Дзен и исскуство ухода за мотоциклом - Роберт Пирсиг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Английский факультет колледжа штата Монтана выставил Федру древнюю логическую конструкцию, известную под названием дилемма. Дилемма — по-гречески, «две посылки» — уподоблялась передней части разъяренного нападающего быка.
Если он принимал посылку, что Качество объективно, то насаживался на один рог дилеммы. Если он принимал другую посылку — что Качество субъективно, — то насаживался на другой. Качество либо объективно, либо субъективно, — следовательно, он повисает на рогах независимо от ответа.
Он заметил, что некоторые члены факультета одаривают его добродушными улыбками.
Тем не менее, Федр, будучи образованным в логике, сознавал, что каждая дилемма позволяет не два, но три классических опровержения. Также он знал несколько не столь классических, поэтому улыбался в ответ. Он мог взяться за левый рог и опровергнуть идею о том, что объективность подразумевает научное обнаружение. Или же взяться за правый рог и опровергнуть идею, что субъективность подразумевает «то, что тебе угодно». Или пойти между рогов и отрицать, что субъективность и объективность — единственный выбор. Можешь быть уверен — он испробовал все три.
В добавление к этим трем классическим опровержениям существует несколько алогических, «риторических» опровержений. Федр, будучи ритором, имел под рукой и их тоже.
Можно быку в глаза швырнуть песком. Он уже проделывал это своим утверждением, что недостаток знания того, что такое Качество, составляет некомпетентность. Старое правило логики: компетентность говорящего не имеет значения для истинности того, что он говорит, поэтому весь разговор о некомпетентности был чистым песком. Самый большой дурак в мире может сказать, что солнце светит, но это не заставит его погаснуть. Сократ, этот древний враг риторического спора, размазал бы Федра по стене, скажем, за такое: «Да, я принимаю вашу посылку, что я некомпетентен по части Качества. А теперь будьте любезны, покажите некомпетентному старику, что же такое Качество. Иначе как мне стать лучше?» Федру было бы позволено несколько минут потомиться в духовке, а затем его бы расплющили вопросами, доказавшими бы, что он тоже не знает, что такое Качество, и, по его же собственным меркам, тоже некомпетентен.
Можно попытаться убаюкать быка. Федр мог бы сказать своим допросчикам, что ответ на эту дилемму — за пределами его скромных способностей решать что-либо, но тот факт, что он не может найти ответа, не является логическим доказательством того, что ответ не может быть найден вообще. Не попытаются ли они, с их более обширным опытом, помочь ему найти этот ответ? Но для подобных колыбельных было слишком поздно. Они могли бы просто ответить: «Нет. Мы слишком квадратные. И пока у тебя не появится ответа, придерживайся программы, чтобы нам не пришлось потом проваливать твоих замороченных студентов, когда они придут к нам в следующей четверти.»
Третьей риторической альтернативой дилемме — и, по моему мнению, наилучшей — было отказаться выходить на арену. Федр мог просто сказать: «Попытка классифицировать Качество как субъективное или объективное есть попытка определить его. А я уже сказал, что оно неопределимо,» — и оставить все как есть. Я уверен, что ДеВиз в действительности советовал ему в то время так и поступить.
Почему он предпочел пренебречь этим советом и избрал отвечать на дилемму логически и диалектически, а не легко избежать всего этого мистически, я не знаю. Но могу предполагать. Думаю, он прежде всего чувствовал, что вся Церковь Разума необратимо располагалась внутри арены логики; что когда кто-либо помещал себя вне логических дебатов, он, таким образом, помещал себя вне всякого академического внимания. Философский мистицизм, мысль о том, что истина неопределима и может постигаться только не-рациональными средствами, существовал вместе с нами с самого начала истории. Это основа практики Дзэн. Но не академический предмет. Академия, Церковь Разума, касается исключительно тех вещей, которые могут быть определены, а если кто-то хочет быть мистиком, то его место — в монастыре, а не в Университете. Университеты — это места, где вещи следует четко объяснять.
Я думаю, вторая причина его решения была эгоистической. Он считал себя довольно острым логиком и диалектиком, гордился этим и рассматривал дилемму, стоявшую перед ним, как вызов своему умению. Я теперь думаю, что этот след самомнения и стал началом всех его бед.
Я вижу, как впереди, в двухстах ярдах от нас и чуть выше сквозь сосны проходит олень. Пытаюсь показать его Крису, но к тому времени, как он туда смотрит, олень уже ушел.
Первым рогом дилеммы Федра было: Если Качество существует в объекте, почему научные инструменты не могут его обнаружить?
Этот рог подл. С самого начала он видел, насколько тот смертоносен. Если он собирался предположить, что он — сверхученый, способный видеть в вещах Качество, которое другие ученые обнаружить не могут, то просто доказывал, что он — либо чокнутый, либо дурак, либо то и другое вместе. В сегодняшнем мире идеи, несовместимые с научным знанием, не отрываются от земли.
Он вспомнил утверждение Локка, что ни один объект — научный или иной — не познаваем, кроме как в понятиях его качеств. Эта неоспоримая истина, казалось, подсказывает, что рациональные ученые не могут обнаружить Качество в объектах; поскольку Качество — это всё, что они обнаруживают. «Объект» — это интеллектуальное построение, дедуктивно выведенное из его качеств. Этот ответ — если он действителен — определенно вдребезги разносит первый рог дилеммы; некоторое время он Федра сильно радовал.
Но оказалось, что он ложен. Качество, которое Федр и его студенты наблюдали в классе, совершенно отличалось от качеств цвета, теплоты или твердости, наблюдаемых в лаборатории. Те физические свойства можно измерить инструментами. Его Качество — «совершенство», «ценность», «доброкачественность» — было не физическим свойством и не могло быть измерено. Его отбросила двусмысленность понятия «качество». Он спросил себя, почему такая двусмысленность должна существовать, сделал мысленную заметку покопаться в исторических корнях слова качество, а затем отложил это в сторону. Рог дилеммы по-прежнему присутствовал на своем месте.
Он обратился к другому рогу, казавшемуся более многообещающим в смысле опровержения. Он подумал: Итак, Качество — это просто все, что тебе угодно? Эта мысль его разозлила. Великие художники истории — Рафаэль, Бетховен, Микеланджело — все они просто выдавали то, что было угодно народу. У них не было иных целей, кроме как пощекотать чувства по-крупному, так что ли? Это злило; а больше всего злило то, что он не мог увидеть никакого немедленного способа логически это препарировать. Поэтому он начал тщательно изучать это утверждение — размышляя так же, как изучал что-нибудь всегда прежде, чем нападать.
И тогда он увидел. Вытащил нож и вырезал всего одно слово, создававшее в этой фразе весь эффект, который так злил его. Слово было «просто». Почему Качество должно быть просто тем, что тебе угодно? Почему «то, что тебе угодно,» должно быть «просто»? Что это «просто» в данном случае значит? Разложив все таким образом для независимого анализа, он ясно увидел, что «просто» в данном случае на самом деле ни черта не значило. Чисто уничижительный термин, чей логический вклад в предложение был нулевым. Теперь, без этого слова, предложение стало таким: «Качество — это то, что тебе угодно,» — и его значение целиком изменилось. Стало безобидным трюизмом.
Его заинтересовало, почему это предложение так сильно злило его в первый раз. Оно казалось таким естественным. Почему понадобилось так много времени, чтобы увидеть: на самом деле оно утверждало «То, что тебе угодно, — плохо или, по меньшей мере, неуместно»? Что стояло за хамским предположением, что то, что нравится тебе, плохо или, по меньшей мере, не важно по сравнению с другими вещами? Это казалось квинтэссенцией квадратности, с которой он боролся. Маленьких детей учили не делать «только того, что им угодно», а делать… что?.. Конечно! То, что угодно другим. Кому — другим? Родителям, учителям, руководителям, полицейским, судьям, официальным лицам, королям, диктаторам. Всем властям. Когда ты обучен презирать «только то, что тебе угодно», тогда, конечно, станешь более послушным слугой других — хорошим рабом. Когда научишься не делать «только того, что тебе угодно», Система тебя возлюбит.
Но предположим, ты делаешь только то, что тебе угодно. Означает ли это, что ты обязательно выйдешь на улицу и немедленно станешь вдвигаться героином, грабить банки и насиловать престарелых дам? Лицо, советующее не делать «только того, что тебе угодно», высказывает тем самым кое-какие замечательные предположения относительно того, что для него самого является привлекательным. Оно, кажется, не сознает, что люди могут не грабить банков, поскольку они рассмотрели последствия и решили, что это им не угодно. Оно не видит, что банки существуют, в первую очередь, потому, что они «угодны людям» — а именно, обеспечивая ссудами. Федр начал задаваться вопросом, как все это осуждение того, «что тебе угодно,» вообще могло показаться ему таким естественным возражением.
