Огнем и мечом (пер. Вукол Лавров) - Генрик Сенкевич

— Где мужики, старушка? — спросил Антон.

— А я почем знаю! — ответила старуха, показывая желтые зубы.

— Мы казаки, старушка, не бойся, мы не от ляхов.

— Ляхов? Чтобы они пропали!

— Вы ведь на нашей стороне, правда?

— На вашей? — старуха остановилась на минуту. — А вас чтобы черти побрали!

Антон не знал, что ему делать, как вдруг двери одной хаты скрипнули, и молодая, красивая женщина вышла на двор.

— Эй, молодцы! Я слышала, что вы не ляхи.

— Нет, не ляхи.

— Так вы, значит, от Хмеля?

— От Хмеля.

— А зачем вы о мужиках расспрашивали?

— Так расспрашивали, пошли ли они уже?

— Пошли, пошли!

— Слава Богу!

— А скажи-ка, молодица, не проходил ли тут один шляхтич, старый, с дочкой?

— Шляхтич? Лях? Не видала что-то.

— Никого здесь не было?

— Был дед. Он подбивал наших, чтобы они к Хмелю в Золотоношу шли, а сюда, говорит, князь Ерема придет.

— Куда?

— Да сюда. А потом, говорит, и в Золотоношу пойдет.

— И он подбивал мужиков бунтовать?

— Подбивал.

— Он один был?

— Нет. С ним был немой.

— А каков он из себя, старик-то?

— Ой, старый, старенький, все на гуслях играл и на панов плакался. Да я сама-то его не видела.

— И мужиков к бунту подбивал? — еще раз спросил Антон.

— Подбивал.

— Гм! Ну, оставайся с Богом, молодица!

— Поезжайте с Богом.

Антон глубоко задумался. Если бы тот дед был переряженным Заглобой, то какого черта он будоражил бы народ? Наконец, откуда он взял одежду и куда девал коней? Но главное, зачем он поднимал на бунт народ и предостерегал о приходе князя? Шляхтич прежде всего сам бы укрылся в княжеском лагере. А если князь идет к Золотоноше, в чем нет ничего невероятного, то за Василевку рассчитается непременно. Антон вздрогнул; новые ворота, мимо которых он проезжал теперь, походили на виселицу.

"Нет! Тот дед только дед — и ничего больше. Незачем ехать в Золотоношу; лучше направиться в другую сторону.

Ну, а дальше что? Ждать — князь может прийти, идти на Прохоровку и через Днепр переправиться — значит, прямо попасть в руки гетманов".

Старому степному волку стало как-то тесно в широких степях. Он понял, что, будучи волком, он напал на лисицу в лице пана Заглобы.

Вдруг он ударил себя по лбу.

— А зачем дед повел крестьян в Золотоношу, за которой была Прохоровка, а за ней, за Днепром, гетманы и весь обоз коронный?

Антон решил во что бы то ни стало ехать в Прохоровку.

Если, подойдя к берегу, он услышит, что на другой стороне стоят гетманские войска, то не будет переправляться, а пойдет вниз по реке и против Черкасс соединится с Богуном. Может быть, по дороге узнает что-нибудь о Хмельницком. Из показаний Плесневского он уже знал, что Хмельницкий занял Чигирин, выслал Кривоноса на гетманов, а сам с Тугай-беем тоже вскоре ударит по ним. Антон, опытный солдат, хорошо знакомый с положением дел, был уверен, что битва уже совершилась. В таком случае, нужно знать, чего держаться. Если Хмельницкий был побит и гетманские войска разлились по всему Приднепровью, тогда пана Заглобу нечего искать. А если Хмельницкий победил? Правда, Антон не особенно в это верил. Легче побить гетманского сына, нежели гетмана, легче отряд, чем целое войско.

"Эх! — думал старый казак. — Наш атаман лучше бы сделал, если бы думал о своей шкуре, чем о девушке. Под Чигирином можно было бы переправиться через Днепр, да и в Сечь махнуть. А тут между князем Еремой и гетманами несладко ему придется."

Обдумывая этот сложный вопрос, Антон быстро приближался к Суде. Вот и Могильная, а там близко и Демьяновка. Оба селения были пусты, но Антон, к счастью, нашел готовый плот и перевозчиков, чтобы переправиться через Суду. Заднепровье не смело еще восстать под железною рукою князя, но масса крестьян из этих деревень, хуторов и селений толпами бежала под знамена Хмельницкого. Весть о битве под Желтыми Водами сразу облетела весь край. Беспокойный народ не мог усидеть на месте, хотя никаких побудительных причин к волнению не было: князь, страшный для бунтовщиков, был истинным другом, отцом для мирных поселенцев, а его управляющие боялись проявить любую несправедливость по отношению к своим подопечным. Но дикий люд, еще так недавно из разбойников обращенный в хлебопашцев, тяготился строгостью уставов и бежал туда, куда манила его надежда безусловной свободы. Из многих деревень к Хмельницкому убежали даже бабы, из Чабановки и Высокого ушли поголовно все и сожгли свои хаты, чтобы не возвращаться назад.

Антон начал расспрашивать перевозчиков, нет ли каких вестей из Заднепровья. Вести были, но разноречивые. Одни твердили, что Хмельницкий побит гетманами, другие говорили, что победа осталась за ним. Перевозчики приняли Антона за переодетого шляхтича и, очевидно, со страха перед князем Еремией, боялись наболтать лишнего.

Антон постарался успокоить их и начал расспрашивать о мужском населении Демьяновки.

— Как же, как же! Мы их перевезли на ту сторону, — сказал один из перевозчиков.

— А дед был с ними?

— Был.

— И немой с ним, мальчик?

— И немой.

— А каков из себя дед?

— Не старый, толстый, глаза выпученные, на одном бельмо.

"Это он! — подумал Антон, и продолжал расспрашивать: — А мальчик?"

— О! Мальчик просто херувим. Таких мы и не видывали.

В это время они причаливали к берегу.

Антон уже знал, что ему делать.

"Привезем молодицу атаману", — бормотал он про себя, потом крикнул казакам: "Гони!"

Они помчались, как стая перепуганных птиц, хотя дорога была трудная, изрезанная оврагами. На дне одного из них виднелось подобие дороги. Казаки проскакали несколько верст без отдыха, Антон на лучшем коне впереди. Вот уже близок конец оврага, как вдруг Антон сразу осадил коня.

— Что это?

Впереди показалась вооруженная конница. Какой-то полк в строгом порядке спускался в овраг. Антон пригляделся внимательнее, в груди его что-то защемило, лицо покрылось смертельной бледностью.

Он узнал драгунов князя Еремии.

Поворачивать было поздно. Только двадцать шагов отделяло Антона от драгунов, да, кроме того, измученные лошади не могли бы выдержать погони. Антон решился ехать вперед.

— Что вы за люди? — встретил его грозным вопросом поручик.

— Мы люди Богуна! — ответил Антон, видя, что ничего не остается, как говорить правду. Но поручик… ведь он, кажется, знакомый; он видел его в Переяславле. — Пан поручик Кушель! Слава Богу!

— А, это ты Антон! — Поручик узнал есаула. — Что вы тут делаете? Где ваш атаман?

— Пан великий гетман выслал нашего атамана к князю-воеводе с просьбой о помощи. Атаман поехал в Лубны, а нам приказал разъезжать по деревням и ловить беглецов.

Антон врал напропалую. Он сообразил, что драгунский отряд, идущий от Днепра, не мог еще знать ни о нападении на Розлоги, ни о битве под Василевкой, ни о похождениях Богуна вообще.

Поручик все-таки задумался.

— А ведь можно подумать, что ты хочешь присоединиться к восстанию, — сказал он.

— Э, пан поручик, если б мы хотели присоединиться к Хмелю, так были бы уже на той стороне Днепра.

— Правда, — ответил Кушель, — правда, с которой я не могу не согласиться. Но ваш атаман уже не застанет пана воеводу в Лубнах.

— О! А где же князь?

— Был в Прилуках. Может быть, вчера вернулся в Лубны.

— То-то и беда… А позвольте спросить, вы это войско ведете из Золотоноши?

— Нет. Мы стояли в Каленках, а теперь получили приказ идти в Лубны, откуда выступим уже все вместе. А вы куда?

— В Прохоровку; там крестьяне переправляются.

— И много уже ушло?

— О, много, много!

— Ну, поезжайте с Богом!

— Благодарим покорно. Счастливого пути.

Драгуны расступились и пропустили Антона.

Выехав из оврага, Антон остановился и прислушивался до тех пор, пока шаги драгунов не смолкли в отдалении.

— Знаете ли, дураки, — обратился он тогда к своим казакам, — если б не я, то все бы вы через три дня были на колах. А теперь едем скорее.

И он ударил свою лошадь нагайкой.

"Наша взяла! — думал Антон. — Во-первых, мы унесли ноги, во-вторых, Заглоба, вероятно, разошелся с ними, а то иначе бесполезно было бы гнаться за ним."

Действительно, счастье изменило пану Заглобе: наткнись он на отряд пана Кушеля, ему нечего было бы заботиться о дальнейшем.

А теперь, в Прохоровке, он, как громом, был поражен известием о корсунской битве. Уже по дороге до Золотоноши ходили слухи о большом сражении, о победе Хмеля, но пан Заглоба мало этому верил; он знал, как легко распространяются в народе слухи. Но теперь трудно уже было сомневаться далее. Страшная правда глядела прямо в глаза. Хмель торжествовал, коронные войска уничтожены, вся Украина в огне.

В первую минуту пан Заглоба окончательно потерял голову. Он находился в страшном положении. Счастье решительно изменяло ему, так как в Золотоноше он не нашел никакого гарнизона. Город был решительно настроен против ляхов, старая крепость стояла пустою. Пан Заглоба ни на минуту не сомневался, что Богун ищет его, и рано или поздно нападет на его след. Правда, шляхтич кружил, как преследуемый заяц, но он отлично знал, какая собака ищет его, а эта собака не собьется со следа, как ее ни путай. Итак, за паном Заглобой был Богун, перед ним море народного бунта, резня, пожары, татарские отряды, остервенелая толпа.