Наследие да Винчи - Льюэс Пэрдью

Пять секунд.

— Что, черт побери, ты хочешь, старая ведьма? — Кимболл резко повернулся и уставился на Анну Марию Дисальво, которая тоже уставилась на него. Она не позволит этому невоспитанному щенку уйти безнаказанным. Но, пресвятая дева Мария, сколько же ненависти в этих глазах; они словно змеиные — нет, даже опаснее. Она от крыла рот, но тут блондин резко повернул голову и посмотрел куда-то назад.

— Эриксон! — тихо прошипел Кимболл. Его рука быстро скользнула под пиджак за «сесчепитой».

— Молодой человек! — Анна Мария Дисальво настойчиво дергала Кимболла за рукав. Эллиотт развернулся и ударил ее тыльной стороной руки по липу. Женщина отшатнулась, а стоящие рядом люди ахнули от возмущения.

— Да пошла ты на хер, старая карга! — Кимболл направился к Вэнсу, который продолжал пробираться к Хашеми. Нельзя подпускать его к иранцу.

— Эллиотт! — раздался в толпе голос Сюзанны. — Эллиотт, дорогой!

Кимболл резко повернулся к ней.

Вэнс быстро перевел взгляде Хашеми на Кимболла, потом на Сюзанну, потом снова на Хашеми. Не замечая разыгрывающихся у него за спиной событий, иранец достал из кармана пиджака «браунинг». Вэнс видел все, словно в замедленном кошмаре. Он рванулся к Хашеми — тот стоял от него на расстоянии вытянутой руки.

Сюзанна бросилась на Кимболла. Он отвесил сильный удар с левой, попав Сюзанне по виску. Ее поймали услужливые руки, прежде чем она повалилась на землю.

Машина Папы остановилась почти точно напротив Хашеми. Вэнс прыгнул к иранцу, но пока он летел, «браунинг» поднялся и выстрелил — словно разверзлись небеса.

Папа схватился рукой за живот и, замерев, уставился на Хашеми.

Услышав выстрел, Кимболл перевел от облегчения дух; он обнажил «сесчепиту» и бросился за Вэнсом. Сделка произойдет! Хашеми отличный стрелок, которому нужен всего один выстрел.

Однако шум, толпа и избыток гашиша сделали свое дело. Хашеми целился в сердце, но вместо этого попал в живот. Он быстро и часто нажимал на курок, стараясь по ходу прицелиться заново.

Когда Кимболл бросился к Эриксону, Хашеми все продолжал стрелять, но Вэнс толкнул иранца уже после первого выстрела, и пули полетели в другую сторону. Одна попала Папе в руку, а остальные угодили куда-то в толпу. Вэнс слышал, как кто-то кричал от боли, потом, когда охранники кинулись к убийце, послышались и другие вопли.

— Я Меч Аллаха! — визжал Хашеми. — Я убил Папу Римского! Аллах акбар!

Обезумевшая толпа пришла в себя и ринулась вперед, прижав иранского террориста к земле.

Когда Хашеми пал под гневом толпы, Вэнс повернулся к Сюзанне, но вместо нее увидел налитые кровью глаза бегущего к нему Эллиотта Кимболла — и от металлического предмета, который тот держал в руке, отражалось солнце. У Вэнса оружия не было, и он почти не мог двигаться под натиском толпы, а потому лишь в ужасе уставился на Кимболла, несшегося к нему с этим страшным ножом.

— Вы целы? — спрашивали у Анны Марии Дисальво стоявшие рядом люди, которые помогли ей встать.

— Да, да, — раздраженно огрызалась она, ругаясь и вырываясь. Когда блондин рванулся в сторону, она подняла с мостовой зонт. — Ублюдок! — крикнула итальянка. Схватив зонт за верхушку, она дотянулась ручкой до высокого блондина. Ручка прошла у Кимболла между ног; ее изогнутый крюк попал как раз туда, где у господина в шикарном костюме находились яйца. Кимболл застыл как вкопанный, издав вопль, полный ярости, боли и удивления. «Сесчепита» с лязгом упала на асфальт.

Вэнс низко наклонился, как фуллбэк, нырнул в толпу и помчался мимо скрючившегося Кимболла к Сюзанне.

— Этот подонок тебя ранил? — спросил он. Женщина вяло улыбнулась и покачала головой:

— Нет, просто легкий шок. Что… что произошло?

— Мы проиграли. Хашеми застрелил Папу.

Книга вторая

Глава 19

Но Папа был еще жив. И Хашеми Рафикдуст. И Вэнс Эриксон. А у Эллиотта Кимболла одно яйцо распухло до размера мяча для гольфа; он бы предпочел умереть.

Кимболл, кривясь от боли, поднялся с дивана и дохромал до стола, чтобы взять еще одну семидюймовую катушку магнитной пленки шириной в четверть дюйма. Затем остановился, выглянул в окно, на Арно, которая, извиваясь, текла через Пизу, донес пленку до дивана и аккуратно сел. Осторожно наклонился и продел пленку через головки переносного магнитофона, стоявшего на журнальном столике. Через миг в убогой комнатке зазвучал голос Мерриама Ларсена, начавшего фразу с середины.

— … единственный выбор — использовать его в качестве примера, — гудел голос. Когда заговорил второй собеседник, Кимболл быстро настроил громкость.

— Нельзя этого делать. Он очень ценный член Бременской Легации. Он знает больше, чем все остальные вместе взятые, — говорила Дениз Карозерс, председатель Бременской Легации, в свое время — любовница Кимболла.

— Как раз в этом и вопрос, — продолжал Ларсен. Кимболл откинулся и закрыл глаза, представив комнату, в которой происходила запись, и лица собеседников. Ларсен наверняка сидел, развалившись в кресле в библиотеке особняка в Болонье; а Карозерс ходила туда-сюда, как обычно нервно и театрально жестикулируя.

— Вопрос в том, — повторил Ларсен с нажимом, — что мы сейчас слишком полагаемся на знания и способности Эллиотта Кимболла, мы зависим от него. И за счет нашей зависимости он сохраняет власть, управляет нами этим рычагом, и его достижения и успехи становятся нашими достижениями и успехами. — Последовала пауза; Кимболл представил, что Карозерс остановилась и пристально смотрит на собеседника. Потом из динамиков снова зазвучал голос Ларсена, тихо и зловеще. Разбирать слова стало сложнее; должно быть, он отошел от микрофона.

— Его неудачи тоже становятся нашими, Дениз, — тихо, однако настойчиво, сказал он. — А неудач мы себе позволить не можем. Его долги уже не оплатить.

— Давай не будем относиться к этому так серьезно, — возмутилась Карозерс.

— Дениз, незаменимых людей нет. Ни ты, ни я, ни твой Кимболл! Наша сила в том, что мы можем сменить кого угодно, а мистер Кимболл скомпрометировал себя, и с этим надо разобраться. — При очередной паузе на пленке Кимболл расслышал, что Ларсен сел в кресло и выпил глоток коньяка.

— Дениз, ты же знаешь, — продолжал Ларсен, — как мне жаль, что вы с Кимболлом, по всей видимости, не усвоили маленького урока, преподанного в Пизе. И все-таки с тех пор дела Легации шли достаточно хорошо — даже после того, как ее казначея, задушив, насадили на крест.

— Но это другое дело, — не соглашалась Карозерс. — Он был предателем! Он…

— Да, да, Дениз, это так. Но я — то есть мы — еще и хотели преподать урок, на который должны были обратить внимание все члены Легации, все, кто работает на нас. Мне действительно жаль, что ты не уловила сути, Дениз. Мне будет не хватать Кимболла, но еще сильнее я буду сожалеть о том, что ты больше не будешь работать в правлении.

— Не буду? — Карозерс внезапно повысила голос. — Что это значит?

— Дениз, ты ведь не думаешь, что тебе разрешат продолжать работать после того, как затея с убийством с треском провалилась?

— Не смеши, Мерриам. — От растущей тревоги ее голос зазвучал пронзительно. — Я глава Легации. Дело подобного рода надо обсуждать с правлением… провести голосование.

— Мы это уже сделали; решение было принято единогласно.

В магнитофоне зазвучали какие-то приглушенные звуки — шаги? Кимболл открыл глаза и наклонился ближе к динамику — он не хотел пропустить ни звука. Раздался металлический лязг дверной ручки.

— Ты запер дверь!

— Да, Дениз, запер. — Голос Ларсена был спокоен. — Да, я ее запер.

— Нет! Нет! Нет! — вопила Карозерс в ухо Кимболлу, а пленка бесстрастно продолжала крутиться.

— Да, — просто сказал Ларсен. Раздался плевок — это выстрелили из пистолета с глушителем.

— Ублюдок!

— Да, — повторил Ларсен. Из динамиков послышалось еще три приглушенных звука, потом громкий тяжелый удар. — Да, дорогая, ты совершенно права.

Кимболл скривился и выключил магнитофон, потом откинулся на мягкие подушки дивана. Пожалуй, через день-другой он снова сможет нормально ходить. Я-то поправлюсь, мрачно думал Кимболл, а вот второго такого ножа, как «сесчепита», не найти. Он закрыл глаза и вспомнил, как она выскользнула и упала на мостовую. Вспомнил, как его били разъяренные итальянцы, видевшие, как он ударил старуху… и вспомнил Сюзанну Сторм. Он вспомнил, что дрался тоже, вспомнил приятные крики боли от его мощных ударов. Иначе оттуда ему было не выбраться. А сейчас Эллиотт понимал, что его основная задача — выжить.

Заявление Ларсена о том, что его надо убить, не удивило Кимболла — он давно продумывал планы выживания. Эта пленка была лишь частью экстренного плана.