Любовь со смертью - Ольга Вадимовна Гусейнова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Приветствую, вас, студенты Далейтской магической академии! Как вы знаете, в нашей академии ежегодно проходит зимний конкурс талантов. – Многоголосый галдеж восторгов и недовольства ректор тут же пресек гневным взмахом руки и продолжил более сухо и бескомпромиссно: – Это очень важное мероприятие, особенно для выпускников, поскольку результаты конкурса заносятся в диплом и влияют на итоговую характеристику мага!
У меня возникло дежавю: будто я стою на площади Ройзмунской академии и слушаю выступление ректора Эльвата фин Жигаля, который сообщал сногсшибательную новость об обмене студентами Байрата и Ирмунда. Только холодное дыхание первых октябрьских ветров, да темные вокруг ломали прошлую картинку. Как и саркастично ухмылявшийся Террас ди Лан на верхней ступени перед первой башней, который смотрел в основном на нас, светлых. Как и в день прибытия в Далейт, сегодня нас построили у центральной лестницы, перед темным студенческим братством. Словно проштрафившихся.
Заявление Терраса ди Лана было для нас не менее проблемным и дурно пахнущим, чем ректора фин Жигаля:
– До Дня белого солнцестояния еще три месяца, вы успеете тщательно подготовиться к этому весьма важному событию. Больше всех это касается студентов из Байрата! Вашим талантам будет уделено особенное внимание. Уверен, своим выступлением вы нас удивите, ведь отсутствие у наших выпускников талантов может помешать получить диплом…
Завершив речь, ректор голодным хищным вороном уставился на нас, три шеренги светлых, прямо с каким-то маниакальным удовольствием. Мне даже оборачиваться не надо было, чтобы убедиться, как «порадовала» мою группу эта новость. Ведь мои соотечественники так или иначе выдали себя: кто-то рвано выдохнул, кто-то засопел, шепотом высказался, справа от меня Адеис тихонечко всхлипнула. Только мне больше не было страшно.
С той прекрасной и страстной ночи с Анришем прошло три дня. К себе я тогда вернулась на рассвете и никому о его «подарке» не рассказала. Будучи абсолютно уверенной, что никто не поймет ни моих чувств, ни его поступка. Кто-то решит, что я продалась. Кто-то – Анриш проявил слабость. Светлые подумают, что эта ночь – моя жертва ради них, темные – простой расчет и ничего больше. Лично для меня та ночь стала бесценным и дорогим воспоминанием, восхитительной тайной. А как к ней отнесся Анриш – не знала.
За три дня камень на портальном кольце больше ни разу не согрел мой палец, передавая приглашение встретиться с его хозяином. Хотя я нечаянно услышала, что тем же утром Анриш отбыл из академии во дворец и пробыл двое суток с Повелителем. Только глупое сердце болело и теряло надежду. Если эта ночь станет единственной, мне будет очень… очень… больно. Успокаивало единственное – Анриш ди-ре Сол выполнит свое обещание обеспечить защиту светлым.
Сейчас предмет моих переживаний стоял рядом с ректором и таким же, как в день нашего прибытия сюда, бесстрастным взглядом взирал на всех, походя на ледяную, бездушную статую. Только я-то уже узнала, какой вулкан прячется за этой ледяной броней.
Наконец я позволила себе посмотреть ему в лицо, хотя чувствовала на себе его тяжелый взгляд с момента, как мы построились перед лестницей. Господи, я могла бы вечно любоваться Анришем, но тщательно спрятала, заглушила свои эмоции. Нельзя полностью открываться мужчине, показывать, как сильно скучаю без него, такое доверие он должен заслужить. Поэтому повыше задрала нос и, даже стоя у подножья лестницы, взглядом выразила присущее всем аристократам снобистское высокомерие. Темные брови дрогнули, сошлись в недовольном удивлении, а ледяная бесстрастная маска Анриша заметно потрескалась. Больше того, он завел руки за спину, и я тут же ощутила, как призывно нагрелся камешек портального кольца. Ага, значит он хочет, чтобы после занятий я пришла к нему.
Мы сцепились взглядами с ди-ре Солом: его – требовательно мрачный и мой – удовлетворенный и гордый. Ничего, мой темный друг, мы еще посмотрим, кто кого приручит. И пока ректор вещал о правилах проведения конкурса-концерта, я хоть и вникала в их суть, попутно тренировала нервы и выдержку проректора. Закусив нижнюю губу, добавила поволоки в глаза. Вышло эротично – вон как глаза мага смерти почернели! Потом и вовсе разошлась, раз уж он чувствовал эмоции, раскочегарила в себе возбуждение, это довольно легко получилось, стоило только вспомнить некоторые моменты нашей ночи. Ха, у моего ледышки даже румянец на щеках проявился. Но тут на своего заместителя с тревогой покосился ректор, затем еще и еще, потом, проследив направление его взгляда, на меня посмотрел, сначала с удивлением, а в следующий раз – с возмущением.
– Все на занятия! – резко закруглился Терренс ди Лан.
Мы, тридцать светлых, первыми с площади уходили. Но не затравленными жертвами, а уверенно и спокойно, как и положено студентам к началу занятий. И пусть частью благодаря кулону Анриша, что черным светом сиял поверх моей мантии, но мы и сами доказали темной своре, что не слабаки.
Занятия прошли в каком-то тумане. Во-первых, портальное кольцо почти жгло мой палец, не позволяя забыть о приглашении Анриша. Во-вторых, каждый из нас варился в собственных нерадостных мыслях, какие таланты демонстрировать, чтобы не остаться без диплома. Судя по напряженным лицам моих одногруппников, а у кого-то и отчаянным, таланты у себя нашли не все. А придется!
Собравшись на тринадцатом этаже нашего общежития в нечаянно найденной неделю назад в самом конце коридора большой и просторной комнате, все молчали.
– Может стихи рассказать? – робко предложила Мирна.
– Если судить по правилам конкурса, то только если будешь как минимум полуголой стихи читать, причем, собственного сочинения, тебя сочтут за талант, – сухо ответил Адес Лиш, четверокурсник с природного.
– Высший бал получит то выступление, которое благодарными аплодисментами оценит больше половины присутствующих. В случае, если аплодисментов не будет вовсе, выступление не зачтется, – мрачно процитировал ректора гулким басом Виктор Порубежник. А потом добавил: – Нас же сразу освистают и все дела!
Я в мозговом штурме еще не участвовала, сидела на подоконнике и задумчиво глядела в окно, благо с тринадцатого этажа открывался великолепный вид на осенний академический парк. Многочисленные и разнообразные деревья, только-только начавшие желтеть и краснеть, дорожки и поля-полигоны, слегка посыпанные единичными опавшими листьями, выглядели как гигантских размеров блюда с салатом. Еще сочная густая трава, беспечно зеленевшая под лучами солнца, обманчиво яркого, потому что ветер дул осенний, холодный. Заставлявший задуматься о более теплой одежде. Атмосфера, как обычно по осени, навевала грусть: скоро ноябрь, потом зима, холодная, неприветливая чужбина… Как там мои подопечные в имении поживают? Гуляя в осеннем ришенском парке, я заметила, что становилась особенно чувствительной к собственным ощущениям, запахам, проблемам… Совсем скоро ноябрь…
Вот