Севастопольский конвой - Богдан Сушинский

Теперь Жуков был уверен, что в день «Х» войска сектора действительно способны будут перейти в наступление, дабы поддержать моряков десантного полка. Вот только перебросят ли сюда сам полк? С каждым днем уверенности в этом у адмирала становилось все меньше, слишком уж очевидна оторванность Одесского оборонительного района от основных сил Красной Армии.

Впрочем, если и перебросят, то насколько его десантирование позволит продлить агонию оборонительного района, а значит, и всего сражающегося города? При всем мыслимом приукрашивании «Совинформбюро» ситуации на фронтах адмиралу было ясно: с каждым днем она лишь усугубляется. А значит, о деблокировании города не может быть и речи. Все надежды на то, что советские войска вот-вот сумеют вернуться хотя бы к устью Южного Буга, развеялись, как романтические грезы. В то же время обеспечение обороны Одессы становится все более затратным и жертвенным, ведь очевидно было, что технические и людские резервы флота истощены.

– Товарищ контр-адмирал, – обратился к нему Пучков, выслушав доклад дежурного офицера. – Шифрограмма от командира конвоя капитана первого ранга Калугина и командира 157-й дивизии полковника Рогова. Сообщают, что в отряде кораблей, а также среди личного состава дивизии и маршевых рот никаких потерь нет, и что оба они готовы перейти на борт эсминца.

– Передай: встретимся в штабе, – сухо ответил Жуков и тут же объяснил: – Не будем суетой на рейде привлекать внимание вражеской разведки.

Пока конвой подтягивался к ближнему рейду, адмирал заставил командира эсминца рейдерски пройтись по заливу, а затем выйти в открытое море и какое-то время идти курсом на юго-запад, к горловине Сухого лимана, помня при этом, что румынские части уже орудуют на его западном берегу. Командующий давно мечтал о том, чтобы, пройдясь по рейду, осмотреть, насколько это возможно, всю приморскую часть города. И вот сейчас, когда его желание осуществилось, Жуков неожиданно открыл для себя, что вся прибрежная зона ничем, никакими укреплениями, никакими линиями окопов, не защищена.

Штабисты Южного сектора и оборонительного района настолько увлеклись угрозой со стороны степи, что совершенно упустили из вида береговую линию города – с ее пляжами, санаториями и хуторами рыбачьих куреней. Если там и предполагались какие-то оборонительные точки, то расположены они жиденько и, скорее всего, лишены были достаточных, боеспособных гарнизонов.

«Неужели румынскому командованию это неизвестно? – удивился контр-адмирал, осматривая небольшой поселок, расположенный в районе Дачи Ковалевского, который до недавнего времени пребывал под опекой 411-й береговой батареи. – Не может такого быть, ведь действует же у них разведка, существует агентурная сеть… А если так, то почему румыны так ни разу и не попытались высадить морской десант? Почему не попытались создать плацдарм или хотя бы провести разведку боем? Ведь береговых батарей наших больше не существует, а их войска пребывают на ближайших подступах к городу».

– Товарищ контр-адмирал, – тревожно прозвучал голос Пучкова, – мы в зоне обстрела двух тяжелых румынских батарей, установленных в районе нашей стационарной береговой. Как я понимаю, вступать с ними в артиллерийскую дуэль ни к чему.

– То есть в районе бывшей 411-й, – уточнил для себя Жуков, припоминая, с какой горечью отдавал приказ об уничтожении этого артиллерийского комплекса.

«Румыны вообще ведут себя так, словно никогда не были морской державой, – рассуждал он, наблюдая за тем, как по его приказу эсминец круто развернулся в сторону видневшегося теперь уже далеко позади Воронцовского маяка. – Чем это объяснить? Слишком слабый флот? Нет морской пехоты? Скорее всего, нет таких людей, как полковник Осипов или майор Гродов…».

Командующий с тоской и виной в глазах взглянул на маяк. Его должны были взорвать еще прошлой ночью, однако на сутки взрыв отложили, специально под прибытие Кавказского конвоя. Так что следующей ночью…

Из раздумий его вывел орудийный залп, завершившийся тремя перелетными султанами взрывов чуть правее и позади транспорта «Кубань».

– Контр-адмирал Жуков говорит. Откуда ведут огонь? – спросил он в переговорное устройство, войдя в командирскую рубку. И после непродолжительной заминки услышал:

– Здесь – лейтенант Шкодов. Предположительно – из юго-западной окраины Новой Дофиновки. Обычно подходы к порту простреливают оттуда или из восточной окраины Гильдендорфа.

– Слушать в радиорубке. Передать координаты известных вам батарей на суда конвоя, с приказом подавить их. Грех не воспользоваться такой орудийной мощью.

5

Вот уже пятые сутки подряд полк проводил в почти непрерывных ученьях. Сменяя друг друга, роты поднимались по тревоге и погружались на замаскированную сетями баржу, стоявшую у входа в залив, под прикрытием поросшего соснами берегового плато. Затем через какое-то время морские пехотинцы совершали посадку на катера и баркасы и шли вдоль прибрежной линии, чтобы высаживаться на берег, захватывать плацдарм и окапываться. Зная, какую вселенскую леность проявляют моряки всякий раз, когда приходится браться за саперные лопатки, Гродов приказал командирам с особой тщательностью следить, чтобы ни один из них во время окопного рытья не отлынивал и чтобы десантники старались грамотно оборудовать в окопах огневые точки и наблюдательные пункты, формировать брустверы.

А еще бойцы учились плавать и просто держаться на воде в обмундировании и амуниции; они упорно отрабатывали приемы рукопашного боя у кромки берега и в окопах противника, предварительно забрасывая их учебными гранатами. Причем высадку и захват плацдарма морские пехотинцы осуществляли в основном в темноте, приучаясь быстро и слаженно действовать в ночное время.

Под вечер в расположение полка неожиданно приехали капитан первого ранга Райчев и капитан второго ранга Десенко – молчаливый, почти угрюмый увалень с изуродованной ожогом щекой. До недавнего времени Десенко был начальником штаба бригады морской пехоты, а только что, после госпиталя, возглавил штабной отдел флота, занимавшийся личным составом береговых служб. Истинный кадровик, он тут же принялся изучать документацию, связанную с формированием подразделений полка и его комсостава.

Передав его под опеку своего начальника штаба, Гродов занялся полковником флота – Райчев по-прежнему предпочитал, чтобы его называли именно так – «полковник флота». И поскольку поездка его оказалась инспекционной, они тут же отправились к месту базирования баржи, двух бронекатеров, а также нескольких баркасов и шлюпок – то есть всех тех плавсредств, которыми обладал теперь полк.

– Ты, Гродов, кажется, давно мечтал о десантном полке, способном запугивать противника своими внезапными высадками, – произнес полковник, садясь в шлюпку, которая должна была доставить их на баржу.

– Не только запугивать, но и доводить до полного безумия.

– Так вот, ты его получил.

Гродов пристально всмотрелся в очертания баржи и двух катеров, на которые, по его команде, должны будут пересаживаться морские пехотинцы, и согласно кивнул.

– Будем считать, что да, получил. Лучше бы, конечно, бригаду. Тем не менее…

– Ну, други мои походные, ты, майор, совсем страх потерял. Может, тебе сразу дивизию вручить? Предварительно превратив ее в морепехотную, да к тому же десантную?

– Почему бы в самом деле не создать ее? Лучше всего – в составе двух десантных бригад, способных действовать самостоятельно и на солидном расстоянии друг от друга, и двух отдельных батальонов в виде личного резерва комдива.

– Прямо вот так, почти целый полк личного резерва?

– Два отдельных батальона, – сухо уточнил Гродов.

– Во главе которых ты мог бы появляться на поле боя в самый решительный момент.

– И каждый из которых был бы подготовлен по программе штурмовых десантных батальонов.

– Что ни на есть отборных, добровольческих батальонов?.. – недоверчиво взглянул полковник флота на Гродова, но, наткнувшись на холодное, непроницаемое выражение лица командира десантников, удивленно покачал головой.

– В штабе флота считают, что плацдарм, который ты держал в первые недели войны на территории противника, до сих пор имеет огромное пропагандистское значение.

– Там, на румынском берегу, о пропагандистских реверансах я думал меньше всего.

Райчев покровительственно улыбнулся и, вскинув бинокль, прошелся его окулярами по рейду, на дальнем рубеже которого постепенно очерчивались строгие силуэты какого-то судна.

– Но еще большее значение он получит после войны, когда придет время анализа и выводов. Все же мы не только отступали, но кое-где, на некоторых участках… И заслуга в этом Одесской военно-морской базы, а значит, и всего Черноморского флота. Словом, понятно.

– Даже самим румынам – и то будет что вспомнить.