Туманная река 2 (СИ) - Порошин Владислав Викторович

Во время ежедневных двухсторонних игр пятерка, в которой играли все латыши и примкнувший к прибалтам Семёнов выносили своих соперников все увереннее и увереннее.

— Готовим Гомельскому новых чемпионов! — психанул на тренировке в среду Алексеев.

— В чем проблема, — не выдержал и я, — у нас в сборной пять центровых! Нафига! Оставляем Петрова и Круминьша на этой позиции, остальных переводим в тяжелые форварды со всеми вытекающими последствиями. Это упор на бросковую технику, плюс дриблинг. Кстати, Суренович, — обратился я к Спандаряну, — такой способ ведения мяча никуда не годится. Хочешь, я сейчас у любого отниму мяч на ведении.

— Не понял? — удивился главный тренер сборной.

— Что ж тут не понятного, это не дриблинг, а анахронизм! — я махнул рукой и, сняв с себя синюю шерстяную олимпийку, вышел к боковой линии.

Суренович дунул в свиток и двусторонняя тренировочная игра прекратилась.

— Вопрос такой, — Спандарян тоже вышел на паркет, — Гурам, — обратился он к защитнику Тбилисского «Динамо», — в быстрой контратаке ты получил хороший пас и между тобой и кольцом один защитник соперников, твои действия?

— Суреныч, — усмехнулся Минашвили, — обыграю бэднягу и забью от щита. На крайний случай на сэбе заработаю фол.

— Правильно, — удовлетворенно кивнул главный тренер, — Крут, — обратился он ко мне, — ты защищаешь кольцо, Гурам атакует. Поехали!

Спандарян свистнул. Я встал в пол оборота так, чтобы правша Минашвили пошел в проход в левую сторону. Тбилисец пару раз стукнул мячом в пол и, решив меня элементарно оббежать, понесся в атаку. Я резко выбросил свою руку и сначала выбил мяч в сторону, а затем, сделав пару шагов завладел им.

— Мяч не достаточно прикрыт корпусом, — объяснил я провал Гурама.

— Давай, еще раз! — разгорячённо выкрикнул он.

Я вернул мяч защитнику и теперь уже встал прямо перед ним, при этом я стал быстро переносить центр тяжести с ноги на ногу, чтобы он не смог поймать меня на противоходе. Минашвили пару раз переложил мяч с руки на руку и пошел в этот раз вправо, ведя мяч правой рукой и прикрывая его выставленной в сторону левой. Я тут же резко отскочил по диагонали назад и вправо, чтобы Гурам переложил мяч на левую руку. И в тот момент, когда он это сделал я мгновенно отобрал у него баскетбольный спортивный снаряд.

— Следующий, кричит заведующий, — я отпасовал мяч главному тренеру.

— Майгонис, — скомандовал Спандарян передав мяч ему.

Валдманис на ведение поперекладывал его с руки на руку. И, наверно, решил простым способом, показав ведение в одну сторону резко уйти в другую, двинулся на кольцо, которое я прикрывал спиной. Латыша я также поймал в момент перевода мяча с руки на руку.

— Хорошо, — меланхолично заметил рижанин, — а как нато? Пусть покажет.

— В самом деле, — занервничал Суренович, — изобрази красиво, — сказал он мне.

Мы поменялись местами с Майгонисом. Он стал защищается от прохода к кольцу, я стал атаковать.

— Самый простой способ, — сказал я, и ведя мяч правой рукой встал к латышу спиной.

Затем я показал, что сейчас развернусь через правое плечо, и заметив краем глаза, что моя уловка удалась, резко ушел в другую сторону поменяв руку ведения с правой на левую. И когда Валдманис остался у меня за спиной, а впереди было открытое кольцо, я изящно пронесся с мячом к нему и, высоко выпрыгнув, подвесил мяч над корзиной. Я мог бы конечно легко сделать слэм-данк, вколотить его в сетку как гвоздь, но сейчас в 1960 году, такой прием воспринимался, как неспортивное поведение, и по международным правилам был запрещен. Поэтому мой мяч просто юркнул в цель, без дополнительного ускорения.

— Все тоже самое можно сделать в другую сторону, — сказал я, вернувшись на исходную позицию, — Гурам, теперь защищайся ты.

— Шайтан, — пробубнил тбилисец, и занял защитную позицию.

Я также развернулся к Минашвили спиной, укрывая корпусом от него мяч, показал, что сейчас пойду влево, и резко ушел, развернувшись через правое плечо. Затем пронесся к кольцу, но почувствовав, что настырный Гурам сейчас попытается накрыть мой бросок со спины, пролетел под кольцом и забил мяч с левой стороны. Минашвили же под смех своих товарищей улетел, что называется в «буфет».

— Еще раз давай! — разгорячено крикнул он, поднимаясь с паркета.

Мы вернулись на исходные позиции. На сей я занял позицию повернувшись лицом к лицу к горячему оппоненту. На ведении я сначала сделал два шага назад, давая себе простор для маневра, резко пошел в правую сторону. Гурам тут же молниеносно двинулся на перехват мяча, однако я его перевел за спиной и легко ушел влево. Минашвили от неожиданности неловко повернулся и грохнулся своей пятой точкой на паркет.

— Шайтан! — крикнул он мне вслед.

Я же решил побаловать сборников элементом шоу-тайм. Сделав два шага с мячом, я высоко выпрыгнул, в воздухе развернулся на триста шестьдесят градусов и аккуратно опустил мяч в корзину. Все эти новые физические особенности моего тела доставляли мне неописуемое внутренне наслаждение, как будто за спиной неожиданно вырастали крылья. И все игроки сборной СССР не сговариваясь разразились аплодисментами.

— Валдманис, Озерс и Минашвили будете дополнительно с Крутовым работать над дриблингом, — грустно сказал, задумавшись о чем-то своем, главный тренер сборной СССР Спандарян.

В пятницу, тренировку сборной СССР по баскетболу посетил высокий и в прямом и переносном смысле гость. Заместитель министра оборона СССР Андрей Антонович Гречко в окружении ординарцев, и прочих «мальчиков на побегушках», царственно восседал на трибуне дворца спорта Лужники. На паркете шла ожесточенная тренировочная рубка наших с нашими. Побеждали естественно наши. Но каждый хотел перед маршалом проявить себя как можно лучше. Поговаривали, что Андрей Антонович, может помочь легко решить самую главную жилищную проблему. Однако из-за стремления действовать индивидуально очень сильно страдала командная игра. Ошибок было море. Я поглядывал и на спортивное поле, и на маршала Гречко в пол глаза.

— Цезарь! — крикнул я пробегающему мимо меня Озерсу, — ты то хоть поиграй на партнеров.

На что рижанин просто махнул рукой, и вместо того, чтобы отдать на центрового Круменьша под щит, залепил по кольцу с семи метров, мимо. В это время Степан Суренович что-то пытался объяснить маршалу Советского союза. И наконец, он помахал мне рукой, подзывая к себе.

— Ты свистни — тебя не заставлю я ждать, Пусть будут браниться отец мой и мать, — пробурчал я себе под нос, при этом перепрыгнув пару рядов, направился к маршалу.

Гречко внимательно посмотрел на меня. Дать бы ему волю, мелькнуло у меня в голове, он бы разомкнул мои губы, и как беговому скакуну пересчитал бы зубы.

— Добрый казак, — медленно произнес Андрей Антонович.

С чего бы мне не быть добрым казаком, когда я на таких усиленных харчах, и при постоянных физических нагрузках реально закабанел.

— Ну покажи на что способен, — маршал кивнул в сторону баскетбольной площадки.

— Озерс! — распорядился Спандарян, — отдохни.

Я снял олимпийку, взял за лицевой линией мяч и, обыгравшись с Семеновым, повел его в зону атаки. По ходу движения я легко ушел от Минашвили и Угрехелидзе.

— Корней заслон! — крикнул я нашему форварду.

Юрий мгновенно сориентировался и поставил свой корпус очень грамотно, так что все мои оппоненты застряли, воткнувшись в него. И я спокойно, без сопротивления, метров с шести с половиной забил два очка. Потом наша пятёрка, Корнеев, Круминьш, Валдманис, Семёнов и я, быстро вернулась для зашиты в свою зону. Я немного выдвинулся на своего игрока, которым был разыгрывающий Гурам Минашвили. Тбилисец, отлично зная, что со мной шутки на дриблинге плохи, быстро передал мяч на Вольнова. Вольнов отпасовал в край на Муйжниекиса, тот бросил, но мяч отскочив от передней дужки вылетел в поле. Круминьш был первым на подборе. Я резко тут же стартовал в зону атаки. Латышский гигант верно оценил ситуацию и бросил мяч в моем направлении. Но так неточно, что если бы не мой сверхвысокий прыжок, то вместо контратаки случилась бы элементарная потеря. Я лишь краешком пальцев сумел дотянуться до мяча. Но и этого оказалось достаточно, чтобы я повторным движением схватил баскетбольный снаряд в руки и сделав два шага, от линии штрафного броска взмыл в воздух и занес аккуратно его в корзину.