Тот, кто называл себя О.Генри - Николай Внуков

Он поселился в небольшом отеле «Марти» на Западной Двадцать четвертой улице, недалеко от Бродвея и Шестой авеню.

Здесь, в двух комнатках, окнами выходящих на улицу, он повел очень уединенную и очень напряженную жизнь.

Он зачеркнул свое прошлое и уклонялся от разговоров о нем.

Даже немногие друзья, которые у него появились, знали только, что он жил на ранчо в Техасе, работал в аптеке, сотрудничал в техасских газетах, путешествовал по Центральной Америке и имел молодую дочь.

Женская часть прислуги отеля какими-то неисповедимыми путями разузнала, что он вдовец.

Он выходил из своей комнаты только под вечер, всегда хорошо одетым, с перчатками в левой руке; дорогим шелком блестел на его голове модный котелок с круто загнутыми вверх полями. Возвращался в отель поздно, иногда глубокой ночью. Никто не мог догадаться, где он бывает.

В первый же после приезда день он отправил Гилмену Холлу записку:

«Я в Нью-Йорке. Запад, 24-я улица, отель «Марти». О. Генри».

Холл пришел вечером.

В пенсне, с узкими черными усиками по краю верхней губы и с тяжелым, грубо очерченным подбородком, он был похож больше на биржевого маклера, чем на редактора.

— Так вы, значит, и есть тот самый таинственный О. Генри? — спросил он, разглядывая Билла.

— Почему таинственный? — спросил Билл.

— Вы посылали свои рукописи из Нового Орлеана, хотя там не жили.

— Да, верно, — сказал Билл.

— Действительно, в январе 1901 года он через миссис Вильсон послал в «Эйнсли» рассказ «Денежная лихорадка».

— Я и наш младший редактор Ричард Дэффи прочитали ваш рассказ с большим удовольствием. Мы сразу постарались двинуть его в набор. Если вы помните, он был напечатан в майском номере.

— Да, помню, — сказал Билл.

Он вспомнил и то, что гонорар за рассказ пришелся весьма кстати, потому что шел последний месяц его жизни в тюрьме.

Холл простучал ногтями по ручке кресла какой—то бодрый марш.

— Видите ли… я должен принести вам некоторые извинения.

— Я их, безусловно, приму, — улыбнулся Билл. Холл засунул руки в карманы брюк и вытянул ноги.

— Мы вам написали в Питтсбург, что наш журнал окажет вам всевозможную поддержку.

— Так, — сказал Билл.

Это относилось только к публикации ваших рассказов.

— Я так и предполагал, — сказал Билл. — Что еще?

— Еще существуют гонорары, которые уплачиваются согласно контракту. Я хочу говорить с вами начистоту. «Эйнсли» — журнал небольшой. Количество подписчиков у нас не превышает пяти тысяч. Мы не сможем платить вам больше сорока долларов за вещь, как бы хороша она ни была.

Билл задумался. Сорок долларов в Нью-Йорке не ахти какие деньги. Он может написать рассказ за две недели. Итого — восемьдесят долларов в месяц. На первых порах это его, пожалуй, устроит.

— Что вы скажете, если я соглашусь?

Холл внимательно посмотрел на него.

— Я скажу, что для нашего журнала это было бы удачей. Число подписчиков, благодаря вам, через полгода удвоилось бы. Но мало вероятно, что ваш гонорар тоже удвоился бы. Видите, я говорю откровенно.

— Чего же вы хотите? — спросил Билл.

— Простого соглашения. Мы с вами джентльмены, не так ли? Сможете ли вы обещать нашему журналу один рассказ в месяц?

— Но почему бы нам не заключить контракт?

— Я повторяю: разговор у нас откровенный. Подумайте. Через некоторое время к вам придут приглашения из других журналов, и условия, поставленные ими, будут более выгодны, чем наши. Начнутся трения. В конце концов мы вынуждены будем расстаться и, вероятнее всего, врагами. Я этого не хочу.

Билл встал и прошелся по комнате.

— Мистер Холл, — сказал он. — Я джентльмен. Я обещаю вашему журналу один рассказ в месяц.

Холл потер руки.

— Вы еще очень неопытны в издательских делах, мистер Генри. Мой совет: держитесь осторожно. Не продавайте ваш талант первому встречному. Не давайте себя одурачивать. Учтите, что вы в Нью-Йорке.

Редактор ушел.

Билл, сидя за столом, вновь пережил весь разговор.

Его поразила честность, с которой этот человек подошел к делу. Он был худшего мнения об издателях. Он не догадывался, что у Гилмена Холла был далекий расчет, и недаром он называл его джентльменом.

Целый год он свято соблюдал свое обещание. Он писал два рассказа в месяц. Один из них он отсылал в «Эйнсли», а другой — по старой памяти — Мак-Клюру. Мак-Клюр был щедр. За вещи, которые ему нравились, он платил по семьдесят пять долларов, но никогда ни словом не обмолвился о контракте.

«Пришлите в июньский номер какой-нибудь «летний» рассказ, слов, этак, тысяч на пять», — писал он и без задержки присылал чек. Этим кончались деловые отношения.

Билл писал быстро. Долго было обдумывать вещь, построить ее сначала в голове. Но когда дело доходило до бумаги, рассказ как бы стекал с пера стремительным ручейком.

Впечатления от Нью-Йорка еще не устоялись. Для своих рассказов он пользовался прошлым.

Он вспомнил южноамериканские странствия, людей, с которыми встречался на разных берегах, томных испанских сеньорит и жуликов с благородными лицами и повадками государственных деятелей. Он написал «Лотос и бутылку», «Остатки кодекса чести» и «Художников». Всего за год он написал двадцать два рассказа, но разослал по издательствам только шестнадцать.

Шесть рассказов он отложил в нижний ящик стола. Это был капитал на всякий случай. Теперь он чувствовал себя прочно. Он даже разрешил себе писать не каждый день. Все свободное время он посвящал путешествиям по «Новому Багдаду».

«Молчаливый, мрачный, громадный город, — записывал он ночами в своей комнате. — Говорят, что он холоден, как железо. Говорят, что жалостливое сердце не бьется в его груди. Сравнивают его улицы с глухими лесами, с пустынями застывшей лавы. Но мне кажется, что под жесткой скорлупой омара можно найти вкусное, сочное мясо».

«Как живут в царстве Гарун Аль-Рашида? Ее зовут Мэри. Она работает продавщицей в универсальном магазине, в отделении перчаток. Получает шесть долларов в неделю.

Бюджет:

За комнату — два доллара в неделю.

В будни завтрак стоит ей десять центов: она приготовляет себе кофе и варит яйцо на газовой горелке, пока одевается и причесывается. По воскресеньям она пирует: съедает телячью котлету и пару оладьев с ананасным вареньем в третьеразрядном ресторане; это, вместе с чаевыми, стоит тридцать пять центов. Днем она завтракает на работе за шестьдесят центов в неделю и обедает за один доллар и пять центов. Вечерняя газета стоит шесть центов в неделю и две воскресных газеты — одна ради брачных объявлений, другая для чтения — десять центов. Итого — четыре доллара семьдесят шесть центов. Одета она очень скромно, но старается подражать моде. Как ей это удается при таком жаловании — я не берусь разгадать».