Личное дело соблазнительницы - Галина Романова

— Почему же тогда убили Калинина? — Алиса снова совершенно запуталась в непростых отношениях Инги и ее подруги, камнем преткновения на пути которых нечаянно-негаданно оказалась она.

— Да потому, что Вера раскусила хитрость Инги. В то самое утро, когда вас уволили за эти грязные снимки… Кстати, сайт в Интернете тоже Инга организовала, а потом вовремя удалила его оттуда, это когда уже следствие начало набирать обороты. — Вешенков вдруг глянул на часы. — А мы не опоздаем за Матвеевым? Обещали же забрать его именно сегодня.

Все оживленно замотали головами, что нет, мол, не опоздают. До назначенного врачом времени выписки Антона еще больше часа. А конца истории и не предвидится, а знать уж очень хочется. Потом ведь дослушать не получится. Антона отпускают с великим скандалом. Отпускают лишь, взяв с Алисы расписку о том, что она станет ему сиделкой и родной матерью в одном лице и ежедневно будет отзваниваться в отделение и докладывать о состоянии больного.

— Артур, не томи! С Юрой мы все поняли. Что там с этими бабами?! Почему все же Ситцева убила Калинина? — Валера готов был дать старшему товарищу подзатыльник, чтобы тот не особенно выделывался и поскорее досказал.

Понятно все было, конечно же, рядом женщина. Наверное, любимая. Да не наверное, а точно. Чего же не похвастать! Ему-то, ему-то каково выглядеть желторотым идиотом, обведенным вокруг пальца?!

— Потому что поняла: Инга и не собирается уходить от мужа, хотя неоднократно и обещала ей. К Алисе Вера ревновала, но так уже, за компанию. Главным препятствием на пути к счастью двух этих голубок был, конечно же, муж.

— Кажется, я поняла. Инга нарочно убеждала Веру в том, что питает ко мне какие-то чувства. Усыпляла бдительность, а сама готовилась с мужем заводить ребенка! Ей нужно было выиграть время, чтобы Сергей Иванович успел получить фотографии, выгнал меня, утвердился в мысли, что все самое гадкое и низкое связано только со мной, и ни с кем больше. Конечно! Попробовала бы потом Ситцева убедить его в обратном, если он сам видел! А когда меня уволили, Ситцева все моментально поняла и начала действовать. Сначала она убивает Калинина, при этом подставляя меня по полной программе, словно в отместку Инге. Вот тебе, мол, не получишь любимого мужа, и девки не видать, которая помогла бы тебе скрасить одиночество. А потом… — Вот здесь Алиса снова запуталась, понять, зачем Ситцева похитила Ингу и посадила на хлеб и воду в собственный подвал, она не могла. — Чудные дела твои, господи! Вот наворотили, так наворотили!

— Бывает! — усмехнулся Вешенков с видом тертого калача, подпрыгнул на пружинах, тут же обнял Надежду за плечо и без переходов спросил у всех одновременно, а у нее в первую очередь: — Теперь-то все понятно? Убийц двое — Ситцева и Стаселько. Злодейка одна — Инга. Жертв нападений трое, для двоих это закончилось плачевно. Ну, а пострадавшая только одна — Алиса Михална! Все? Можем ехать за Матвеевым?..

Глава 25

Первый снег выпал совершенно неожиданно.

С вечера палило солнце, хлопали окна, открываясь и впуская последних заблудших ос и комаров. С плеч сбрасывались плащи и пиджаки, в которые, выходя из дома поутру, упаковывались и застегивались до последней пуговицы. А утром…

— Антоша! — ахнула Алиса, одергивая штору с кухонного окна в сторону. — Прямо как в стихах: а нынче посмотри в окно!

— Что там, за окном? — Матвеев сосредоточенно вылизывал хлебной коркой остатки глазуньи с тарелки и вставать с места явно не собирался.

Он вообще в связи со своей болезнью сделался капризным и надменным. Так Алисе, во всяком случае, казалось. Разбаловала его, что ли?!

То ему жестким казался ее не так давно купленный диван. Не мог же Вешенков разболтать пружины до такой степени, что спать на нем стало невозможно, так ведь? А Матвеев считал, что мог и что спать невозможно. И что он непременно должен спать в ее постели. И главное, обязательным было ее присутствие рядом с ним. Причем в постели, а не рядом на коврике!

Алиса не пыталась с ним спорить и ругаться. Обещала быть сиделкой? Обещала. Поняла давно, что любит? Поняла. Наделала глупостей, пока к пониманию этому приходила? Наделала.

Повторения не хотелось.

Единственным возражением на этот счет она сочла его недостаточно крепкую физическую форму.

— Тебе же нельзя! — попыталась она его остановить в одну из мучительно запретных для них обоих ночей. — Это может быть опасно!

— Это может быть здорово, дурочка, — еле смог выговорить Матвеев и тут же приказал не оказывать ему сопротивления, поскольку он может пожаловаться на нее своему лечащему врачу.

Возразишь тут?!

Она не возражала. Она все приняла, как есть. И его присутствие в своей жизни. И то, что Антон потихоньку обрастал в ее квартире своими собственными вещами: зубная щетка, тапочки, халат, полотенца, бритвенные принадлежности. Вчера вечером объявился еще и компьютер на маленьком столике в гостиной.

Все принимала и всем была довольна, потихоньку привыкая к нежному, трепетному ощущению долгожданного счастья. Она же его не украла, нет. Ангелина так ей и сказала: не печалься, мол, всем и так было ясно, что Антоша любит и любил только одну женщину — Алису Соловьеву. А что там они успели натворить за то время, пока маялись в догадках, так это время исправит. Оно ведь целительно, время-то…

Сам Матвеев ни разу с тех пор, как появился после больницы в ее квартире, не завел разговора о чувствах. Ни разу ни о чем ее не спросил, ни про Юру, ни про Ингу, ни про то, чем все закончилось. То ли знал, то ли догадывался, то ли не хотел ни того, ни другого.

Алису это тоже устраивало. Она и вопросов-то этих боялась, если честно…

— За окном снег, Антоша, — проговорила Алиса и поежилась. — Холодно, наверное.

Снег завалил все тротуарные дорожки, скамейки, качели. Бессовестно засыпал не успевшие отцвести георгины на дворовой клумбе, и те настырно дыбились поникшими бутонами. Листья на деревьях сразу как-то съежились. И хотя откуда-то сверху с крыши простреливало длинными каплями таяния, было ясно, что теперь уже зима непременно случится.

— Соловьева! — вдруг строго позвал ее Антон. — Ты чего скукожилась вся, не пойму? Дома тепло, я рядом, а ты вся какая-то, будто морозом побитая. В чем дело, не пойму?

— А? — Она обернулась и глянула на него затравленно. — Да нет, ничего. Все в порядке.

— Точно?

— Ну… да, а что? — Она улыбнулась.

Первое время ей все казалось странным, нереальным каким-то, будто происходит все не с ней.

У нее в доме мужчина! Он спит с ней в одной постели. Ест за одним столом. Выскакивает из ванной с недобритой физиономией и ворчит, роняя на пол клочья пены. Говорит с ней, улыбается, даже пытается работать.

Потом она привыкла, и кажется, уже не сможет, если вдруг все станет опять по-прежнему.

Вот… Алиса едва не ахнула, как сдержалась непонятно.

Вот что ее тревожило, оказывается! Она боялась, что все это вдруг раз — и закончится каким-нибудь утром. Он встанет, соберет свои щетки, тапки, полотенца и уйдет…

Нет! Не уйдет! Алиса снова поежилась, будто от холода.

Антоша не уйдет. Ему хорошо с ней, хоть он и не говорит об этом.

А почему не говорит?! Почему?! Ведь как вернулся из больницы, так ни разу не…

— Соловьева, прекрати немедленно!

Матвеев, отодвинув от себя тарелку, забыто ухмыльнулся, намекая на то, что сейчас начнет обо всем догадываться. Давно он этого не делал. Очень давно. Она уже как-то и забывать стала, что он всегда все знает, особенно в тех случаях, когда дело касается ее.

— Что прекратить, Антоша?

— А то и прекратить… — Он почти со старческим кряхтением соизволил все же выбраться из-за стола. Подошел к окну, на ходу обхватив ее за плечи и прижав к себе. — Ну? Что тебя так испугало на улице сегодня, а? Чего ты вся съежилась, будто тебя бить собираются? Ну? Чего там?

— Снег, — прошептала она и потерлась, зажмурившись, своей щекой о его небритую щеку.

— Ну, снег, и чего? — Антон с шумом выдохнул ей прямо в ухо. — Люблю я тебя, люблю, ничего себе придумывать не нужно.

— А я и не придумываю.

— Да ну! Неужели! И сколько ежилась тут возле этого вот подоконника… — Антон сделал еще шаг, обнимая ее крепче. — Столько гадала: любит или не любит, уйдет, когда выздоровеет, или нет?

— А ты?..

— Да не уйду я, Соловьева, не уйду. И смотри у меня вообще… — Его губы нашли ее и нежно коснулись, успев шепнуть: — Смотри, чтобы я не волновался, хотя бы из-за этой ерунды. Мне кажется, что между нами все давно уже сказано и решено. Так ведь? В словах ли дело!

— Не в словах, но… — Алиса шевельнулась, разворачиваясь, и пытливо уставилась в его глаза, которые знала уже тысячу лет, кажется. — Жениться? Жениться ты на мне собираешься или нет, Матвеев?

Он опешил. Он точно опешил от такого наскока и даже не сразу нашелся, что ответить. Потом все же сказал: