Москва: мистика времени - Елена Коровина

Пушкин!

Ну тут подруга не удержалась:

– Неуч ты, Катерина! Не Пушкин, а Жуковский. Поэма «Светлана»!

Но Катенька только фыркнула:

– Все равно – не подойдет! Как ты это себе представляешь? Ну брошу я сапог – его же подберут. Назад никто не принесет. А слушать под окном сейчас опасно. И вообще – в полночь на улицу выходить?! Да убьют же! Нет, это я пас! – Девушка повернулась к бабуле: – Вы это мне не предлагайте! К тому же я и у себя дома могу на улицу выползти. Зачем к вам ехать?

Бабушка как-то хитро сощурилась и вмиг стала похожа на забавную ведьмочку, которых рисуют в детских сказках.

– Да, если ты будешь гадать у себя дома, то точно можешь нарваться на грабителей! – проговорила она. – Но приедешь ко мне – никуда из квартиры идти не придется. В этом доме можно прямо здесь гадать. И все будет точно!

Тут и подруга заинтересовалась:

– Почему в этом доме можно гадать, и все будет верно?

Катенька поддержала:

– А что за тайна? Расскажите!

И вот какую историю услышали подружки в старенькой квартирке, освещенной тусклым светом бумажного абажура. От сквозняка его бахрома колыхалась, отбрасывая тени, бумага шуршала, словно вспоминая былое. И девушкам показалось, что они перенеслись во времени на несколько столетий назад.

Тогда шел 1736 год. Переулок еще не назывался Лопухинским, хотя одноэтажный дом на этом самом месте уже существовал. Это потом его надстроят, возведут вокруг другие дома. Но тогда, в первой половине XVIII века, этот одноэтажный домик входил в строения большой усадьбы, принадлежащей князю Александру Борисовичу Бутурлину. Тот был человеком военным, находился в звании генерала и под командованием знаменитого фельдмаршала Миниха участвовал в сражениях против турок в Крыму, где и отличился отменной храбростью. Когда же настала зима, войска отошли на зимние квартиры. Ну а герою Бутурлину была оказана милость – Миних разрешил ему вернуться в Первопрестольную к жене и детям. Впрочем, к тому времени сыновья Бутурлина уже служили в Петровой столице – Санкт-Петербурге, делая карьеру при дворе императрицы Анны Иоанновны. В Москве же князя Бутурлина ждали жена и дочка Марьюшка, любимица отца, души в ней не чаявшего.

В Москву генерал возвратился с любимым адъютантом Владимиром. Сей молодой человек, несмотря на годы, обладал самыми достойнейшими качествами – умом и добротой, красой и обходительностью. Но главное – он был мужествен и храбр, и в одной из отчаянных перестрелок спас своему командиру жизнь, заслонив собой. Потом, конечно, маялся ранением, но выжил и снова оказался под началом Бутурлина. И вот теперь князь привез юношу в свою московскую усадьбу.

Стоит признать, что супруга генерала, Марфа Андреевна, встретила молодого адъютанта с весьма кривой улыбкой и ночью же попеняла мужу:

– Не надо было привозить парня в дом! У нас же Марьюшка на выданье. А ну как слухи пойдут!

Бутурлин, конечно, и ухом не повел на женины опасения. На то он и боевой генерал, чтобы не понимать, сколь остер язычок московских сплетниц-тараторок. Только попадись!

Но Марьюшка вела себя примерно. Да и нрава была тихого. Хотя с молодым адъютантом домашняя жизнь сталкивала ее постоянно. То за обедом оказывалось нечетное число гостей (нехорошая примета!), и приходилось сажать за стол молодого человека. То Марьюшке надо было на фортепианах учиться, а ноты переворачивать некому, вот и звали образованного адъютанта. То на уроке танца партнер требовался – опять же кликали ловкого Владимира Львовича, оказавшегося умельцем не только на поле боя, но и в танцевальных па. Словом, молодые люди общались настолько часто, что бедный Владимир с ужасом осознал, что влюбился в Марьюшку.

Но на что он мог рассчитывать? У его отца имелось еще четверо детей. И на всех пятьсот душ крепостных. Жалованье у самого Владимира, конечно, хорошее, но семьей на него не проживешь. Да и как вообще-то он мог мечтать о красавице Марьюшке, если род Бутурлиных богат и знатен до невероятности. Княжеская семья-то…

К Марьюшке же постоянно сватались родовитые да богатейшие женихи. Владимир узнал, что вот только осенью было два предложения – одно от жениха, за которым числилось без малого 15 тысяч душ крепостных (огромное количество), второе от курляндского барона – родственника всесильного императорского аманта – Бирона. Это же какие партии наивыгоднейшие! Ради такого сватовства князь Бутурлин даже на несколько недель из армии приезжал. Но Марьюшка отказала обоим соискателям. А родителям объявила:

– Воля ваша! Я вам не повиноваться не могу. Но я их обоих не люблю. И если вы моей погибели не желаете, не отдавайте меня!

Марфа Андреевна-то тогда, сказывают, на дочь сильно обиделась. Но генерал только кулаком по столу ударил:

– Раз не милы женихи, насильно дочь под венец гнать не стану. – Потом покосился на жену да и ляпнул: – Это ж все равно что тебе вместо меня в постель лягуху засунули бы. Ты бы стерпела?

Марфа Андреевна только фыркнула:

– Да я десятку женихов отказала, тебя дожидаючись!

– Вот и Марьюшка пусть своего суженого ждет! – подытожил генерал. – Нелюбимый муж – хоть золотым будь, все равно – нелюбимый…

Но перед Рождеством поступило новое предложение. Граф из рода Шуваловых, да не просто граф – камергер с ключом, то есть имеющий право входить в любое время в личные покои императрицы Анны Иоанновны с докладом ли, по собственной ли надобности, – приехал из столицы в Первопрестольную да и посватал Марью Александровну. И не просто сватов прислал, но и подкрепил свои намерения бумагой, как это у них в Петербурге водится. Владимир сам эту бумагу первым прочел, потому что генерал Бутурлин доверил адъютанту вскрывать всю почту – и служебную, и личную, потому как никаких секретов у храброго вояки отродясь не имелось.

Владимир, конечно, бумаги на стол в кабинете хозяина положил. Но сам с лица спал. Хотя на другой день и пришлось ему со всеми домочадцами встречать почетного гостя и влиятельного столичного вельможу. Молодой адъютант-то хоть и сам был строен и лицом пригож, но при виде шуваловского камергера у Владимира сердце упало – высок, могуч, красив, обаятелен оказался Шувалов-то.

Ну а вечером мать Марьюшке приказала чуть не на все танцы с гостем становиться – и в куранте, и в лабуре, и в других. Бедный Владимир только головой крутил, провожая скользящую по паркету пару. Но вот после одного танца Шувалов подвел Марьюшку к креслу, видно, та утомилась. Сам за прохладительными напитками отправился. Девушка раскрыла веер, обмахнулась пару раз да и уронила. Владимир метнулся и поднял. Подал, улыбаясь робко. Марьюшка глаза подняла и выговорила:

– Благодарю, что помочь изволили… – поперхнулась словно и прошептала: – Владимир Львович… Владимир…

Уж что дальше сказать хотела, адъютант не узнал. Генеральша Марфа Андреевна подскочила. Дочь за руку дернула и повела куда-то.

Всю ночь Владимир заснуть не мог. Все русая головка Марьюшки мерещилась. Шепотом она его имя произносила. Звала. И будто слезки из глаз катились…

Наутро адъютанта в хозяйские комнаты не впустили. Горничная Марьюшки срывающимся голосом поведала, что госпожа ее, бедная девушка, от предложения камергера с ключом наотрез отказалась. Генеральша сильно гневалась. Ну а сам-то генерал только глазами сверкал. Грозно и огненно.

А на другой день генеральша объявила дочери:

– Не пойдешь за Шувалова – отправим в монастырь!

Марьюшка ахнула и упала без чувств. Только к вечеру вышла из своих покоев вся в черном. В руке узелочек крохотный. Поглядела на батюшку-генерала и сказала:

– Я готова… В монастырь лучше, чем за нелюбимого.

Генерал крякнул да и выскочил из комнаты. В коридоре помялся, рукой волосья пригладил, перекрестился и пошел к жене. Уж что ей сказал, неведомо. Только вышедшая потом Марфа Андреевна, судорожно вздохнув, объявила дочери:

– Ступай к себе! Отец тебя не неволит. Не любишь этого – будем ждать другого. Только гляди – не прогляди суженого-то!

Но с того времени приказала генеральша Владимиру перебраться в самую дальнюю комнатку. И к столу его теперь приглашать перестали. И ноты Марьюшке он уж тем паче не переворачивал.

Ну а девица-красавица начала таять день ото дня. Материной компаньонке, милейшей бригадирше Анне Семеновне, княжна сказала:

– Видно, нет мне пути к моему суженому!

Уж о чем девица такими словами толковала, бригадирша не поняла. Но решила, что надо как-то развеселить подопечную. А тут как раз Святки настали. Самое время для гаданий о суженых-то. Вот и решила бригадирша устроить старинное гадание – пусть Марьюшка узнает имя своего суженого.

Сняла девица, как водится, башмачок да и кинула его на перекрестке московских улиц. Не прошло и пяти минут – бежит какой-то мальчонка, башмаком размахивает.

– Чей башмачок? – спрашивает.

Марьюшка глазами в мальчишку впилась: