Портфолио в багровых тонах - Лариса Соболева

В сущности, он прав. Настал черед Ники поинтересоваться, каковы успехи троицы, в ответ — красноречивое молчание и унылость на лицах.

— Понятно, — вздохнула она.

— Их не было дома, — оправдалась Карина. — Думаю, родители Дины уехали навестить сына, мы можем проследить за ними и узнать, где его прячут.

— Хорошая идея, только времени съест много, — проворчала Ника, заинтересованная не меньше Глеба в поимке убийцы. — Завтра давайте съездим, если не получится поговорить с ними, будем следить, где они прячут сыночка. Ой, Слава, ты не отвезешь одно несчастье домой? Боюсь, сама она не дойдет. Эва!..

Девушка показалась в дверном проеме вспотевшая, будто отплясала два балетных акта без антракта, Ника лишь покачала головой и молча указала на нее ладонью, мол, вот оно, мое несчастье.

— Я поеду с ними, — вызвалась Карина.

— Что? Вы хотите оставить меня с ним наедине? — возмутилась Ника, указав пальцем на Глеба.

— Не бойся, — поспешила успокоить ее Карина. — Он с тебя будет пылинки сдувать, ты же хоть и хлипкое, но все же доказательство невиновности.

Н-да… Неловко сидеть, уставившись в монитор, когда человек, которому подсунула большущую свинью, здесь же и рассматривает твои фотоработы, потому что говорить ему с тобой не о чем. Или не хочет. Скорее, второе. Ника налила кофе из термоса, ведь бледная немочь не могла выпить оба литра, она бы умерла от перевыпивания. Поставить кружку было некуда, студия не столовая, в конце концов, для кофе нашлось место у ног Глеба.

— Пей кофе, — сказала Ника и отошла.

Он поднял кружку и вместо «спасибо» спросил:

— Без яда?

Не в правилах Ники сносить шпильки, в другой раз она бы… Но нет, не дождется. Ника подошла к нему, забрала кружку, сделала глоток и вернула. Ну и сама вернулась на место — к компьютеру.

— Тебе-то родной яд не страшен…

Ну, это уже переходит все границы! Ника развернулась в кресле и, с трудом сдерживая кипение, отчеканила:

— Слушай, я виновата, согласна. Извини. Но не моя вина, что твою девушку убили. Как видишь, убийца и меня преследует, так что радуйся: я тоже пострадавшая сторона.

— Ты пострадавшая? — В отличие от нее Глеб выглядел невозмутимым памятником самому себе, ни мускул не дрогнул на его лице римского патриция. Он отпил кофе, покривился. — Растворимый, что ли? Гадость… Так вот, пострадавшая… Ты живешь, я живу, а Динки нет. Звучит по-книжному, но она умирала на моих руках, на моих! Хотя для меня Дина и была одна из… моих девушек, знаешь, что я чувствовал?.. Это если бы тебя окунули в ледяную прорубь, потом в кипяток, а потом опять в прорубь. Страх тоже. Страх, оказывается, категория, которая реально сводит с ума. А потом, что чувствовал, знаешь? Когда Дина перестала дышать?

— Но я же извинилась…

— Дина только что дышала и говорила с тобой, но вдруг перестала быть живой. Она стала телом. Неодушевленным предметом. И уже ничто не связывало ее со мной, с миром вокруг, с прошлым и будущим. Смерть поставила жирную точку не только на ней, на мне тоже, я… я ощутил ее прикосновение. Это… это похоже… Пустота прикасается, вот какая она — смерть. Если бы убийца вышел в тот миг, думаю, я убил бы его. Именно голыми руками. Я понял, когда хочется, с маниакальным безумием хочется кромсать, крушить, резать на части такое же живое существо, как я, чтобы он чувствовал мучительную боль, страдал и умирал. Мне стала понятна суть ненависти, откуда она берется. Это когда у тебя все-все идет отлично, все получается, что задумал, жизнь такая разнообразная, красочная… Но тут мне принадлежавшую жизнь разрывает на части сначала девица с фотоаппаратом, потом нож в животе Дины…

— Послушай, мне очень жаль…

Он подошел к ней, честно сказать, в жилах Ники замерло движение крови. Что ни говори, она крупно нагадила Глебу, сейчас они одни, наверняка очень велико искушение выдать ей сдачу в двойном размере. Только Глеб подошел, чтобы всего лишь посмотреть в бесстыжие глаза, посмевшие заглянуть в ту часть чужого бытия, которая для них не предназначалась.

— Терпеть не могу киношные фразочки, — сказал он, не изменив тона, не повысив голоса. — «Мне очень жаль…» Что ты понимаешь в жалости? Да и знаешь ли ты, что означает это слово? Ты же по шаблонам живешь: здесь это скажешь, а там — так поступишь. Не скучно?

Выручил телефонный звонок, в противном случае нужно было что-то ответить не ему даже, а себе. Ника взяла мобильник:

— Слушаю…

— Ника, здравствуйте, это Гранин Иван Николаевич.

— Здравствуйте…

Взглянув на Глеба, она перевела трубку на громкую связь, иначе было бы нечестно по отношению к нему.

— Ника, вы обещали привезти мне фото Глеба Вараксина сегодня утром, а уже дело к вечеру идет.

— Помню. Огорчу вас, Иван Николаевич, я не нашла снимков. Видимо, ошиблась, они на диске, который украли.

Пауза. Нехороший признак, вероятно, Гранин не поверил ей.

— Ника… — произнес он в трубке, точно не поверил. — Вы разве не знаете, куда перебрасываете материалы после съемок?

Осталось взять уверенный тон и убедить:

— Каждый день я снимаю до тысячи кадров. Иногда больше. Я храню их на съемных дисках до тех пор, пока не просмотрю и не отбракую неудавшиеся. Удачные никогда не удаляю, это мое портфолио, следовательно, количество дисков у меня растет. Заниматься снимками из парка было некогда — очень много работы навалилось, уже на следующий день я отсняла огромное количество кадров для сети магазинов. Поэтому не запомнила, где именно кадры с Глебом Вараксиным. Я просмотрела все диски, парковых снимков на них нет, значит, они в компе были, тем более что снимала моделей тем же фотоаппаратом. Ищите вора. Мне тоже винт нужен и не только кадры с Глебом, он — для выставки, но там полно работ, за которые я получу приличные деньги. Вы до сих пор не верите?

— А я не сказал, что не верю вам.

— Значит, мне показалось.

— Хорошо. (Что ж хорошего? Ника, разумеется, не поняла.) Вы еще поищите парковые снимки, вдруг да пропустили.

— Обязательно поищу.

Распрощались. Ника положила трубку на стол, задумалась. Она, конечно, не ангел, но врать не приучена, оттого некомфортно себя ощущала.

— Думаешь, он поверил? — подал голос Глеб.

— Это его проблемы.

— Это могут быть и твои проблемы, если он застукает нас вместе.

— Ну, денек-другой я могу искать снимки спокойно, а дальше видно будет.

— Чему вы улыбаетесь? — поинтересовался Дереза.

Гранин потер подбородок, глядя на него снизу вверх, — он сидел за рабочим столом, а опер стоял, — после чего уложил локти на стол и с усмешкой произнес:

— Врет. Любопытно, почему?

— Не понял… Эта самая врет? — указал на телефонный аппарат.

Андрей не шибко башковитый, зато исполнительный, инициативный, что не всегда есть хорошо, зато любит свое дело, а это положительный фактор.

— Вчера она обещала мне фото Вараксина, сегодня сказала, что скинула кадры на диск, который украден.

— То есть фотки Вараксина у нее нет?

— Совершенно верно. Но чувствую, как говорится, всеми фибрами — врет.

— Вот стрева… Знаете, как ее называют девчонки, которых она фоткает?

— И как же?

— Стерва Стервятникова. Круто, да? А если допрос с пристрастием?

Иван Николаевич лишь взглянул на него, но так выразительно, что настаивать на «пристрастии» желание отпало. Гранин отошел к окну, за которым ветер игрался ветвями деревьев, а небо нависло над городом свинцовое. Он приоткрыл фрамугу, возможно, глоток свежего воздуха помог ему определиться, ведь в помещениях еще по-летнему душно:

— Сделаем так, Андрей… Ты берешь Нику под наблюдение. Кстати, возьми помощника, вдвоем работать сподручней. И без самодеятельности! Все действия координировать со мной, все! Понял?

— Так точно, — неохотно согласился Дереза. — Что еще?

— Да, собственно, все. Пока все. По Джагупову работают, по девушкам тоже. Меня волнуют ножи, а именно — когда и где они появятся.

— Ну… — протянул Дереза, разведя руками, — это угадать невозможно.

— Если понять связь между тремя убийствами, можно просчитать, — возразил Гранин. — А ножи появятся, я уверен. Зачем же тогда их забрал убийца?

— Думаете, забрал он?

— Уверен. В доме Джагупова есть что украсть, для этого даже не стоит сейф вскрывать, достаточно собрать добычу с полок и столов. Аромалампа из серебра, а инкрустирована — прикинь — драгоценными камнями! Сапфиры, изумруды, рубины! Статуэтка «Золотые рыбки» из золота и серебра. Фисенко, когда все это осматривал, сокрушался, что не он убийца.

— А я так считаю: преступник не разбирается в настоящих драгоценностях. Кейс Джагупова все же украден.

— Возможно, в кейсе важные документы.

— Портсигара нет, хотя Тофик не курил, но портсигар носил. Золотой. С тремя бриллиантами.