Пираты Короля-Солнца - Марина Алексеева

— А вы случайно монетку не подбрасывали, кого искать — ребенка или женщину? Орел — ищите ребенка, решка — ищите женщину?

— Вам не стыдно?

— Я только шутил… Черт возьми, потрясающая фраза! И как вовремя мама ее ввернула этому некоронованному королю! Он ей: 'Я предлагаю вам то-то, то-то и то-то… если вы согласитесь…", а она ему: "Хи-хи-хи, господин кардинал, я только шутила…"

Гримо вздохнул.

— Никаких монет мы не подбрасывали. Мы сразу решили разыскивать ребенка. Но если вы скажете что-нибудь против нашей госпожи, я с вами разговаривать не буду!

— Ты и так со мной не разговариваешь.

— Я? Да я никогда так много не говорил!

— Правда, черт возьми! Я и не заметил. Ты сегодня выболтал свою годовую норму.

— Даже язык болит с непривычки, — пожаловался Гримо.

— Но послушай, дальше мама пишет о том, что существует закон, по которому женщина, подбросившая своего ребенка, будет осуждена на смерть. Разве ее подруга-иезуитка не знала об этом законе, так ее подставляя? И я мог стать причиной ее смерти, а не спасения!

— Это еще надо было доказать, — вздохнул Гримо.

— Что я — Малыш Шевретты?

— Вас привез в дом священника в Рош-Лабейле барон де Невиль. Герцогиня благополучно сбежала за границу. Искали женщину с ребенком, кардинал, наверно, не предполагал, что Шевретта отважится расстаться со своим Малышом. Но она это сделала ради вас. И еще — она не боялась доверить вас 'господину аббату' . А во Франции она уже была почти осуждена. Как заговорщица и по закону, о котором вы сейчас говорили. И вообще — не мешайте мне читать "Дон Кихота' !

— Читай, читай. Я только спросил. Но Гримо тупо смотрел в книгу, по десять раз перечитывая одну и ту же строку. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский даже не успел начать свой первый поход.

— Господин виконт! — на этот раз позвал Гримо.

— Ну, что тебе? — отозвался Рауль, увлеченный чтением "Записок".

— Отвлекитесь на минутку, — попросил Гримо.

Рауль неохотно отложил рукопись.

— Вот это да! — сказал он восхищенно, — Теперь я понимаю, почему прежнее поколение так иронически относится к нам, "современным молодым людям". Черт возьми, Гримо, обидно признать, что мы с нашими романами, дуэльками, интрижками в подметки не годимся нашим родителям. Вот время было!

— Не прибедняйтесь, господин виконт. Надеюсь, вы все-таки превосходите своих ровесников во многом.

— В глупейшей навивной доверчивости, бесспорно, — проворчал Рауль.

— Да перестаньте! Вы знаете о своем превосходстве, и все они чувствуют это ваше превосходство. И ваши новые друзья это чувствуют. Вы, может, и не замечаете, но мне-то со стороны виднее.

— О-ля-ля, Гримальди! Ты, правда, так думаешь, или взялся утешать Малыша Шевретты?

— Вот-те крест! — перекрестился Гримо.

— Но я же сын Атоса! Разве я могу вести себя так, как бедняжка де Сент-Эньян!

— Вы сказали 'бедняжка' ? — усмехнулся Гримо.

— Ну да, бедняжка и есть. Нагнали мы с Портосом страху на этого певца пастушек и фонтанов. Вот кто — мальчик из Фонтенбло, а не мы, правда? А то у меня впечатление, что капитан…

Гримо махнул рукой.

— Не берите в голову. Вы еще себя покажете.

— А согласись, во времена Людовика XIII дуэль состоялась бы.

— Еще бы! Покойный король сам науськивал своих мушкетеров. А они были в юности весьма безбашенными ребятами.

— Тогда мне положено быть безбашенным вдвойне, — сказал Рауль, перелистывая рукопись, — Матушка, чьи записки я сейчас дочитываю, дама настолько же прелестная, настолько же и безбашенная.

— При Людовике Тринадцатом это называли сумасбродством. Но Людовик Четырнадцатый — убежденный противник дуэлей, разве вы этого не понимали?

— Понимал, конечно. Потому и вызвал фаворита. А сейчас бы я знаешь, что сказал бы им — королю и Сент-Эньяну: 'Я ТОЛЬКО ШУТИЛ' .

— Серьезно? — спросил Гримо с сомнением.

— Вот-те крест! — перекрестился Рауль.

И они расхохотались.

— Кстати, господин де Сент-Эньян тоже сделал для себя кое-какие выводы. Раньше он считал себя неуязвимым. А после вашего вызова он чаще брался за шпагу, чем за перо и подолгу тренировался с лучшим учителем фехтования. Это пошло ему на пользу: физиономия несколько осунулась, сбросил лишний жирок, изнеженный пастушок Аминтас стал более… спортивным, что ли.

— Как ты его назвал?

— Пастушок Аминтас. Только это он сам так себя назвал. Знаете эту байку?

— Знаю, конечно. Тупость невероятная!

— Поэтому он и смог какое-то время противостоять вашему приятелю де Монваллану, когда тот спровоцировал поединок. Я верно назвал фамилию Гугенота?

— Верно. Видишь, мы все-таки не совсем ничтожества.

— Особенно вы, Малыш Шевретты.

— Скажи-ка, Гримо, раз уж ты все про всех знаешь, Гугенот нанес фавориту серьезную рану? Шрам на умильной физиономии Аминтаса останется?

— Вас это очень волнует? Вам жаль фаворита?

— Мне жаль Гугенота.

— Анж де Монваллан прошел школу гасконца и прекрасно владеет шпагой. Он отлично контролировал ситуацию и только слегка царапнул румяную щечку Сент-Эньяна. И следа не останется.

— Слава Богу! А ведь Гугенот хотел только выбить оружие.

— Да господин фаворит должен бы поблагодарить и вас и Гугенота. Дамы считают его теперь более интересным.

— Меня Гугенот беспокоит. Будущее его. Эта история сорвала его… личные планы.

— Вы же понимаете — воспитание гасконца. Он не мог поступить иначе. И де Невиль не мог иначе выразить свою солидарность с Гугенотом.

— А у Д'Артаньяна остался только Жюссак. Остальные — молокососы, там всеми делами рулила эта троица.

— Гасконец натаскает молокососов. И непременно уладит дело с Гугенотом. И теперь, когда наконец-то все встало на свои места, тайны больше нет, живите да радуйтесь. И помните, что вас ждет белая яхта 'Виктория' , прекрасный гнедой конь и все наши, а они вас очень любят. А все эти шашни, интрижки — да бросьте вы о них думать! Будьте выше этого.

— Это все вздор. Морок какой-то. Но я… ухитрился ввязаться в другие интриги, посерьезнее, чем дурацкая история, из-за которой я так стремился заколоть бедняжку Сент-Эньяна. Поверь, это дело нешуточное. Вполне в духе прошлого царствования.

— Что вы еще натворили? — с тревогой спросил Гримо.

Рауль махнул рукой.

— О Господи! — простонал Гримо, — Беда мне с вами. Вас, как дитя малое, без присмотра оставлять нельзя. Скажите же, Христом-Богом вас заклинаю, вместе что-нибудь, да и придумаем.

— Читай Сервантеса, — сказал Рауль.