Последыш III (СИ) - Мах Макс

И в самом деле, что с того?! Бармин уже совсем неплохо знал историю вопроса. Конечно, Киев — мать городов русских и все такое, но, правду сказать, последние пятьсот-шестьсот лет империю создавали и двигали вперед именно западные княжества, столь тесно связанные с Европой, что у любого князя, — да у того же Менгдена, к слову сказать, — половина европейских аристократов в ближних и дальних родственниках ходит. В Литве, Новгороде и Пскове, в Новогрудке и Вологде — университеты уже лет по пятьсот-шестьсот существуют, а еще у них, у западников, развитая промышленность, порты на Балтике и на Белом море, колонии на Дальнем и Ближнем востоке, в Центральной Азии и в Экваториальной Африке. Старый запад образованнее и богаче восточных княжеств, но власти у него гораздо меньше. Династия — Ягеллоны только по названию. Тот же Михаил намного больше Ягеллон, чем князь Андрей Северский или сам император. А перенос столицы в Новгород обкорнал и ослабил само княжество. Одно название, что Новгородское, княжеский-то стол находится теперь в Старой Руссе. Недовольство давно копится, переходя порой в самый настоящий гнев. И тут каждое лыко в строку, но не все это понимают. Вот князь Северский не дурак, он видит, куда ветер дует, а что касается его брата…

Прошлый император был злобным идиотом, потому что еще пару раз самодержцу, может быть, и удастся подавить недовольство, как получилось с неудачным мятежом, в котором участвовали Менгдены, но, если однажды запад поднимется весь и по-настоящему, династия может и не устоять. Андрей Северский это понимает и дочь свою воспитал правильно и отдал замуж за правильного человека, а вот императора, хоть он и не похож, вроде бы, на своего дядю, временами заносит. Не следовало ему разрешать столь откровенно грубый наезд на Менгдена — сына и внука хорошо известных на западе мучеников, которому ты сам же передал титул. Но не удержался, слишком велик был соблазн «укоротить мальца». Вот Запад и показал зубы. Пока еще не фронда и не мятеж. Все в рамках имперских законов, но по факту Старый Запад впервые за много десятилетий выступил единым фронтом. Оттого и щедрость императорская: чтобы заткнуть рот тем, кто станет говорить, что император не любит и не уважает западные княжества. Вот и бросил кость: Менгдену компенсация за «нечестное судейство», западу — возвращение к статус-кво, в котором среди прочего есть место и для Западной пятины.

— Получается, нам повезло, — резюмировал Бармин свои размышления.

— Знаешь, что говорит по этому поводу Федор?

— По поводу везения? — уточнил Ингвар.

— Да, — кивнула Мария. — Он говорит, что везет только тем, кому положено, хотя и через раз.

— Прогноз с пятьюдесятипроцентной вероятностью? — усомнился Бармин.

— Лучше, чем ничего, — улыбнулась княгиня.

— Вопрос, чем придется платить?

— Смотря кому, — Мария стащила у него сигарету и хотела было прикурить от свечки, но Ингвар ее опередил, щелкнув зажигалкой.

— Западникам… Императору… Он ведь тоже с нас свой процент стребует.

— Лучше заплатить с того, что есть, чем не платить и не иметь, — философски заметила Мария, выдыхая дым. — Видишь, на этот раз даже не закашлялась!

— Молодец! — похвалил Бармин. — Но лучше не начинай, чтобы потом не надо было бросать!

— Что тебя тревожит? — неожиданно спросила Мария.

— Как-то все слишком просто… Знаешь, есть такая народная песня… Не помню, где-то я ее слышал. Может быть, на Груманте? Не суть. Слова в ней простые:

— Ты это к чему? — нахмурилась красавица.

— К тому, что вот жил я на острове без имени и без будущего. Потом случилась эпидемия, и все умерли. Кроме меня. Потом я жил там один. Довольно комфортно по тем обстоятельствам, если не считать конечно факта одиночества. Но затем меня нашли и вывезли на Большую землю. А там… Сначала замок бабушки и, какое ни какое, но имя. Да и бытовые условия резко улучшились. Ольга организовала мне ночное синема… Никогда не видела ее снов?

— Видела.

— Ну, и как?

— До костей пробирает, — улыбнулась Мария.

— Что приснилось-то?

— Неважно! — смутилась женщина. — Это наше, девичье. Тебе не надо.

— Как скажешь, — усмехнулся в ответ, Бармин, пытаясь представить, что же такое могла наворожить Ольга, что Марии теперь об этом рассказывать стыдно. — Вернемся ко мне…

— Можешь не продолжать, — перебила его Мария. — Титулы, невесты, деньги… Все само идет в руки. Ты об этом?

— Скажешь, нет?

— Тебя дважды убили, — напомнила жена. — А сколько раз покушались? Ты сам договаривался с людьми. Даже с моим отцом… Я… В общем, я знаю, о чем вы говорили на охоте. Подслушала, когда он маменьке рассказывал. Ты его отлично сделал, и это при том, что ему все равно деваться было некуда. Он должен был отдать тебе графство.

— Он мне ничего не должен, — возразил Бармин.

— Должен, — поморщилась, как от оскомины, Мария. — Полагаю, ты знаешь, в каких отношениях состояли моя мать и твой отец? Только не ври мне, пожалуйста, что не знаешь!

— Знаю, — признал Ингвар, немало удивленный тем, что Мария тоже знает предысторию истории.

— Ты, Инг, брат моих братьев, как никак. Спасибо, еще, что не мой.

— Ты знаешь, кто твой настоящий отец? — Раз уж зашел такой откровенный разговор, так отчего бы не спросить.

— Как ни странно, мой отец — мой отец. Просто к тому времени, как маменька захотела еще одного ребеночка, технология ЭКО́[119] была уже доведена до ума, а рожать от кого-нибудь, кроме твоего отца, мать не захотела. Такая, знаешь ли, история любви. Так что, и тут тебе не с неба свалилось. Это история троих близких друг другу людей: женщины и двух мужчин, один из которых не мог быть с ней точно так же, как Петр не может быть с Варварой.

— И тебя это не расстраивает? — осторожно спросил Бармин, удивленный тем, что эта молоденькая женщина так спокойна, даже при том, что знает все про всех.

— Сначала, когда мама рассказала, я, было, пришла в ужас. А потом успокоилась. Это жизнь. Что тут скажешь?

«И в самом деле, что ту скажешь? — покачал Бармин мысленно головой. — Это жизнь!»

Глава 9 (2)

2. Двадцать восьмое ноября 1983 года

Обычно, колеса государственной машины вращаются так медленно, что тот, кто дал им ход, успевает состариться и умереть, — или, как минимум, забыть, в чем там было дело, — пока они наконец завершат полный цикл своего вращения. Однако, если такова воля самодержца, дела пойдут куда быстрее. И Бармин смог в этом убедится уже на следующий день после исторической встречи в кремле. Первым делом, уже в 8.00 утра в Ковенское палаццо прибыл нарочный из императорской канцелярии. В доставленной им депеше, адресованной лично графу Менгдену, содержалась настоятельная рекомендация задержать отлет на коронацию в Гетеборг до двух часов пополудни. Причина задержки, — а Ингвар и Мария действительно собирались покинуть Новгород как можно раньше, — была Бармину, в принципе, понятна, но, если у него еще оставались на этот счет какие-либо сомнения, они были рассеяны утренними выпусками новостей.

Сначала в коротком коммюнике императорской канцелярии, опубликованном во всех центральных газетах, а затем, — со всеми подробностями, — в выпуске девятичасовых новостей по 1-му Новгородскому каналу телевидения, гражданам империи было сообщено, что императорским указом от 25.11.83, - то есть, не вчера, конечно же, и даже не позавчера, — графу Ингвару Менгдену четвертому своего имени возвращены его второе родовое имя и наследственные титулы, в связи с чем отныне он официально именуется следующим образом: Его Светлость Ингвар IV князь Острожский, граф Менгден, посадник Ревельский и Юрьевский, хёвдинг[120] Карелы, Орехова и Выборга. В контексте этого сообщения становились понятны и другие новости: об официальном признании императором Иваном VIII притязаний графа Менгдена на первенство в обоих ветвях клана Менгден — Балтийской и Ладожской с передачей ему замка Тарха на озере Сестрорецкий Разлив, а также о подтверждении прав князя Острожского на корону Северной марки, именуемой так же Западной пятиной с резиденцией в замке Тоомпеа в городе Ревель. Ну, а в 14.00 в палаццо прибыл офицер императорской фельдъегерской службы и передал Бармину спешно подготовленные тексты императорских указов, — пергамент из телячьей кожи, черная, красная и золотая тушь, шелковые ленты трех цветов и печати красного, коричневого и золотого сургуча, — сопровождаемые длинными списками передаваемого Ингвару имущества, находившегося до сих пор под управлением Короны, и картами возвращаемых ему наследственных вотчин, а также положенные Бармину по новому статусу регалии. Всего этого было много: указы лежали в специальных плоских шкатулках из полированного красного дерева, инкрустированного резной костью и эмалевыми медальонами с изображением императорских регалий: короны, скипетра и державы, а сопроводительные документы, — подробные описи имущества, карты, архитектурные планы и прочее все, — в папках из красной с золотым теснением кожи. Изучать их сразу не стали, — на это просто не было времени, — ограничились лишь телеграммами и телефонными звонками всем лично заинтересованным в этом деле людям: женам Бармина, Варваре и другим его родичам, а также князьям Ягеллону, Северскому, Северскому-Бабичеву и Глинскому, кронпринцессе Ульрике Катерине, барону фон Лагна и некоторым другим важным адресатам. А за сами бумаги засели уже в конвертоплане, вылетев в пять часов вечера из Новгорода в Гетеборг. Лететь было далеко, — почти тысяча километров, — и времени хватило на все.