Синдром самозванки, или Единственная для Палача (СИ) - Рокко Джулия

Считавшаяся навсегда утраченной святыня жгла руки. Я прижимала заповедные скрижали к груди, понимая, что должна выполнить последнюю волю ундера и прочитать их. Но читать было отчаянно страшно. Заигрывать с древней прамагией не стоит, если ты не готов поставить на кон всё. А я ни за какие сокровища мира не стала бы рисковать детьми, заботу о которых мне так щедро доверила судьба.

И всё же… скрижали манили их развернуть и хотя бы немного, всего одним глазком, взглянуть на те секреты, что они таили.

Я тряхнула головой, пытаясь прояснить спутанные мысли. Оставалось только гадать, как подобное сокровище, искомое множество веков лучшими из лучших, могло оказаться у спятившего старика. Но ещё сильнее удивляло то обстоятельство, что он пожелал отдать их мне. Хотя, казалось бы, любой из его сыновей подошел бы на эту роль куда больше.

— Подойди, — едва слышно попросил дядюшка, стоило мне только оказаться в его спальне.

После визита доктора, который и поставил столь неутешительный диагноз, пока ещё пребывающий в сознании ундер потребовал привести к нему Реджинальда. Я влетела в его покои с выпученными от паники глазами, просто отказываясь верить в реальность происходящего. Дядюшка Цвейг стал мне родным, я искренне к нему привязалась, чувствуя от старика ответные тепло, любовь и защиту. Теперь же я совершенно не представляла, как буду жить без него. Без наших совместных обедов, без восторженных рассказов Тая о том, как дедушка учил его осаде, без хитрого прищура неожиданно ясных глаз, привычки всеми командовать и навязчивой идеи как можно лучше устроить мою судьбу.

Перед внутренним взором так и стояла картина нашего с ним прощания.

— Дядюшка, — прошептала я, опускаясь на пол рядом с его кроватью.

Не удержавшись, сжала его чуть теплую ладонь и приникла к ней виском.

— Слушай внимательно… девочка… — вызывая у меня очередной шок, просипел ундер.

Неужели он всегда понимал, кто перед ним?

— Я хочу тебе кое-что передать. Вот.

Он откинул край одеяла и я с удивлением обнаружила два намотанных на узкий длинный цилиндр свитка.

— Возьми. Теперь они твои.

— Что это? — на мгновение позабыв о плачевном состоянии любимого человека, спросила старика.

— Ответ на все вопросы. Обещай, что исполнишь мою последнюю волю и прочитаешь их!

Ундер неожиданно сильно разволновался, заговорив хрипло и надрывно.

Я сжала его руку сильнее, как бы успокаивая.

— Не волнуйтесь, дядюшка, я прочитаю, — опрометчиво пообещала.

Но разве у меня был выбор? Каким надо быть человеком, чтобы хотя бы не попытаться исполнить волю умирающего…

— Вот и хорошо, — тут же успокоился он и затих, обессилено опустив налитые свинцом веки.

— Я знаю… — прошептал старик на грани слышимости и словно забредил: — Знаю… ты сделаешь все правильно, девочка… Я дурной человек… хорошо, что мои жены не стали рожать мне детей. Да-да, я знаю… все знаю.

Он засмеялся, словно где-то вдалеке закаркал простуженный ворон.

— Я всегда любил только власть. Власть и свою страну. Большую часть своей жизни я посвятил тому, чтобы отыскать… скрижали… Но оказался слишком слаб перед их величием и мощью. Они свели меня с ума и выпили всю магию. Теперь я умираю. Слышишь?! — вновь вскричал дядюшка, до боли сжимая мои пальцы.

— Скрижали шепчут имя. Твоё имя, Реджи, они выбрали тебя! И я, я тоже тебя выбрал…

По желтой, словно свечной воск, щеке скатилась одинокая слеза. По моим же бледным, напряженным скулам давно бежал целый поток.

— Дядюшка, но меня же зовут Ада, — вяло возразила, понимая, что ундер вряд ли когда-либо это знал.

Однако ответа так и не дождалась. Уркайский сказал свои последние слова. Он всё ещё дышал, но сознание уже покинуло его. Последний сон стремительно утягивал пожилого мужчину в свои невозвратные глубины.

Горло перехватило от спазма. Я и сама не заметила, как сжала в руках предмет главной сокровенной тайны дядюшки Цвейга.

Никакого благоговения или трепета скрижали у меня не вызывали. Больше всего на свете мне сейчас хотелось обменять их на здоровье для угасающего старика. Ну, или в крайнем случае, просто их где-нибудь понадежнее закопать. Подальше от сомнительных личностей или тех, кому древнее сокровище может причинить нечаянный вред. Вот только обещание, данное дядюшке, жгло мне душу.

На ватных ногах я поднялась с пола и, даже не думая прятать прощальный подарок ундера, вышла из спальни.

***

Удивительно, но на свитки в моих руках никто не обратил внимания. Рэт, так и не успевший проститься с отцом, тут же недрогнувшим голосом стал отдавать различные распоряжения, а после скрылся в отцовской спальне. Я же попыталась пристать к доктору, который все ещё не покинул особняк и, как мне удалось понять, теперь будет находиться подле дядюшки постоянно, вплоть до момента, когда тот уже окончательно отойдет в мир иной. Думать об этом без пронзающей сердце боли было совершенно невозможно.

— Скажите, разве нет средства как-то подпитать его силы? — спросила эскулапа в страстной надежде отыскать волшебное средство.

— К сожалению, нет, — ответил среднего роста почтенный господин, с густой, абсолютно седой шевелюрой и пышными бакенбардами.

Облачен он был в классический для людей его профессии красно-коричневый фрак с черным жилетом, края которого украшало серебряное шитье из перевернутых восьмерок, пузатых колб и черепов. Символика, на мой взгляд, больше подходящая какому-нибудь некроманту, но таких, как я узнала, в Андолоре не водилось. — Причина нынешнего состояния больного — необратимое магическое истощение, — словно маленькой, пояснил мужчина.

— Но неужели нет ни одного мага, ни одного волшебного эликсира, способного это как-то исправить?! — в отчаянии вскричала я, не желая так легко сдаваться.

Мы же в магическом мире, в конце концов!

Доктор сочувственно покачал головой.

— Существуют легенды о том, что некогда среди носителей силы встречались выдающиеся целители, которые могли вырвать человека из капкана «последнего сна». Но, увы, маги данного таланта давно и бесследно исчезли. Теперь медицина — удел таких простых людей, как я. А мои возможности, к сожалению, весьма ограничены. Я не чудотворец, госпожа, и мага-целителя из шляпы вам не достану. Нужно принять неизбежное. Дни вашего дядюшки подходят к концу.

Я заплакала, уткнувшись носом в грудь подошедшего к нам хмурого, словно грозовое облако, Ланзо.

— Ланзо, — всхлипывая, сдавленно прошептала, понимая, что если немедленно не сниму груз с души, то просто доведу себя до нервного срыва. — Твой папа в коме, а у меня в комнате спит маленькая чудесная девочка. Твоя дочь. Я назвала её София. Даже не думай её куда-нибудь услать. Она будет расти вмести с нами. Хорошо?

Я подняла лицо, с надеждой всматриваясь в суровые черты. Эта дикая смесь мольбы и угроз звучала, должно быть, бессвязно и совершенно дико, но на лучшее я сейчас все равно была не способна. По крайне мере, мне хотелось верить, что братья семьи Уркайских и в частности, этот конкретный брат — создания стойкие, и поток моих ошеломляющих новостей его если и покачнет, то не сломит.

— Поговорим позже, — даже не поведя бровью, ответил Ланзо. — Где отец? Я хочу видеть его.

— В своей спальне, мой господин, — поспешил сообщить доктор.

— Там Рэт, — добавила я, но Ланзо уже скрылся за дверью.

— Вам лучше пойти и немного поспать, — посоветовал медицинский светила.

Прозвучавшие в его голосе заботливые нотки так напомнили мне интонации ундера, что я на мгновение словно утратила способность дышать. Таким сильным ударом под дых оказалось это открытие.

— Что ж, благодарю, так я и сделаю, — кивнула мужчине и медленно побрела на свой этаж.

К детям, к сердобольной уютной Кларе, к мягким шебутным хомарчикам. Пускай одна из мощных опор моей жизни трещала и крошилась под натиском неумолимого рока, зато остальные все ещё были при мне. Ради них я просто обязана быть сильной, уверенной, спокойной и обязательно верить в лучшее.