче укутавшись в шерстяной платок, а дедушка, хромая, последовал к одному из прилавков.

— Меня Гретель зовут, но ты можешь звать меня Ургус, — произнесла старушка, отводя меня в жилое помещение.

Я нахмурилась, пытаясь понять, что означало «Ургус» на немецком, но тут же послушно кивнула и огляделась. Она привела меня в просторную комнатушку без окон с большой двуспальной кроватью у стенки. На ней под двумя одеялами сладко сопел Артур, свернувшись калачиком. Я мысленно выдохнула с облегчением, как только заприметила его светлую макушку.

Помещение выглядело просторным за счет светлых стен, но обставлено мебелью было до последнего. Большой деревянный шкаф, пропахший стариной, парочка зеркал на стене, круглый обеденный стол с белоснежной скатертью, окруженный тремя стульями, и открытый патефон.

— Ты проходи, не стесняйся, — Гретель кивнула в сторону стола, а сама принялась разливать чай в чашечки из белоснежного фарфора. — Не переживай. Мальчик в целости и сохранности. Он долго смотрел на наши витрины, не решаясь зайти, вот мы и заприметили его. Берти тут же пригласил мальчонка, а он нам и рассказал, что потерялся.

— Спасибо, — прохрипела я, ладонями обволакивая чашку со струящимся паром, и вдохнула нотку знакомого аромата. — Это зверобой и мелисса? Очень приятный тонкий вкус.

Ургус присела напротив, направила в мою сторону бледно-зеленые глаза и медленно кивнула.

— У себя на Родине ты наверняка заваривала и не такие травы.

Я вскинула на нее удивленный взгляд с малой толикой испуга и мгновенно затаила дыхание.

— Как бы ты не старалась скрыть русский акцент, он все равно проявляется, — мягко сообщила бабушка с добродушной улыбкой. — Не волнуйся, я никому не скажу. У меня девяносто лет за плечами прожито, и губить молодые судьбы напоследок я не желаю, — она по-матерински накрыла мою холодную ладонь своей теплой и морщинистой. — Артур пол ночи говорил о тебе, знал, что ты с тем молодым офицером за ним вернешься. Мальчик он больно необычный, но светлый как ангел. Беречь его надо, нынче таких не жалуют…

Женщина развернула мою руку и принялась что-то внимательно рассматривать на внутренней стороне ладони. Некоторое время она медленно водила тонким сухим пальцем по изгибам ладони и мимолетно улыбалась.

— Я не… простите, я не знаю, что сказать… — растерянно промямлила я, продолжив ощущать тепло ее шероховатой старческой руки.

— Вижу беспокоит тебя что-то. Не зря судьба тебя ко мне привела. Знаешь что-нибудь о скандинавских рунах? Они могут тебе помочь.

Старушка не спеша встала со стула, болезненно схватившись за поясницу, и поплелась к шкафу. В воздухе раздался скрип двери, и через несколько секунд она вернулась за стол, кладя на скатерть коричневый мешочек.

— Мать моя имела шведские корни, вот и научила помогать себе и другим с помощью рун.

Я покачала головой, дав понять, что и знать не знала о чем говорила Ургус.

— Правильные руны сами просятся в руки, милая, — заговорщически произнесла бабушка, звонко помешав мешочек с неизвестным содержимым. Она высыпала на стол круглые деревяшки размером с монету, на которых были выгравированы неизвестные символы. — Возьми каждую руну в руки и перемешай их. Да только все то время не переставай думать о своих проблемах. Формулируй вопросы настолько четко, насколько хочешь узнать ответ.

Я сделала все в точности, как и сказала Гретель. Затем сложила все деревяшки обратно в мешочек и вытащила ровно три, положив их перед собой. Ургус тщательно рассмотрела их вблизи, чтобы лучше разглядеть, с минуту покачала головой и одарила меня вымученной улыбкой.

— Что-то не так? — обеспокоенно спросила я.

— Первая руна слева показывает твою личность, дитя. Она раскрывает то, как ты относишься к жизни, к окружающим тебя людям и показывает одну сторону вопроса, который тебя одолевал в тот момент, когда ты доставала руну, — дрожащими от старости пальцами она медленно взяла ее в руки и пару секунд повертела в воздухе. — Вторая олицетворяет испытания, с которыми ты сталкиваешься изо дня в день. А третья руна повествует о результате, к которому тебе нужно стремиться.

Она подняла на меня тяжелый мрачный взгляд, и по всему телу тотчас же пробежалась холодная дрожь.

— Что… что меня ждет? — с опаской пискнула я, затаив дыхание.

— Тяжелая судьба тебе с детства еще была уготована… Не должна была ты родиться, все вокруг твердили об этом, — тихо произнесла Гретель, сея панику в моей душе. — Но ты сильная девочка, справишься. Господь не посылает испытаний, которые нам не по силам. Не переживай, уедешь ты отсюда, дитятко. Вот только… только сердце свое здесь оставишь…

Я ахнула, затаив дыхание. Откуда было знать простой немецкой старушке о моем детстве? Я ведь видела ее впервые! Да и руны те обладали каким-то магическим ореолом, что аж дурно становилось от правды той.

— Сердце? — удивилась я, отчего-то перейдя на шепот. — Как я могу здесь сердце