Аккорд - Ава Хоуп

чтобы язвить или ерничать. Каждую минуту каждого дня я боролось с бессонницей, заставляла себя есть и делать хоть что-то.

Честно признаться, я и подумать не могла, что когда-нибудь настолько сильно полюблю человека, что не смогу без него существовать.

– Мэттью в городе, – вырывает меня из мыслей подошедший к стойке информации Джереми.

– А теперь для тупых. Что за Мэттью?

– Это лучший друг Ника, – тут же поясняет он и трудно сглатывает. – Я знал, что он приедет в город, поэтому решил попытать сейчас счастья и набрать ему. Уж он из-под земли достанет Трева. – Джереми протягивает мне свой телефон: – Мэттью сейчас доедет до студии и позвонит тебе оттуда. Напиши ему свой номер.

Беру из его рук айфон и печатаю сообщение этому загадочному спасителя, а затем возвращаю телефон.

– Спасибо, – шепчу, избегая взгляда Джереми.

– Хэй. Не переживай. – Он подходит ко мне и притягивает к своей груди. Я крепко прижимаюсь к нему и зажмуриваюсь, пытаясь не расплакаться. – Ты же знаешь Трева, с ним все будет хорошо.

Пока он меня обнимает, я задаюсь лишь одним вопросом: а кто такой Трев?

Глава 32

Iamjakehill – Go If You Want To

Тиджей

Три дня назад я сдал в клинику расческу с образцом ДНК Лизи. Этого ведь просто не может быть, да, чтобы я был ее отцом? Это просто обычные совпадения и все, правда?

Эбби сказала, что у Лизи день рождения в начале марта, значит, ее зачали… Голова вообще не соображает. В мае? Июне? Боже, сколько ходят беременными?

Что я делал в мае семь лет назад? Какова вероятность, что мы с Джессикой могли переспать в Гарварде?

Очень низкая, ведь она не училась в Гарварде, да?

А то, что я учился и ее бывший тоже, это ничего не значит!

В Гарварде учились сотни тысяч студентов. Не всем же им теперь быть родственниками.

Вот же дерьмо!

Я не могу сконцентрироваться ни на чем. Мысли в моей голове раз за разом заставляют меня сходить с ума.

Родимые пятна не передаются по наследству. Я прочитал так много статей и теперь уверен в этом на миллион процентов. Передается только склонность к их появлению.

Ну вот просто совпало, что у нас с Лизи есть одинаковые родимые пятна. И у Джереми тоже такое же по чистой случайности.

Может, они у многих есть. Я ведь не проверял.

Да, Лизи талантлива, но в мире множество талантливых детей. Это тоже не показатель.

А зеленый цвет глаз хоть и редкий, но тоже ни о чем не говорит.

С чего я вообще взял, что она может оказаться моей дочерью?

Я спятил.

Отправил Джереми в рехаб, и самому бы не помешало там полежать.

Знаете то состояние, когда тебя накрывает невероятный мандраж от страха? Вот у меня сейчас так. Кажется, что сердце сжали в тиски, и тебя колотит, как при температуре под сорок. Я выкурил уже так много сигарет, что состою из никотина на семьдесят процентов. В груди жжет, и хочется сдохнуть.

Мой телефон разряжен, и я даже не знаю, где он.

Я перенес все записи музыкантов, дал выходной своей команде и заперся у себя на студии.

Дьявол, я просто охреневаю от всего происходящего.

В моих руках гитара, и я подбираю мелодию уже несколько часов, хотя по ощущениям – несколько лет. Я вкладываю в аккорды всю свою боль. А ее так много, что струны вот-вот порвутся. Если бы моя музыка имела цвет, то сейчас она была бы черной. Или не только сейчас. Всю мою жизнь можно разделить на черное и белое. Черное – все, что было до Джессики. А белым она окрасилась лишь после встречи с ней.

Во всяком случае, мне так казалось.

Я был уверен, что именно Джес станет тем самым светом, доставшим меня из тьмы.

В действительности же моя жизнь – один сплошной черный квадрат Малевича.

Достаю сигарету и тянусь к зажигалке, как вдруг вздрагиваю от резкого стука в железную дверь:

– Морган. Открывай чертову дверь, пока я ее не выломал.

Вскидываю брови и тянусь к компьютеру, чтобы посмотреть видео с камер у входа. Когда вижу прямо перед дверью лучшего друга Ника, широко распахиваю рот. Это мираж? Какого черта он здесь делает?

Удары повторяются, и я все-таки поднимаю задницу со стула и плетусь к двери. Когда я распахиваю дверь, этот засранец бесцеремонно проходит внутрь и заваливается на кожаный диван.

Встаю напротив него и вскидываю бровь.

– Слушай, даже не знаю, как тебе сказать, – начинает он.

– Что такое?

– Древние греки придумали душ. Слышал что-нибудь об этом?

Скептически смотрю на Мэттью:

– Ты прилетел из Нью-Йорка, чтобы сообщить мне об этом?

– Да, кто-то же должен.

– Заткнись.

– Сам заткнись. Выглядишь, будто тебя в зад поимели.

– Чувствую себя примерно так же.

Мэттью морщится:

– Давай только без подробностей, Трев.

Усмехаюсь:

– Всякое бывало. Но почему всех так волнует мой зад?

– Прямо в зад? – он округляет глаза. – Не отвечай.

Смеюсь.

– Надо же, это что, смех?

– Нет, придурок, это твои галлюцинации.

– Неудивительно. Мой мозг нуждается в кислороде, а здесь вместо него витает лишь вонь от твоих сигарет. Я думал, ты бросил?

– Снова начал. – Я закуриваю и выдыхаю дым, отчего Мэттью морщится. – Что ты здесь делаешь?

– У нас завтра игра с «орлами».

Да, вы все правильно поняли, Мэттью из этих придурковатых хоккеистов. Еще и вратарь.

– Даже не буду спрашивать, придешь ли ты на матч.

– У меня есть дела поинтереснее. – Снова затягиваюсь.

– И какие же? Будешь планировать идеальное самоубийство, если не задохнешься от этой вони, умерев естественной смертью?

– Как ты догадался?

Друг закатывает глаза и шумно выдыхает:

– Поехали.

– Куда?

– К тебе.

– Вот так сразу? Без прелюдий? Даже не попросишь купить тебе выпить?

Издает смешок:

– Поехали, придурок.

Послушно тянусь к дивану, чтобы забрать бомбер, хватаю с пульта свой разрядившийся в хлам телефон и, погасив свет, направляюсь вслед за Мэттью на выход.

Как только я переступаю порог, мне в лицо ударяет холодный ветер. С неба летят крупные капли дождя, и я подставляю им лицо, желая, чтобы этот чертов дождь вымыл из меня все дерьмо. Но, к сожалению, с этим может справиться лишь растворитель.

– Как ты узнал, что я здесь? – Я тушу сигарету и поворачиваюсь к другу.

– Мне позвонил Джереми. Сказал, что ты не выходишь на связь, и попросил найти тебя.

Дьявол! Я так сильно зациклился на себе, что совсем забыл о Джереми.