Вверх тормашками в наоборот - Ева Ночь

  А вокруг откуда-то появились люди, люди, люди... Бежали со всех сторон. Мужики добивали агонизирующего кольцеглота и ругались так, что даже не слишком правильные меданы закрывали уши детишкам помладше... Но всего этого Геллан уже не видел. Зато видела Мила.

  Она посмотрела на Уму, Аттиту и Дару. Перемазанные, грязные, напуганные и оттого немного злые. Меданы пытались привести в чувство Геллана, шептали что-то и хлопали по щекам, отчего походили немножко на сумасшедших. Дара смотрела Миле в глаза. Серьёзно и пристально.

  - Мы победили, - твёрдо сказала Мила, впервые в жизни забыв, что она заикается...

  Глава 32

  Пой, Милашка, пой! Геллан

  Голоса накатывали волнами, дробились, пульсировали эхом, повторялись бесконечно, назойливо и как будто сквозь толщу воды. Хотелось мотнуть головой и вытрясти звуки из ушей, чтобы настала тишина.

  - Мы победили-или-или-или... - это сказала, кажется, Мила

  - Он без сознания! В себя не приходит-одит-одит-одит... - кажется, Ума.

  - Расступитесь-итесь-итесь-итесь! - властный голос Иранны.

  Уверенные руки проходятся по всему телу, пальцы сжимают узкий разрез чуть выше лодыжки. Резкая боль и темнота...

  В руках Иранны молнией сверкает нож. Она уверенно вскрывает почерневшую и вспухшую рану. Дара тихо ойкает.

  - Там яд. - отрывисто говорит муйба и начинает массировать ногу, выдавливая чёрную густую кровь.

  - Надо ртом, - бормочет Дара.

  Ведьмы смотрят на неё, как на сумасшедшую, а Иранна бросает острый взгляд и кивком головы подзывает к себе. Повторять дважды не нужно: Дара садится на колени и впивается ртом в узкую рану, отсасывает и сплёвывает, отсасывает и сплёвывает. До тех пор, пока кровь не становится нормального цвета.

  - Прижечь, - говорит она, задыхаясь. - Раскалённым ножом.

  Ивайя высекает огонь из пальца. Иранна водит ножом над пламенем, а затем прикладывает лезвие к узкому разрезу. Геллан дёргается и шипит, но нога зажата руками Дары и Милы. Тёмные короткие кудри и коса цвета эхоний. Только это удерживает его от ругательств.

  - С возвращением. - кидает муйба. Глаза её горят, а лицо безмятежно спокойно. Ни морщинки, ни чёрточки у жестких губ.

  - Не дождетесь, - произносит он слабо.

  В ушах - вата и шум, в глазах - волны и качка. Он пытается приподняться на локтях.

  - Ты бы полежал немного, сынок.

  Отрицательно мотает головой и упрямо пытается сесть. С пятой попытки ему это удаётся. Дара утирает рот рукавом. Он помнит её горячие губы.

  - Воды! - кричит девчонка.

  Кто-то приносит ведро и черпак.

  - Пей! - жестко приказывает она и тычет черпаком в зубы. Хочется засмеяться, но он не смеет, покорно пьет холодную ключевую воду. Ледяную, обжигающую, вкусную до сладости.

  - Т-ты ж-ж-жив, - плачет Мила и подпирает его плечом сбоку.

  Плачет тихо, почти беззвучно, глотая слёзы и не решаясь их утереть.

  - Не плачь. Меня невозможно убить, - пытается иронизировать. Голос срывается и плавает, как щепка в водовороте, - кольцеглот и тот подавился.

  Получив свободу, распрямляясь, радостно хлопает крыло. Второе саднит и неуклюже прячется в обрывках одежды. Правой стороне повезло чуть больше.

  - Помыться и переодеться, - командует меданами Иранна.

  Никто не спорит, что удивительно. Напуганы. Тёмную тварь разрубили на куски. К остывающей липкой крови жадно присосались набежавшие со всех сторон ткачики.

  - Фу, какая мерзость, - кривится Дара с отвращением.

  - Хоть землю очистят. А то год ничего расти не будет, - тихо говорит он и пытается подняться.

  - Посиди уж. Ты знал, да?.. Вырядился с утра, как самурай, словно народ попугать. А сам знал.

  - Не знал. И даже не предчувствовал. Решил ночью быть всегда готовым к... неприятностям.

  - Всё из-за меня. Если бы не я... здесь было бы спокойно... Зачем я только сюда провалилась-то, господи...

  - Дара.

  - Ну что, Дара, что Дара?!

  - Здесь уже было неспокойно, поэтому не преувеличивай собственную значимость.

  Ему удалось сказать это едко, с насмешкой. Девчонка выпрямилась, сжала губы и замолчала. Именно этого он и хотел. Не хватало ещё, чтобы меданам в головы влезла эта чушь. Хорошо, что всем было не до девчоночьих сетований.

  Он поднимается с земли, пошатывается, морщится от боли в ноге. Терпимо, могло быть и хуже.

  - Спасибо, - говорит тихо и прикасается к пальцам Дары.

  - За что? - девчонка дёргает плечом и упрямо смотрит куда-то вперёд.

  - Провалялся бы долго. Яд отсасывают и прижигают рану только стакеры. Остальные... либо учатся у них случайно, либо по-старинке.

  - Я ни у кого не училась. По телику видела в каком-то фильме.

  Лучше не забивать голову её словами. Всё равно не понять.

  - И тебе спасибо, - говорит он Миле и прижимается губами к тёмной макушке.

  Сестра доверчиво льнёт к нему. Впервые за то время, как не стало Пора. Маленький зверёк становится наконец-то девочкой...

  - Геллан, - зовёт Иранна.

  - Я скоро. И поедем домой. На сегодня хватит впечатлений.

  - Потрясений - ты хотел сказать.

  Он не спорит. Только оглядывается на две фигурки. Повыше и поменьше. Тёмные кудри и волосы цвета эхоний... И, прихрамывая, идёт вслед за Иранной. Судя по всему, девчонки видят его голый зад, но лучше об этом не думать.

  - Он к-к-красивый, п-п-правда? - тихо говорит Мила.

  Дара мычит что-то нечленораздельное и старательно смотрит на тонкое кожаное крыло Геллана...

  - Ты петь умеешь? - спрашивает она вдруг невпопад и, оторвав взгляд от прихрамывающей фигуры, смотрит на Милу.

  Девочка недоуменно хлопает глазами, открывает и закрывает рот, затем отрицательно мотает головой.

  - А зря. Тебе надо петь. И тогда ты сможешь говорить.

  Мила всё ещё не понимает.

  Дара смешно складывает ноги - скручивает кренделем, усаживается поудобнее и, сверкая глазами, объясняет:

  - Когда ты поёшь, звуки тянутся. И тогда легче произносить слова. Они становятся частью музыки, понимаешь? Научишься петь - научишься говорить. У тебя получится.

  Мила смотрит, как жестикулирует Дара: небрежно встряхивает кистями, шевелит пальцами. Что слова, что жесты даются ей легко, плавно, без усилий. Как песня...

  - Давай я тебя научу нашей песенке, простой и детской.

  И Дара, взмахнув руками, прокашлявшись, затягивает:

  Жили у бабусиии

  Два весёлых гуууся!

  Один серый, другой белый

  Два весёлых гуууся!

  - Повторяй! - командует она и в такт песне дирижирует:

  Жили у бабусии...

  Мила робко, почти без голоса, шевелит губами вслед. Затем, осмелев, добавляет свой робкий голосок к Дариному задорному: