Индиго - Джойс Грэм

Теперь в доме царила тишина. Они сели на пол в салоне и курили, уставясь на узор на ковре. Временами пламя свечи начинало трепетать в непонятно откуда дующем сквозняке. На все вопросы Джека Сара Бьюкенен отрицательно качала головой.

— Твоему отцу удалось отвертеться от всех обвинений. Он хотя бы оплатил для Натали больницу. Остальные разбежались кто куда… Все, что мы знали о Натали, — это то, что и спустя четыре недели после случившегося она продолжала кричать. Анна Мария так мучилась сознанием своей вины, что не выходила из церкви, стараясь забыться за четками и распятиями. Ник вернулся в Чикаго. Я покончила с наркотиками и переехала жить в Трастевере, где ты и нашел меня. Сама я старалась забыться в искусстве. Ни с кем из них у меня не было никакой связи. Потом однажды я прочитала, что Анна Мария покончила с собой. Никто не понимал, почему счастливая и богатая, красивая молодая женщина пошла на такое. Но она убила себя в годовщину луперкалий, и я, конечно, прекрасно все поняла.

— Как тебе пришло в голову затеять это жульничество с домом?

— У меня была выставка. Тут появился твой отец. Я не желала иметь с ним никаких дел. Он рассказал, что позаботился о Натали, собирается продать дом, а деньги оставить ей, когда она выздоровеет. Думаю, он не понимал, что Натали уже никогда не выздоровеет… Однажды, пока твой отец был в Чикаго, я самовольно поселилась в доме, и мне там понравилось. Я нашла там вещи Натали, ее документы и подумала, что с равным успехом она могла бы бесследно исчезнуть. Потом кто-то из художников сказал мне, будто Тим Чемберс умер. Я решила, что смогу провернуть такую аферу.

— Не вышло, да?

— Не вышло. Что ты сделаешь со мной?

— Не знаю.

Он посмотрел на нее. В первый раз с тех пор, как они встретились, в ее глазах не было столь странной неопределенности. Теперь он увидел в них лишь глубокое одиночество. Печаль бесприютной лесной волчицы, таящейся в темноте, которая сгустилась вокруг человеческого костра, ищущей людского тепла и опасающейся подойти ближе из-за собак.

— Пропащая ты душа, Сара. Ты хоть понимаешь это?

— Это ты так говоришь, но я все же единственная, кто знает, что твой отец был прав.

— В чем прав?

— В том, что касается Индиго.

— Список жертв впечатляет. Душевнобольная, самоубийца и мертвый наркоман. И ты считаешь, он прав?

— Они поняли его слишком буквально. Когда той ночью он бросил нас, он хотел проверить, настолько ли мы глупы, чтобы пойти на такую серьезную вещь, как трепанация черепа. Неужели не понимаешь, Джек? Индиго? Это олицетворение того, что ищет каждый человек. Любви. Откровения. Вдохновения. Мига, который озаряет жизнь и придает ей смысл, отсутствовавший прежде. Дело в том, что, как только ты прекращаешь искать Индиго, твоя душа умирает… Можно никогда не увидеть Индиго. Можно лишь обманывать себя, думая, будто видел его. Но нельзя не верить в то, что это достижимо. В возможность перерождения. Ученый говорит: Индиго не существует. Художник говорит: существует. Но это не все альтернативы… Да. Натали, Анна Мария и Николас нашли третий вариант… Я перестала верить в это, Джек. Но потом появился ты. Я видела во сне твоего отца. Он сказал мне — во сне, — что я смогу увидеть Индиго лишь в том случае, если поведу тебя к нему.

— Пожалуйста, прекрати.

— Мы шли к нему своим путем. Ты знаешь это.

— Не надо.

— Я люблю тебя, Джек.

Он внимательно посмотрел на нее. Это ему не понравилось. Наверняка всего лишь трюк, который она взяла из «Руководства». Нельзя дважды войти в одну и ту же реку.

— Ты ведь не хочешь, чтобы все вернулось? Не позволяй своему отцу манипулировать тобой, Джек.

— Что ты имеешь в виду?

— Скажи мне кое-что. Как считаешь, возможно ли, чтобы твой старик был еще жив?

Джек покачал головой.

— А может, он был прав. Может, он сейчас в Индиго, наблюдает за всеми нами, дергает за ниточки, смеется.

— Индиго не существует, — сказал Джек.

— Ты не прав, любимый. Как ты не прав!

40

Джек один вернулся в клинику Сан-Каллисто, беспокоясь относительно финансовой стороны лечения Натали. Он не мог добиться толка от дежурной сестры, сидевшей за стойкой регистратуры в холодном мраморном зале приемного покоя с высоким, от пола до потолка, слепящим окном. Тогда он попросил вызвать врача, с которым он и Луиза разговаривали в первое посещение Натали.

Прошла вечность, пока не показался тот врач, по-прежнему скрипевший туфлями по бесконечному мраморному залу приемной. Наконец он подошел и с важным видом пожал Джеку руку.

— Я хотел бы обсудить вопрос оплаты лечения Натали, — сказал Джек.

Врач смутился и быстро заговорил по-итальянски с женщиной за столом регистратуры. Та что-то отрывисто отвечала. Он повернулся к Джеку.

— Натали Ширер у нас больше нет.

— Но она должна быть здесь! — удивился Джек.

— Уверяю вас, ее у нас нет!

— Но не могла же она просто взять и уйти!

Врач еще раз допросил сестру.

— Ее забрал какой-то человек.

— Забрал? Но кто?

— Сестра говорит, что это было не в ее дежурство, но она знает: Натали забрал мужчина. Думаю, это был тот же человек, который оплачивал ее пребывание у нас.

— Оплачивал?

— Разумеется.

Сообщение ошеломило Джека. Он не знал, что делать.

— Но разве не осталось никаких документов, записей, чего-нибудь? Из психиатрической больницы нельзя съехать, как из отеля!

— Психиатрической больницы? Извините, вы кое-чего не понимаете. Это частная клиника, и Натали была у нас добровольной пациенткой. Ее не направляли сюда по рекомендации врача или по распоряжению суда. Она вольна, была вольна уйти в любое время. И уж во всяком случае, когда плату за нее отказались вносить…

— Кто отказался?

Врач с вековечной римской неопределенностью пожал плечами.

— И вы не знаете, куда она направилась? Возможно, в другую клинику?

— Нас не поставили в известность.

— Хоть какие-то документы на нее остались? — требовательно спросил Джек.

— У нас есть, разумеется, история ее болезни. И это все.

— Но вы, по крайней мере, можете сказать мне, кто раньше занимался оплатой ее больничных счетов?

Настойчивость Джека вызвала у врача раздражение.

— Послушайте, так или иначе, у вас нет доступа к подобной информации. Вы родственник Натали?

— Нет.

— В таком случае…

— Но я пришел, чтобы оплатить ее лечение!

— Что я могу сказать? Вы хотите, чтобы я принял от вас деньги просто так, ни за что? Если желаете сделать пожертвование, могу это оформить. Но не для Натали, ее здесь больше нет. Пожалуйста! Я очень занят. Что я могу сказать? — Врач, в умоляющем жесте подняв планшет, стоял в потоке солнечного света, льющегося из высокого окна. — Пожалуйста! — повторил он.

41

Два дня спустя Джек и Луиза бродили по узким мощеным улочкам centro storico, между тенями, отбрасываемыми средневековыми зданиями и запертыми церквами; Джек держал Луизу под руку. Поздний октябрь незаметно сменился ноябрем, и в воздухе появилась бодрящая свежесть, с Тибра несло холодком. Даже запах речного ила изменился. Первый признак надвигающейся зимы. Это был их последний день и последний вечер в Риме. Завтра они улетали.

Он без обиняков сказал Саре Бьюкенен, что лучше ей стать невидимкой или исчезнуть из Рима. Насколько он знал, она последовала его совету, но не раньше, чем вручила ему записку.

Митра требовал от своих последователей ни больше ни меньше как принесения себя в жертву. Ты это знал? Я собираюсь исчезнуть, но не навсегда. Когда придет час и пелена спадет с твоих глаз и ты узришь, я найду тебя.

Преданная тебе в Индиго, Сара.

— Что это? — спросила Луиза, увидев записку у него в руках.

— Ничего особенного, просто записка от Альфредо, — ответил он, пряча письмо в карман. — Сообщает, что собирается поменять замки в доме.

Альфредо в самом деле поменял замки и заколотил подвальное окно. Джек оформил на него доверенность на продажу дома по возможно более высокой цене.