Портфолио в багровых тонах - Лариса Соболева

— Слушай, Митя, тебя ждут, меня тоже. Говори быстрей, что ты хочешь?

Пауза… натянутая, словно артист забыл текст. Анжела, на удивление, ощущала себя мирно, сердце не колотилось в груди, вступив в конфликт с разумом, руки не дрожали, выдавая волнение. Потому что провела окончательную черту между ним и собой. Не просить же его — не бросай меня и будущего малыша, в самом-то деле! Наверняка он чего-то в этом духе ожидал или упреков со слезами, которые дают мужчине повод разрубить узел, успокоившись: она истеричка, я правильно ушел от нее. М-да, не бог Митя. Не дождавшись какого бы то ни было ответа, Анжела развернулась и пошла к автомобилю отца.

— Подожди, я хотел объяснить… — крикнул Митя.

— Не надо ничего объяснять, — обернулась она, но в ее интонации он так и не услышал озлобленных нот. — Извини, завтра очень рано вставать, я должна выспаться. До свидания, Митя.

Она села в авто, выдержав, пожалуй, самый сложный экзамен.

Замечательная идея пришла в голову, супер! На зеленом сукне лежит обнаженная девчушка, свернувшись калачиком и закрыв грудь костлявыми ручонками. Смотрит куда-то… никуда, но далеко, в пространство. Эва — талантливая девчонка, стоило объяснить, что взгляд должен быть невидящим, вне конкретики, она все поняла! Удивительно. Натурщица из нее идеальная, кстати, личико у девочки умненькое, с таким приятно работать. И картинка получается супер: пепельные волосы разметались по зеленому сукну, некоторые пряди закрутились в причудливые узоры, а вокруг тела шары, шары, шары… И кий. С кием Ника поработала, то на Эву положит его, то рядом, то он перечеркнет ее тонкую фигурку, то на край стола уложит.

— Ну, как-то так… — заканчивая съемку, удовлетворенно произнесла Ника. — Эва, спасибо, можешь одеться.

Зазвонил телефон, Ника долго искала в сумке трубку, которая имеет наглость играть с ней в прятки. Ну вот, перестала звонить. М-да, сумка Ники — что-то с чем-то, в ней бомбу можно найти в разобранном виде, по крайней мере, собрать из разрозненных частей.

— Да где же… — вытряхивала Ника содержимое на зеленое сукно.

Эва быстренько оделась и, видя, что Ника занята, не прощаясь, вышла из биллиардной комнаты в холл. По ушам резанула громкая музыка, каким-то образом в биллиардной ее не слышно, наверное, хорошо продумана шумоизоляция. Эва направилась в зал, но оттуда выбежала звезда сегодняшнего праздника — Соня с Тамарой, обе хохотали. Увидев Эву, хозяйка клуба пропустила Тому вперед, та умчалась в комнату для девочек, сама же остановилась и подняла брови, удивленно вымолвив:

— Ты?!

— Я, — улыбнулась в ответ Эва. — Прекрасный вечер. И ты красивая… очень красивая, правда.

— Что ты здесь делаешь? — со смешком спросила Соня.

— Как — что? Я со всеми… на открытие пришла.

— Разве я тебя приглашала? — хохотнула Соня.

И вот тут дошло до Эвы: ее выгоняют. Да, выгоняют, причем в унизительной форме, изображая детский наив.

— Господа! — раздался в зале бравый голос ведущего. — Иллюзион! Вас приветствует маг и чародей…

Гул возгласов и аплодисментов заглушил ведущего, когда тот называл фамилии участников представления. Из зала в холл хлынули мелькающие разноцветные огни — синий, зеленый, красный… А Эва, краснея (хотя этого наверняка не было видно, но она-то знала, что краснеет), вымолвила потухшим голосом, опустив глаза:

— Но… ты нас всех пригласила… Не сказала, что меня не… не… Извини… Мне пора… Я пойду…

— До свидания.

Ах, как Соня попрощалась! На улыбке, излучавшей благожелательность, притом получая истинное удовольствие от замешательства и растерянности Эвы, которая сгорала от стыда и обиды. Она шла к выходу, чувствуя на затылке торжествующий взгляд Сони, от этого взгляда спина стала горячей, словно ее подогрели на огне, из глаз выкатились две такие же горячие слезы. Стиснув зубы, Эва взялась за ручку двери и с трудом ее открыла.

А опьяненная сегодняшним успехом и похвалами в свой адрес Соня засеменила в туалет, придерживая подол золотого платья. Понимала ли она, что нанесла оскорбление Эве? Нет. Ей больше понравилось бы: поставила на место. Не грубо, не нагло, по-царски. Да и не думала Соня о какой-то там дурнушке Эве, с которой стоять-то неловко, ибо одета она как обыкновенная простушка. Она попросту забыла о ней сразу же, едва вспомнив, зачем вышла в холл — в туалет отлучилась от гостей, похвал и представления. Соня забежала в кабинку, в который раз окинула взглядом стены, любуясь даже кафельной плиткой.

— Тома!.. — позвала. — То-ом, отзовись!

Не отзывается, значит, ушла, пока Соня делала пи-пи. Напевая, она вышла из кабинки. Как здесь здорово, роскошно, стильно и все-все новое, пахнет свежестью. Сонечка мыла руки, подняла глаза, чтобы посмотреть на себя — красивую, умную, успешную, — и вдруг увидела…

— Алло, это я, — сказала в трубку Ника. — Ты звонила, что случилось?

— Почему не брала трубку? — спросила Карина. — Мы уже не знали, что и думать.

— У меня сумка большая, мобила выпала из кармашка, в общем, еле нашла. А что вы должны были подумать?

— Я лучше дам трубку… извини, Глебу.

Пауза. Какие-то переговоры там у них… Ха, его высочество Глеб не желает говорить с Никой! Слава богу, он не видел гримасы, которую она соорудила, ожидая, когда сей принц хотя бы слово произнесет. Но лучше б молчал, тон — будто под дулом пистолета процедил:

— Сваливай оттуда. (А коротко — дальше некуда.)

— Почему? — Она решила тоже быть лаконичной.

— Потому что сваливай, если хочешь жить.

— А еще подробней нельзя?

Какая-то возня послышалась, наконец снова Карина, которая, судя по всему, отняла трубку:

— Ника, он прав. Там может быть тип… который Дину… ну, ты поняла. Не хочу по телефону называть вещи своими именами. Ника, Глеб вычислил, что ты знаешь этого типа…

— Я?!. Я знаю?! Да понятия не имею, кто это!

— Не перебивай. Хорошо, пусть так: он знает тебя. Понимаешь — он, не просто знает, а вхож к тебе. В студии он стащил ключи и сделал слепок, потом проник туда ночью и вырвал винт. Но там снимков из парка не было. Он знает, что попал в кадр, только не знает, что не вышел на фото. Ему нужны снимки, он боится, что ты увидишь его раньше, чем он тебя достанет. Он уже приходил ночью, чтобы избавиться от тебя, но что-то помешало…

— Так… мог это сделать в любой другой момент, — возразила Ника. — В магазине, вечером, когда захожу в подъезд, когда…

— Значит, не мог! — перебила Карина.

— Почему?

— Откуда я знаю! Может быть, он думает, что о происшествии в парке ты ничего не знаешь, но как только тебе станет известно, ты поймешь: человек в парке и есть… тот тип. Он боится, что ты донесешь на него. В общем, у него есть шанс избежать наказания. Ника, везение — изменчивая штука, а клуб, где много народа, идеальное место, чтобы тебя… Он знает, что ты будешь на открытии…

— Ника, он там! — крикнул в трубку Слава. — Где-то рядом с тобой.

— Ты поняла? — сказала Карина.

— Поняла.

— Ника, будь умницей, возьми такси и приезжай домой.

— Да… конечно… Я сейчас… сейчас приеду.

Сказать, что она испугалась, — это ничего не сказать. Ника в биллиардной одна, не перед кем ей выпендриваться и корчить из себя крутую леди, которой все нипочем. Разве Карина не убедительна была? У убийцы есть основание пришить Нику — ему нужны кадры из парка. Попросить он не может, мол, отдай мне картинки с моим изображением в парке, чтобы легавые меня не взяли, я же девочку пришил, не отдашь — пришью тебя. Исключено. У Ники реально поджилки затряслись! Да, народу полно, в зале — праздник, шум. Защититься нечем. Если тот самый тип зайдет сюда, криков великого фотографа ни один человек не услышит, исключая случайность, когда кто-то неожиданно окажется рядом. Но Карина сказала, везение — изменчивая штука, и она права тысячу раз.

Живо покидав в сумку вещи, то и дело поглядывая на дверь, затем через плечо повесив фотокамеру, Ника подошла к двери и замерла. Противные мысли зашевелились в голове и отравили сознание: а если убийца уже стоит с той стороны? Вот сейчас Ника открывает дверь и нос к носу… Она представила убийцу с бесстрастным лицом и неживым взглядом, со впалыми щеками и тонкими сжатыми губами, который шагнул навстречу, загоняя ее назад в биллиардную.

Буйную фантазию прервал дикий, нечеловеческий женский вопль, перекрывший звуки музыки, слабо доносившиеся из зала. Вопль заставил Нику непроизвольно вздрогнуть, в то же время вспомнить, что она здесь все же не одна. Может быть, убийца нашел другую жертву, теперь та неистово визжит, призывая на помощь. Но ведь здесь полно людей, они что, действительно, не слышат? Ника рванула на себя ручку двери, выскочила в холл, осмотрелась. Никого. А в холле музыка грохотала, но из туалета неслось:

— А!.. А!.. А!..