Вилла в Италии - Элизабет Эдмонсон

— Impossible.[28] — Итальянец указал на свою искалеченную ногу, потом — на вершину горы за виллой, а затем покачал головой и погрозил пальцем.

— Как бы ему объяснить, что это мы будем расчищать завал, а не он, — вмешалась Делия. — Да, я понимаю, что оно bloccato,[29] но мы собираемся его unbloccato. Люциус, ну объясните же ему.

В конце концов, нехотя, после продолжительной жестикуляции и заключительного тычка от Бенедетты, которой хотелось поскорее выпроводить гостей из кухни, Пьетро повел их в конюшни и указал на выставленные рядком инструменты. Обвешанные гирляндами пыли и паутины, они имели весьма заброшенный вид.

— Это затупленные старые штуки, которыми никто не пользуется, — фыркнула Джессика.

— Вот и хорошо, — кивнула Марджори. — Мы не собираемся брать его инвентарь, ему это не понравится.

— Зато здесь есть прочная лопата, — обрадовалась Делия, разглядывая инструменты в другом конце строения, которые находились в более пристойном состоянии, без ржавчины, и были готовы к работе.

— Да, но это будет все равно что взять его брюки, — покачала головой Свифт. — Нам придется довольствоваться тем, что есть.

— Посмотрите, вот и лом, — указала певица. — Именно то, о чем говорил Джордж.

— А вот и киркомотыга.

— Верхушка может отлететь. — Воэн подняла ее и размахнулась для пробы.

— Я отнесу ее в город, — предложил Джордж, — и узнаю, нельзя ли починить.

— Не льщу себе надеждой, что вам удастся раздобыть садовые рукавицы, но можете тоже попробовать, — добавила Марджори.

8

Свифт не могла не восхищаться тем, как Люциус управляется с киркомотыгой, о чем ему и сказала.

Он приостановился и, опершись на кирку, тыльной стороной ладони отер пот со лба.

— А почему это вас так удивляет? Почему я должен орудовать киркомотыгой хуже, чем любой другой?

— Вы не производите впечатления человека достаточно сильного, который может делать что-то полезное, например, дробить камни.

Теперь американец был задет за живое.

— Вы всегда изрекаете все, что думаете?

— В настоящее время большей частью да. — Она ловко поддела лопатой расшатанные Уайлдом камни и сбросила их на кучу обломков, извлеченных из завала. — Это экономит время; мне не до того, чтобы выдумывать вежливые способы сказать «нет» или скрывать, что у меня на уме.

— Я так понимаю, вы не благословлены большим количеством друзей.

Писательница ничего не ответила, а лишь продолжала орудовать лопатой. Наверное, решил, подумалось ей, что теперь, когда он без рубашки, она замечает его мускулы. Сказать ему, что ли, что мужская мускулатура интересует ее как прошлогодний снег? Нет, зачем? Уайлд знает ее вкусы и, без сомнения, записал в иссохшие старые девы. Возможно даже, с кучей желаний, вытесненных в подсознание. Вот уж чья бы корова мычала!

— И что же вас так развеселило? — спросил он, аккуратно ударяя по валуну с узкой трещиной сбоку и откалывая от камня большой кусок.

— Поскольку мои мысли вас раздражают, лучше их придержу. Если бы вам удалось стукнуть по этому обломку еще раз-другой, думаю, он раскололся бы на более удобоваримые куски.

Было очень раннее субботнее утро. Марджори пришла к пересохшему роднику, чтобы уделить часок работе. Ей хотелось заняться чем-то физическим, а она не знала ничего более успокаивающего и способствующего мыслительному процессу, чем копание и перелопачивание.

— Я сегодня проснулся рано, — сообщил Люциус. — Меня разбудили голоса под окном. Довольно бездумно по отношению к другим. Если Мелдон и Хельзингеру охота просыпаться ни свет ни заря, хорошо бы они уходили болтать куда-то еще. Да и вообще не могу понять, зачем они поднялись так рано.

— Джордж страдает бессонницей. И в любом случае он встал бы рано, потому что собирался на мессу.

— Джордж — католик?

— Да.

— А Джессика?

Марджори пожала плечами.

— Она не пошла в церковь. С головой ушла в Данте. Я привезла с собой экземпляр «Божественной комедии» в переводе Дороти Сэйерс — поскольку я ехала на «Виллу Данте», это казалось уместным — и дала ей почитать «Ад».

Некоторое время оба работали молча. Потом Уайлд вновь нарушил молчание:

— Значит, Делия единственная, кто позволяет себе роскошь наслаждаться сном?

— Нет, она тоже встала. Видела ее на балконе, когда проходила мимо. Я ей помахала.

— Почему же вы не предложили спуститься и помочь?

— Потому что хотела побыть одна, а она и сама прекрасно видела, что я несу лопату. Если бы ей хотелось присоединиться, она сказала бы. Но с какой стати? Мы не на службе, это не наша святая обязанность, никто из нас не нанимался раскидывать эти камни, чтобы увидеть, как родник снова забьет из земли.

— Или что под камнями спрятан кодицилл.

— Об этом не может быть и речи. Как Беатриче Маласпина сюда забралась бы, чтобы его подсунуть? Если вас заботит кодицилл, вам следует быть внизу и искать его там, а не дробить здесь камни.

— Когда много рук, работа спорится.

— Эту работу руками все равно не переделать. Каторжный труд.

— И все-таки мне не верится, что Беатриче Маласпина не могла распорядиться расчистить этот завал.

— А кого она попросила бы? Пьетро? Ему, как вы верно отметили, никогда сюда не забраться — слишком хром. А в деревне, как вы также заметили, вовсе не осталось здоровых и крепких мужчин. Все уехали в Милан или в Америку, все до единого.

Поработали некоторое время в молчании.

— Вы научились так ловко копать у своего отца? — спросил Люциус, останавливаясь и опираясь на ручку кирки, чтобы передохнуть.

— Да. И еще я участвовала в археологических раскопках.

— Разве там пользуются не совочками и кисточками?

— Нет, когда нужный участок расположен на глубине нескольких футов. Они не зря называются раскопками.

— Может, мы тоже могли бы откопать античный горшок или даже пару?

— Я очень удивилась бы.

За два дня, прошедших с тех пор, как Делия открыла заблудившийся ручей, они сильно продвинулись в своих трудах. Ученый отдавал работе по нескольку часов кряду, трудясь в ровном, устойчивом ритме, весьма впечатлявшем Люциуса. Проклятие! Хельзингер, должно быть, лет на десять его старше, но не покрывается потом и ему не приходится останавливаться, чтобы перевести дух. Вот тебе и худосочные ученые.

— А Джордж изящнее вас управляется с киркомотыгой, — заметила Марджори, глядя, как Люциус машет своей киркой. — Действительно, как жаль, что мы не можем попросту взорвать все это.