Адам Смит - Андрей Аникин

Письмо примечательно с разных точек зрения.

Два основателя экономической науки у постели больного! Эти подробности драгоценны.

Как вам нравятся медицинские гипотезы доктора де Ласаона? Они, конечно, отражают состояние медицины 200 лет назад. А доктор Кенэ, уже отошедший от активной врачебной практики, верен себе: надо лишь немного помочь организму.

Письмо тревожное. Это связано, конечно, с тяжелой ответственностью Смита за жизнь его знатного воспитанника. Вместе с тем надо принять во внимание страх и бессилие людей тех времен перед болезнями. Любой пустяк мог кончиться трагически, когда почти от всех болезней у врачей было одно средство: кровопускание. Через год сам Таунсэнд, 40-летний здоровяк, умер, проболев всего несколько дней.

Очень чувствуется облик автора — человека добросовестного вплоть до самоотверженности, несколько педантичного и точного. Что касается мистера Кука, старшего лакея или эконома герцога, то он, как видно, испортил Смиту немало крови за три года. Это было не первое их столкновение. В письме Юму от марта 1766 года Смит просит его приискать место для слуги герцога, который показал себя с самой лучшей стороны, но «был прогнан с места вследствие ревности и враждебности Кука».

Вообще характерно, что из весьма небольшого числа сохранившихся писем Смита[45] значительная часть представляет собой рекомендации и связана с устройством чужих дел.

…Четвертая книга «Богатства народов» носит название «О системах политической экономии». Это анализ и критика экономических теорий и экономической политики в XVIII веке.

90 процентов этой объемистой книги посвящено меркантилизму, 10 процентов — физиократии («земледельческой системе»). Отношение Смита к обеим «системам» совершенно равное.

Меркантилизм — враг. Физиократия — союзник в борьбе с феодализмом и его порождениями. Да и многие теоретические положения Кенэ и, еще более, Тюрго весьма близки Смиту; в особенности это касается теории капитала и его накопления.

Поэтому место уничтожающего опровержения занимает «товарищеская» критика. Смит сочувственно и в общем верно излагает объективные социально-экономические основы физиократии: длительный упадок сельского хозяйства породил теорию, авторы которой перегнули палку в другую сторону и стали утверждать, что только сельское хозяйство — источник благосостояния страны.

Физиократия, по мнению Смита, содержит два важных достоинства. Во-первых, она признает богатство страны не в деньгах, а в массе товаров, ежегодно воспроизводимых трудом общества; в этом можно видеть своеобразное выражение тезиса Маркса о том, что физиократы перенесли анализ прибавочной стоимости из сферы обращения в сферу производства. Во-вторых, физиократия ратует за экономическую свободу как за условие возможно больших размеров этого ежегодного воспроизводства.

Поэтому Смит пишет:

«…изложенная теория, при всех ее несовершенствах, пожалуй, ближе всего подходит к истине, чем какая-либо другая теория политической экономии, до сих пор опубликованная. Ввиду этого она вполне заслуживает внимания каждого желающего исследовать принципы этой весьма важной науки».

Для своего времени это вполне справедливое заключение.

Как обычно, Смит пускает в ход свою неброскую и в данном случае довольно добродушную иронию. Физиократия содержит ошибки, но она по крайней мере безвредна: эта теория «не причинила и, вероятно, не причинит ни малейшего вреда ни в одной части земного шара».

Вреда не причиняет, а польза от нее кое-какая есть: физиократы выдвинули на общественное обсуждение важные вопросы и добились некоторого изменения политики французского правительства в пользу сельского хозяйства. Но еще раз надо повторить: для Англии эта система непригодна.

Таков вердикт Адама Смита в 1776 году.

Он удивительно, до деталей похож на вывод, который сделал в 1774 году другой великий мыслитель — Дени Дидро (в письме к Екатерине II). Дидро был другом и поклонником экономистов, но потом слегка разочаровался в них. Различие стиля только подчеркивает разницу между трезвым, холодноватым шотландцем и горячим, красноречивым французом.

Этими словами Дидро я и закончу рассказ о французских друзьях Смита:

«Будем молить бога, чтобы эта школа сохранилась, сколь бы невежественной и болтливой ее ни считал наш неаполитанский аббат[46]. Эти люди добры, упорны, полны энтузиазма и гордости; и если бы они даже ошибались во всем, порицать их могли бы лишь люди, не знающие, что мы почти всегда осуждены идти к истине через ошибки. Мы многим обязаны тем, кто нас просвещает; мы кое-чем обязаны и тем, кто стремится нас просветить… Эти экономисты — славные ребята, которые делают, что могут… И потом я предпочитаю, чтобы о важных вещах говорили глупости, чем вовсе молчали. Вопрос становится предметом обсуждения и спора, и истина приоткрывается». Истина приоткрывается…

3. ТРУДОВАЯ СТОИМОСТЬ

Политическая экономия любит притчи. Это понятно: хорошая притча — своего рода обобщение человеческого опыта, и ее мораль может быть интересной с разных точек зрения, в том числе с экономической. «Некто», который купил, продал, заплатил и т. п., — не только герой арифметических задачников, но и герой экономических трактатов.

А в отношении проблемы стоимости в политической экономии есть прямо-таки традиция толковать ее с помощью притч. Попробую и я держаться этой традиции. Итак:

В одной деревне жили три человека: Джон — ткач, Питер — часовщик и Мартин — золотоискатель. Для нашего рассказа не имеет значения, что на Британских островах золото никогда не добывалось. Действие происходит, может быть, вовсе и не в Британии, а в стране, которая называется Экономическая Абстракция.

Да, мы забыли четвертое действующее лицо нашей притчи! Это беспристрастный наблюдатель и философ, доктор прав Адам Смит, профессией которого, по его собственному выражению, является умозрение.

Каждый из троих героев, которым умозрение было недоступно, был, однако, чистой воды homo oeconomicus (экономический человек), он разумно преследовал свою выгоду, не ждал благодеяний от своих соседей и не оказывал их другим. Он твердо знал, что ничего не получит даром, и сам ничего не отдавал и не делал даром. Если они и выпивали порой вместе по кружке эля у деревенского трактирщика, то каждый платил за себя.

Работники они были, как на подбор, абсолютно средние, не лучше и не хуже массы ткачей, часовщиков и рудокопов. Пороха, как говорится, ни один не выдумал.