Честь горца - Ханна Хауэлл

Найджел привалился и задвигался, пристраивая руку у нее на груди. Она понаблюдала за ним и собралась было засмеяться, но вдруг замерла. Словно озарение неожиданно снизошло на нее. Причиной ее треволнений был Найджел. А если более точно – чувство, которое она испытывала к нему.

Уже ни в чем не сомневаясь, Жизель поняла, что любит мужчину, в объятиях которого сейчас лежала. Открыть для себя такое было совсем не ко времени, но от правды никуда не деться. Несмотря на все ее попытки просто получать удовольствие от взаимной страсти и держать сердце на замке, пока они были с Найджелом вместе, она как-то умудрилась потерять контроль над своими эмоциями. Появлялись бесчисленные намеки и прямые сигналы, свидетельствовавшие о ее чувстве к нему, к примеру ставшие обыденными размышления о будущем, но она предпочитала не замечать их. Ей даже показалось, что все можно оставить на потом, как какую-нибудь скучную работу по дому, с которой разберешься, когда будет время. Теперь игры кончились.

Это полная катастрофа, подумала Жизель, осторожно высвобождаясь из его объятий. Найджел любит какую-то женщину в Шотландии. А она сама очертя голову отдала свое сердце мужчине, который взамен не дал ничего, кроме наслаждения. Ей не требовалось от него ничего сверх этого, так она сама сказала ему. Но он даже не подумал нарушить правила игры, о которых они договорились. У нее уже был опыт замужества, и притом весьма печальный. Хотя Найджел ничем не походил на ее мужа, она не считала привлекательной перспективу вновь связать себя с кем-нибудь брачными узами.

Вдруг все мечты завладеть сердцем Найджела показались ей не более чем болезненными фантазиями. Было немыслимо глупо стремиться заполучить то, что кому-то уже принадлежало. Жизель почувствовала, насколько она уязвлена и беспомощна, и не собиралась мириться с этим ни минуты. И еще – она больше не смогла бы посмотреть Найджелу в глаза. Ее пугало, что он с легкостью прочтет по ее лицу или по взгляду ее чувства. Она не смогла бы теперь непринужденно разговаривать с ним. Каждую минуту ею овладевал бы страх выдать себя словом или действием.

Единственная мысль, которая не отпускала ее, была мысль, что ей необходимо отдалиться от Найджела. Но она была не настолько глупа, чтобы не понимать, что, отдалившись, сможет выбросить его образ из сердца перестанет нуждаться в нем, и все же это наверняка удержит ее от дальнейших глупостей. Идея последовать за ним в Шотландию и в незнакомой стране привязать себя к мужчине, которого она любит, но который не сможет полюбить ее, ужасала.

Натянув одежду, Жизель занялась сборами. Она понимала, что это безумие – бросить все и уехать, особенно среди ночи. В то же время оставаться тоже было безумием. Как нельзя кстати ей припомнилось, что он говорил о любимой женщине, когда метался в горячечном бреду. Более того, она вспомнила, как он говорил о выкупе за ее голову. Получалось, что у нее было только два варианта впереди: либо мучиться с разбитым сердцем от любви к человеку, который не захочет или не сможет полюбить ее, или любить мужчину, который не откажется предать ее, отвезет к Дево и продаст им. И тот и другой варианты обещали столько страданий, что все, что ей удалось пережить в прошлом, покажется детским баловством. С нее довольно и переживаний, и предательств, решила Жизель. Если она бросит Найджела, это тоже разобьет ей сердце. Но она справится с собой.

На цыпочках, озираясь, Жизель повела лошадь подальше от места стоянки. Потом вскочила в седло. Куда направиться – она не представляла. Куда-нибудь подальше отсюда. Пока их пути с Найджелом не пересеклись, ей удавалось уходить от Дево чуть ли не целый год. Этим она и займется опять. По крайней мере сейчас у нее появилась надежда, что сородичи помогут ей перенести все испытания.

Направляя лошадь через темный, призрачный лес, она взялась за рукоять меча и вздохнула. Только что она оставила за спиной, наверное, единственного человека во всем мире, который согласился обучить ее искусству, предназначенному только для мужчин. Вполне возможно, что он был единственным, кто смог вызвать в ней настоящую страсть. Жизель вдруг ощутила, как ее переполняет желание броситься назад, в уютные объятия Найджела. Но, стиснув зубы, она продолжала двигаться вперед. С каждым шагом, удалявшим ее от Найджела, боль и тоска становились все ощутимее, и она уже представляла, сколько ей потребуется сил на борьбу с собой.

Лошадь брела в темноте. Сидя в седле, Жизель молилась, чтобы боль и тоска покинули ее, чтобы Найджел поскорее стал всего лишь приятным воспоминанием. А если нет? Тогда окажется, что она приняла, возможно, самое чудовищное в своей жизни решение, которое будет мучить ее до конца дней.

Глава 16

Проснувшись и не увидев Жизели рядом, Найджел помрачнел. Его беспокойство возросло, когда, справив нужду за деревьями, он вернулся к костру и увидел, что она так и не пришла. Потом обнаружилось, что ее лошади тоже нет, и ему стало совсем не по себе.

Торопливо пакуя вещи и седлая лошадей, он старательно высматривал следы того, что могло произойти ночью, пока он спал. Ему не верилось, что он проспал налет или похищение, и что Дево могли оставить его в живых, после того как так долго за ними охотились. Жизель ни за что не позволила бы умыкнуть себя без шума. Но не было видно ни крови, ни следов борьбы, ни признаков присутствия чужих рядом со стоянкой.

Постепенно до него дошла мысль, от которой он похолодел – Жизель уехала сама и добровольно. Он неподвижно стоял возле лошадей и оглядывал местность вокруг их бивака, тщетно пытаясь понять, что видят его глаза. Нутром он чувствовал, что она бросила его. Когда же он задавал себе вопрос – почему, у него не было ответа. Как она могла любить его так страстно в один момент и тихо, не говоря ни слова, ускользнуть – в другой? Сейчас, когда они были почти у цели, совсем близко от Шотландии, когда она впервые за целый год ощутила вкус свободы, как она могла оставить его, рискуя быть обнаруженной и очутиться в плену? Тем более когда сама признавалась, что не представляет, где находится. Это было чистым безумием – уезжать наобум. Найджел стал вспоминать, не задел ли он ее как-нибудь, не сказал ли ей грубое слово, которое могло показаться ей таким обидным, что она собралась и уехала, не попрощавшись. И ничего не вспомнил. Единственно возможная правда, обвиняющая его, – это то, что он занимался с ней любовью и ни разу не признался, что любит ее. Но ей и не требовалось. Она сама так сказала. Никаких видимых признаков неудовольствия он до этого времени не замечал.

Чем больше Найджел пытался понять причины ее отъезда, тем меньше смысла он в нем находил. Одновременно с нараставшим беспокойством в нем поднималась волна гнева. Он поклялся биться за нее, защищать ее. С тех пор как Ги оставил Жизель на его попечение, он делал для этого все, что было в его силах. Она должна была хоть что-нибудь объяснить перед отъездом.