Суррогат мечты - Григорий Крячко

Сейчас наступил второй раз применения сирены. И повод для этого был более чем веский, тем паче, что команду дал лично Лебедев. Да все уже и сами ощущали, что творится что-то неладное. Люди в тревоге жались к стенам, буквально забивались под столы. До паники дело еще не дошло, но к ней были вполне готовы. Лебедев знал это и, как хороший психолог, боялся неосторожным словом или действием спровоцировать ее неконтролируемую реакцию. Впрочем, поздно: процесс пошел.

Пол дрожал и трясся под ногами, с потолка и стен сыпалась штукатурка, на столах плясало и падало на пол оборудование, колбы и пробирки. Подняли страшный рев и вой животные в виварии, как сумасшедшие, они метались по клеткам и кричали, кричали, кричали. Все чувствовали шестым чувством, что надвигалось ужасное. Охрана по распоряжению начальника силовой группы заняла свои места на вышках и постах, и уже успела получить в оружейной усиленный боекомплект. Хотя от кого или чего было отстреливаться? Катаклизм шел извне. И спасения от него не предвиделось.

Небо на севере окрасилось в страшный и совершенно чуждый восприятию человека кроваво-красный свет. Потом где-то далеко полыхнула яркая и продолжительная вспышка, имеющая форму четко очерченного нимба над головой святого. Раздался пронзительный вой. По земле прокатилась тугая, тяжелая, мощная волна толчка, как при очень сильном землетрясении. Горячий, почти раскаленный ветер ударил в лица людей, принес с собой запах, который можно было бы вполне назвать запахом смерти. Солнце исчезло с неба, вместо него на землю лился ярко-красный свет.

И вдруг все прекратилось. Неожиданно. Резко. Так, как в кинопроекторе, если вдруг оборвется или закончится пленка. Ветер стих. Земля замерла. Кровавый свет сменился обычным, дневным. Солнце снова появилось на небе. Наступила полная, как при глухоте, тишина. Только откуда-то с севера, оттуда, где минуту назад полыхало зарево, растекалась по небу неестественно яркая синева. И в этой мертвой тиши было видно, как в небе испаряются облака, быстро тают, подобно кому снега, брошенному в ведро с кипятком. Люди смотрели на все это, застыв от изумления.

А потом случилось то, чему живых свидетелей не осталось. Только записи датчиков видеокамер и сканеров слежения периметра Института.

Раздался непереносимый грохот, настолько сильный, что казался материальным. По земле прокатилась ударная волна, от которой антенны, вышки и все столбы тряслись как в бешеном танце. Дунул ураган, вырывающий с корнем деревья, сдирающий с петель ворота и сметающий мелкие постройки. Охранники, замершие было поначалу на вышках, опомнились было, и хотели бежать в укрытие, но не успел ни один. Человеческие тела вдруг замирали на мгновение, а потом просто разваливались на части, как башенки из сырого песка. Мощные, бронированные стекла Института, укрытые за ставнями и пластинчатыми жалюзи крошило в мелкие осколки и буквально вдувало внутрь здания, увеча прячущихся там людей.

Катаклизм гнал перед собой волну чего-то такого, что буквально сводило людей с ума, заставляло метаться, ничего не видя вокруг. Разум просто отказывался понимать происходящее, предоставляя телу право самому заниматься поиском спасения. А плоть просто хотела забиться куда-нибудь, но никак не могла найти достаточно надежного убежища.

Коридоры заполнили толпы орущих, воющих, мчащихся, куда глаза глядят людей. Сотрудники бестолково метались взад-вперед, лишенные от страха разума, затаптывали друг друга насмерть, гибли, напоровшись на что-то твердое и острое, разбивали головы на лестницах и об дверные притолки. А потом все же, если избегали этой смерти, находили другую, от нового всплеска того самого неведомого излучения, буквально сжигавшего кору головного мозга в черепах.

Здание общежития вообще не выдержало подвижек почвы, треснуло пополам, накренилось, осело вниз, проломив перекрытия подвалов своим сместившимся весом. Оттуда донеслись страшные вопли, которые скоро совсем затихли. Только со звоном сыпалось стекло, выдавленное из скособоченных окон. С крыши с чудовищным грохотом сыпались сорванные ураганом и толчками листы шифера. С машинами, стоящими во дворе автопарка, вообще творилось что-то невообразимое. Сначала они синхронно все разом завелись, пофырчали мотором с пару минут, а потом одновременно загорелись. Из-под капотов повалили клубы дыма, потом прорвались языки пламени, и скоро вся стоянка превратилась в гигантский костер, еще больше распалявшийся от хлынувших из баков потоков бензина. Клубы черной гари, гонимые ветром, неслись прочь, в лес.

В Институте только несколько человек сохранили достаточный уровень самообладания, чтобы пытаться спастись. Николай Лебедев, как только начался катаклизм, попытался оповестить весь персонал о надвигающейся беде, но опоздал: кто-то врубил сирену, а она сделала невозможной селекторную связь. Отключить же ее реально было только через пульт диспетчера, который находился в дальнем крыле здания. Добираться туда через запруженные людьми коридоры стало теперь нереально, и Лебедев решил двинуться по пути наименьшего сопротивления. Почувствовав волну неконтролируемого страха, Николай рванул из ящика стола капсулу с синими таблетками особого препарата, бросил под язык сразу две. Стало легче.

Собрав по рации нескольких заведующих лабораторий и своих ближайших соратников, Новикова, Суслова, Каланчу, Моисеева и прочих, ученый быстро сообщил им свой план действий. В виварий Института, где содержались подопытные животные и «плоды» экспериментов уже пустили отравляющий газ. Все понимали: тварям никак нельзя обрести свободу…

Сумасшедшая толпа все равно бы не поняла его попыток организовать эвакуацию в относительно безопасное место. Лебедев уже почти доподлинно знал, что для спасения им отпущено буквально десять-пятнадцать минут, и потому намеревался провести их с максимальной пользой. Здание Института, сделанное с запасом прочности и способное противостоять даже самым сильным землетрясениям и ураганам, пока еще держалось. Но Николай понимал – это ненадолго. То, что двигалось с севера, не походило ни на одно стихийное бедствие. Это было гораздо страшнее и разрушительнее.

А лифт уже уносил людей в особую подземную капсулу бункера – бомбоубежища, сделанную с особым расчетом, такую, которая, в принципе, могла вынести хоть попадание ядерного фугаса. Специальная систему жизнеобеспечения позволяла нормально жить внутри хоть год, а электроэнергия поступала либо по прямой линии от реактора, либо, в случае остановки оного, от особо мощных, уникальных аккумуляторных станций. Бункер был рассчитан на весь персонал Института. Даже с запасом. Только вот так свела судьба, что спасет он лишь малую толику от тех, для кого строился.

Лебедев первым ворвался внутрь, набрав на клавиатуре могучей двери особый код. Следом вошли остальные. Николай положил заметно дрожащую руку на пульт управления герметизацией помещения. Поднял глаза на Суслова:

-Пора?

Соратники Лебедева молчали. Легко ли подписывать смертный приговор сотням своих же коллег, товарищей и друзей, тем, кто остался там, наверху? Но все одновременно и понимали: они ничего не смогут сделать. Ничего. Времени спасать, убеждать, силой волочь в убежище не оставалось. Иначе просто придется погибать самим. А страшный миг, означающий конец всего, уже приближался. До него оставалось меньше пары минут. Лебедев почти беспомощно еще раз оглядел товарищей.

Суслов молча согласно кивнул головой. Новиков мрачно пробасил:

-Больше никто не придет. Это конец.

Николай Лебедев сжал зубы и быстро набрал необходимее команды, нажал несколько клавиш, повернул два тумблера. Все. Двери, снабженные специальными кремальерными затворами, полностью отсекли бункер от внешнего мира. Системы вентиляции заперлись. Запустился огромный генератор специально настроенного и смодулированного излучения, способного накрыть бункер невидимым куполом, сквозь которое не могло пробиться даже теоретически ни один внешний импульс. Даже губительное, чудовищной силы пси – излучение, которым сопровождалось рождение Зоны.

А наверху, там, в коридорах Института суета уже закончилась. Помещения огромных зданий были полны остывающих человеческих трупов. Лицом в луже собственной крови лежала очаровательная Людочка из непосредственной лаборатории Лебедева. И сотни других людей, которых не смогло спасти ни собственные знания, ни уникальные защитные разработки, которые теперь служили на благо другим, более стойким, хладнокровным и рассудительным, способным противостоять панике.