Суррогат мечты - Григорий Крячко

«Я боюсь, - вертелось навязчиво в голове Шухова. – Я никогда еще так не боялся. Теперь я понимаю, что такое настоящий страх. Никогда в жизни такого не испытывал… Господи, наверное, надо молиться. Только вот я совершенно не знаю молитв. Ни одной. Вообще. Господи, прости меня. Наверное, я умру. Но как же хочу жить! Как я хочу жить!!!»

Пандус вел все ниже. Становилось уже не просто тепло, а попросту жарко. Организм работал обычно, и Дима обливался потом под тяжелым бронежилетом. Легкие работали, как сумасшедшие насосы, прогоняя через тело литры спертого воздуха. Идти, вернее, корчиться вот так, с полувывертом, задом наперед было чудовищно неудобно, но Шухов, конечно, ничего не мог сделать. Спина уже начала ныть, а мертвое тело, волочимое по полу, становилось невероятно тяжелым. А палач все шел впереди практически прогулочной походкой, только что не насвистывая по пути. Как и не убил совершенно спокойно только что шестерых людей. Капля соленого, горячего, едкого пота скатилась по лбу, втекла в глаз, расплылась по роговице. Дима практически ослеп, но все равно продолжал идти, не зная, куда и зачем. Только горячечный свист собственного дыхания, шаркающие шаги по бетону пандуса. Шелест трупа. И мерный, тяжелый стук сердца, ломающего ребра изнутри.

Поворот налево. Идти еще тяжелее, так как началась короткая лестница с широкими ступеньками. Проклятый покойник зацепился за что-то, не желал поддаваться, будто сопротивлялся. Дима мысленно выразил трупу свою полную солидарность в этом стремлении. Но тело, подчиненное чужой воле, думало иначе, рвануло мертвеца и протащило-таки в открытые нараспашку двустворчатые двери. И тут Шухову удалось поймать в поле зрения виновника своих и чужих мучений.

В темноте стояла высокая человеческая фигура с невероятно большой, будто обряженной в бугристый шлем головой, сутулая, с отвисшим брюхом и кривыми толстыми ногами. Из мрака глубокой, бесконечной чернотой космического пространства блеснули выпуклые круглые глаза. Раздалось негромкое, будто пьяное бормотание, чавканье, сопящее дыхание. Фигура шагнула вперед, почти картинно выдвинулась из темноты. Дима безмолвно завопил от ужаса. Тварь, вставшая перед ним, напоминала человека только отдаленными очертаниями. Жуткое чудовище, выходец из ночных кошмаров Стивена Кинга, медленно, шаркающей походкой приближалось, скаля пасть, полную мелких, почти черных зубов, видневшихся из-под мясистых губ.

Круглов подтащил труп майора прямо к босым ногам твари и выпрямился, как оловянный солдатик, отшагнул назад. Чудовище присело на корточки, протянуло руку-лапу и деловито ощупало лицо и шею покойника, еще не окоченевшего и теплого. По-хозяйски так, словно кусок приготовленной к обеду колбасы. Диму невыносимо тошнило и вырвало бы, подчиняйся тело его воле. Черные, пустые, одновременно полные почему-то тяжкой, непередаваемой тоски глаза твари манили внимание, тянули раствориться в них, как в потоке реки.

В затянутой решеткой комнате, очень напоминавшей вольер, невыносимо смердело тухлым мясом и экскрементами. Глаза Шухова уже привыкли к темноте, и он без труда рассмотрел скорчившиеся на полу человеческие тела, уже истерзанные и обглоданные, белевшие кости, обрывки одежды. Существо, очевидно, питалось трупами тех, кого убило или смогло взять под контроль. Странный человек, который расстрелял майора и остальных солдат, отошел в угол и встал там. В другом виднелась еще одна неподвижная фигура. Второй телохранитель? Но почему они не убили саму тварь? Дима даже не мог предположить, что чудовищу ведомы такие понятия, как дружба. Может, тоже подчинил себе, только при этом сохранив часть рефлексов, превратив в стражей собственной жизни?

Тварь тем временем взяла труп Кротова за руку, рывком задрала одежду и с хрустом впилась зубами в мертвечину. Глухо заворчала от удовольствия, зачавкала, пуская кровавые пузыри. Шухов все бы отдал сейчас за одно-единственное простое движение шеей, чтобы отвернуться и не видеть всего этого. Эдик, Юрий, Борман также стояли навытяжку, как камергеры перед королем, и наблюдали застывшими глазами трапезу монстра. А тот, похоже, напрочь забыл о существовании своих жертв.

Прошла минута, другая… Тварь увлеченно жрала, вгрызаясь в мертвечину, сочно хрустя костями и чавкая, как свинья. Шухову, внимательно прислушивающемуся к собственным ощущениям, показалось, что одуряющий шум в ушах немного стих. Потом прекратился совсем. Очевидно, тварь, насыщаясь, ослабила контроль над разумом людей. Дима сделал над собой отчаянное, будто сдвигая камень в тонну весом, усилие и смог моргнуть глазами. Раз, другой. Осторожно, чтобы ни в коем случае не привлечь внимание чудовища, сжал кисть в кулак и снова распрямил.

Каждое простейшее движение давалось ему с таким трудом, как будто выполнял его впервые в жизни, приходилось думать буквально о каждой мышце, вялой, непокорной и онемевшей. Тварь же, окончательно углубившись в процесс насыщения, окончательно сняла свой контроль над жертвами. И Дима, поняв это, решился. Отчаянно, самозабвенно, будто бросаясь в мутный омут вниз головой.

Рука  пошла вниз, назад, хватая автомат, висящий на плече, за цевье и вздергивая его вверх. Вторая легла на рукоять оружия. Палец нашел спусковой крючок. Патрон был уже в стволе, Шухов сделал это, еще когда входили в здание. Большой палец перещелкнул предохранитель на «огонь очередями». При этих действиях Дима старался как можно меньше думать, сохраняя тихое течение мыслей. Он уже сообразил. Что тварь неведомым образом проникает в мозг человека и влияет на тело через разум. А значит, может заметить и не в меру повышенное возбуждение жертвы.

Когда ствол автомата уже почти нашел цель, тварь вскинула голову и пронзительно зашипела, роняя на пол из пасти кусок недожеванного мяса. Шухов ощутил мощный удар прямо в голову, весь мир прямо перед лицом заслонила страшная морда с выпуклыми глазами и окровавленным подбородком. Но указательный палец уже вдавил курок. Раздалась длинная, во весь увеличенный магазин, очередь. Дима помнил, что его товарищи стоят справа, и потому крутанул тело влево, и поливал огнем все вокруг, уже не видя и зная, куда летят пули. Харя чудовища размазалась перед глазами, глаза его закатились, пасть широко распахнулась, как в отчаянном крике. А потом бугристая голова взорвалась изнутри от прямого попадания сразу двух пуль. Супермозг Кукловода моментально превратился в серо-зеленые ошметки, щедро обрызгав стены и решетку вольера.

Также очередь резанула по двоим телохранителям чудовища, свалив на пол обоих. Один сразу же забился в конвульсиях – пули разорвали ему горло и перебили сонные артерии. Второй упал на бок, подтянул колени к животу и замер так, упершись лбом в пол, неестественно вывернувшись. Обезглавленное тело Кукловода отшвырнуло к стене, прямо на кучу трупов тех, кого он уже успел тут съесть. Но Дима этого не видел. Он жал и жал на курок, дурея от пронзительного звука, вбивавшегося стальным клином ему в уши. Крик-вой-рев сводил с ума. Бесконечным мгновением позже Шухов осознал, что это кричит он сам…

Потом патроны в магазине закончились, затвор издал звонкий щелчок, но Дима не услышал этого. Он выронил ставший неподъемно тяжелым автомат, сделал несколько неуверенных шагов и рухнул ничком на что-то мягкое и податливое. Голова раскалывалась от непереносимой боли. Казалось, что все страдания человечества воплотились в эту боль, слившись воедино и доставшись на долю Димы Шухова. И так пустой желудок конвульсивно сжимался, выплеснув наружу только немного желчи. Ледяной пот струился по лицу. Из носа вдруг обильно пошла кровь. Кукловод перед смертью в последнем отчаянном усилии, уже понимая, что обречен, чувствуя пули, кромсающие его тело, послать в пространство мощный пси-импульс, едва не выжегший разум стоявших перед ним людей. Но тварь все же опоздала. Два кусочка стали и свинца разрушили ее мозг раньше, чем удар набрал полную силу.

Дима лежал, вжавшись лицом в чей-то труп, и хрипло, со свистом дышал, вбирая обжигающий воздух в легкие, насыщая кровь кислородом и продлевая свою жизнь, чуть было не оборванную волей Кукловода. Наступила оглушительная тишина…

А потом до слуха Шухова начали доноситься тихие, размытые, как через толстый слой ваты, звуки. Чей-то голос. Шаги. Стон. Бормотанье. Шорох. Стук. Лязг металла. Глухой удар. Снова шаги. Диминого плеча кто-то коснулся. Потом потряс. Еще сильнее. Его перевернули на спину, и даже сквозь закрытые веки в глаза ударил яркий лучи фонаря. На лицо упали холодные капли, потом вода полилась тонкой струйкой. Немного попало в нос, и Дима фыркнул, закашлялся. Потом медленно сел. Голова отчаянно болела, мир качался, плыл, норовил ускользнуть прочь. Кто-то орал Шухову прямо в ухо:

-Дима! Не спи! Дима! Вставай, надо идти!

«Куда идти? – вяло подумалось ему.  – Зачем куда-то идти, если так хорошо просто спокойно сидеть и ничего не делать?»