Семейка Лампри - Найо Марш

— Но это, наверное, будет не так просто доказать, сэр.

— Да, у нас бы не было против мисс Тинкертон никаких улик, кроме того, что она левша и врет на допросах. Но, к счастью, мисс Грей услышала, как работал лифт, а потом вы оба проснулись ночью и увидели леди Вузервуд, поднимающуюся наверх в комнату Гигла. Это, несомненно, должно было уличить ее в убийстве, но когда Кемпбелл застал леди Вузервуд там, шофер был мертв уже более двух часов. У нас есть заключение медицинского эксперта. Часы показывали половину третьего, а сестра утверждает, что в час ночи леди Вузервуд спала в своей постели. Горничная принесла сестре какао в термосе в одиннадцать. Прошлым вечером она выпила его сразу же и сейчас собиралась сделать точно так же, даже приготовила чашку с блюдцем, но вдруг вспомнила, что оставила в своей комнате открытым окно, а на улице дождь. Она пошла его закрыть, затем решила написать письмо и про какао забыла. Сестра выпила его лишь спустя два часа и тут же заснула. А мисс Тинкертон тем временем убила Гигла.

— А что же тетя В.?

— Горничная предписала ей притворяться спящей, пока не заснет сестра. Доктор Кертис сказал, что она несколько раз произнесла весьма знаменательную фразу. Спросила, почему они не спят. Леди Вузервуд имела в виду слуг. «Ведь она сказала, что они все будут спать мертвым сном». На вопрос «Кто сказал?» — она ответила: «Тинкертон».

— Наконец-то все закончилось, — сказала леди Чарльз, снимая черную шляпу. — Должна сказать, что мы все выглядели как огородные пугала в черном.

— А мы всегда на похоронах выглядим странно, — отозвалась Фрида. — Наверное, потому что надеваем не свою одежду. Мама, а откуда у тебя эта шляпа?

— Взяла у няни. У меня нет черной. И перчатки тоже ее. Ничего не поделаешь.

— Мне казалось, что мы все оделись для какой-то шарады, честное слово, — подал голос Стивен. — Робин единственная из нас выглядела прилично. — Тут он, наверное, вспомнил, что эту траурную одежду Роберта недавно надевала на похоронах своих родителей, и поторопился добавить: — А почему вы, собственно, не купили себе траурные платья?

— Потому что дорого, — ответила леди Чарльз. — Кстати, о деньгах, мне кажется, пришло время серьезно поговорить.

— Шарло, — неожиданно вмешался лорд Чарльз, — а где тетя Кэт?

— Боже, Чарли, мы что, опять ее потеряли?

— Нет, мамочка, — отозвалась Пэт, — она скрылась где-то в квартире.

— Ну слава Богу, а то я испугалась, как бы не получилось как в прошлый раз.

Фрида оживилась:

— Кстати, мама, как тебе ее шляпа?

— При чем тут шляпа, я собралась говорить о деньгах.

На коврике у камина шумно зашевелился Майк. Он что-то сосредоточенно писал на листе дорогой бумаги.

— О деньгах, — твердо повторила Шарлотта. — Мне кажется, Чарли, нам нужно это обсудить. Давайте смотреть правде в глаза — мы на грани нищеты. — Поймав удивленный взгляд Роберты, она добавила: — Очень долгое время у нас будет трудно с деньгами.

— Мы со Стивом собираемся работать, — подал голос Колин.

— А я скоро начну играть в театре небольшие, но эффектные роли, — добавила Фрида.

— Бедные мои детки! — воскликнула леди Чарльз. — Какие вы милые. Но, наверное, пока… — Она замолкла и посмотрела на Майка. — Чем ты там занимаешься?

— Пишу письмо, — ответил мальчик, краснея.

— Кому, дорогой?

— Инспектору Скотленд-Ярда Аллейну.

— И что за письмо? — поинтересовался Колин.

— Да так. Вообще-то я хочу ему кое-что напомнить. Он обещал помочь мне стать детективом. — Майк продолжил писать.

Леди Чарльз бросила на младшего сына любящий взгляд, закурила сигарету и продолжила:

— Сообщаю для общего сведения: нам предстоит заплатить чудовищный налог на наследство, а потом содержать усадьбу в Кенте и дом на Браммел-стрит. — Она посмотрела на мужа. — Чарли, сколько у нас останется после уплаты налога?

— Не знаю, дорогая. Но думаю, старина Раттисбон скажет.

— Хотя бы приблизительно.

— Наверное… около тридцати тысяч фунтов.

— В год? — спросила Пэт. — Или всего лишь тридцать тысяч на всех?

— Конечно, в год, детка.

— Ну да, — проговорила леди Чарльз, — но по крайней мере половина будет уходить на налоги. И не забывайте, нам еще предстоит выплатить долги. Совсем недавно нас посещал судебный пристав. И что же у нас останется?

— Ничего, — серьезно произнес Колин.

— Вот именно, — торжествующе провозгласила леди Чарльз — Ничего. Во время похорон я все время об этом думала. Ведь дом на Браммел-стрит нам сдать не удастся?

— Но почему же… — начал лорд Чарльз.

— Чарли, дорогой, ты что, не видишь, какой это монстр? И такой огромный. Так что нам придется оставить эту квартиру и переселиться туда. Там хотя бы не нужно будет платить. И с усадьбой надо что-то решать.

— Но, мамочка, этот дом действительно ужасный, — сказала Фрида.

— Ничего, мы приведем его в порядок. Обставим по-новому. Кое-что продадим. Там много лишнего.

— Нам ведь придется заботиться о Вайолет, — добавил лорд Чарльз. — Она же окончательно сошла с ума.

— Ну, с этим мы как-нибудь справимся, с помощью доктора Кантрипа. К тому же Гэбриэл оставил ей достаточно денег. Как только она даст в суде показания, ее отвезут в лечебницу.

— Какие она даст показания? — удивился Генри. — Можно представить, что это будет за представление в зале суда. Разговоры о потусторонних силах и колдовских зельях.

— Давайте говорить о деле. Что мы будем менять на Браммел-стрит? Покрасим стены, поменяем драпировки, устроим несколько ванных комнат, как положено. Те стулья, какие не удастся продать, отдадим обить чем-нибудь недорогим, но симпатичным.

— Французским ситцем, — оживилась Фрида.

— Правильно. — Леди Чарльз кивнула. — Нам надо как-то пережить тяжелые времена. И это выход. Посоветуемся с толковым декоратором. Но не забывайте, мы бедные. Бедные, бедные…

Генри, который все это время наблюдал за Робертой, рассмеялся. Шарлотта вопросительно посмотрела на него.

— Чего ты смеешься, Генри?

— А можно ли узнать, о чем думает Робин?

Роберта покраснела. Она в этот момент как раз размышляла над феноменом этой семьи. Это же как надо мыслить, чтобы в течение жизни, периодически переживая один денежный крах за другим, почувствовать себя на грани нищеты, получив наследство с годовым доходом в тридцать тысяч фунтов, и при этом строить планы перестройки дома на Браммел-стрит.

— Робин, — подал голос Генри, — давай я угадаю, о чем ты думаешь.

— Нет, Генри, не надо. Зачем?

— Бедняжка Робин, — проговорила Фрида. — Она столько за эти дни пережила.

— Мы все за эти дни много пережили, — заметила Шарлотта, — и, по-моему, заслужили отдых. — Она посмотрела на мужа. — Чарли, дорогой, ты не считаешь, что мы можем куда-нибудь потихоньку сбежать и немного передохнуть до суда? А ведь скоро может грянуть война. Тогда уж точно никуда не поедешь. Нет, я имею в виду не роскошные курорты вроде Антиба или Лидо, а что-нибудь попроще, но тоже на Лазурном Берегу. Где можно погреться на солнце, искупаться, а вечерами поиграть в рулетку. И это обойдется дешевле, сейчас там не сезон.

— Правильно, мама, — подхватила Фрида. — Монте-Карло подходит лучше всего.

— Да, — согласилась Шарлотта, с любовью глядя на близких. — Или какое-нибудь другое дешевое местечко. После всех этих ужасов, я думаю, мы заслужили хотя бы немного веселья.

Найджел посмотрел на инспектора.

— Теперь, когда лорд Вузервуд наконец нашел свой последний приют, как вы думаете, что будут делать Лампри?

— Вам лучше знать, — проворчал Аллейн. — Они ваши друзья.

— Они теперь сильно разбогатели.

— Ну, сильно-несильно, а кое-какое состояние получили.

— Интересно, станут ли они бережливее? С некоторыми такое случается, когда они вдруг богатеют.

— Случается с некоторыми.

— Генри все время твердит о работе.

— Неужели эта маленькая новозеландка так на него повлияла?

— По-моему, да.

Аллейн улыбнулся:

— Она мне сразу понравилась. Хорошая девочка.

Примечания

1

Попрошайничать в Британии запрещает закон, но можно для вида продавать спички. — Здесь и далее примеч. пер.

2

Грамбл (англ.) — ворчун.

3

Согласно легенде, красавица Годива была женой графа Леофрика, подданные которого страдали от непомерных налогов. Годива упрашивала мужа снизить налоговый гнет, и однажды на очередном пиру, будучи сильно пьяным, Леофрик обещал это сделать, если жена проедет обнаженной на лошади по улицам Ковентри. Он был уверен, что она не решится на такой шаг, но Годива сделала это. Жители города, очень любившие ее за доброту, в назначенный день закрыли ставни и двери своих домов, никто не вышел на улицу. Так незамеченной она проехала через весь город. Граф, пораженный самоотверженностью жены, сдержал слово и снизил налоги. Лишь один житель города — Подглядывающий Том — взглянул из окна на голую всадницу и в тот же миг ослеп.