Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

Болотный человек был страшно смущен.

— Вы очень добры ко мне, леди, но я не мог бы настаивать на выполнении такого обещания. — Он посмотрел на прикрытое плащом тело Младшего Могахиба и вздохнул. — Нам надо что-то сделать с телом.

— Похоронить его? — поинтересовался Изгримнур. — А как вы это делаете в такой мокрой земле?

Тиамак покачал головой:

— Мы не хороним наших мертвых. Я покажу вам утром. А теперь, если вы позволите, я хотел бы немного прогуляться. — Прихрамывая, он медленно пошел в сторону от лагеря.

Изгримнур осторожно поглядывал на тело.

— Лучше бы он не оставлял нас с этим.

— Вы боитесь злых духов, риммер? — спросил Кадрах с неприятной улыбкой.

Мириамель нахмурилась. Она надеялась, что, после того как огненные метательные снаряды монаха помогли им бежать, враждебность между Кадрахом и Изгримнуром несколько уменьшится. Действительно, герцог, казалось, был готов объявить перемирие, но вечное раздражение Кадраха переплавилось во что-то холодное и более чем неприятное.

— В простой предосторожности нет ничего плохого, — начал герцог.

— О, замолчите вы оба! — сердито сказала принцесса. — Тиамак только что потерял друга.

— Не друга, — заметил Кадрах.

— Ну так соплеменника. Вы же слышали: это единственный человек, оставшийся из целой деревни. Единственный вранн, которого он видел с тех пор, как вернулся. И вот он мертв. Вам бы тоже захотелось немного побыть в одиночестве. — Она резко повернулась и пошла к Камарису, который плел из болотных трав нечто вроде ожерелья.

— Что ж, — протянул Изгримнур и замолчал, пожевывая свою бороду.

Кадрах тоже не сказал больше ни слова.

Когда Мириамель проснулась на следующее утро, Тиамака рядом не было. Ее опасения рассеялись, поскольку он довольно скоро вернулся в лагерь с целой охапкой листьев масличной пальмы. Она и все остальные молча смотрели, как вранн слой за слоем заворачивает в листья Младшего Могахиба, будто пародируя священников из Дома Приготовления в Эрчестере. Вскоре перед вранном лежал аккуратный сверток из истекающих соком листьев.

— Теперь я его заберу, — тихо сказал Тиамак. — Вам не нужно идти со мной, если у вас нет такого желания.

— А ты бы этого хотел? — спросила Мириамель.

Тиамак внимательно посмотрел на нее, потом кивнул:

— Я бы хотел этого. Да.

Мириамель удостоверилась, что пошли все, включая Камариса, которого, казалось, куда больше волнуют птицы с хвостами в виде бахромы, сидевшие у него над головой, чем все на свете мертвые тела и погребальные церемонии.

С помощью Изгримнура Тиамак бережно уложил в лодку завернутое в листья тело Младшего Могахиба. Поднявшись немного вверх по течению, он направил лодку к песчаной отмели и повел своих спутников берегом. На открытом месте Тиамак соорудил что-то вроде каркаса из тонких сучьев. Под этим сооружением лежали приготовленные дрова и листья масличной пальмы. Снова прибегнув к помощи Изгримнура, Тиамак положил Могахиба на каркас, слегка прогнувшийся под тяжестью тела.

Когда все было готово, Тиамак отступил на несколько шагов и встал рядом со своими спутниками, лицом к каркасу и незажженному костру.

— Та, Что Ждет Всеобщего Возвращения, — произнес он нараспев, — стоящая у последней реки, Младший Могахиб покидает нас. Когда он будет проплывать мимо, помни, что он был храбрым: он вошел в гнездо гантов, чтобы спасти свою семью, своих соплеменников и соплеменниц. Помни также, что он был добрым.

Тут Тиамаку пришлось прерваться и немного подумать. Мириамель вспомнила, что он не был другом умершего вранна.

— Он всегда почитал отца своего и других старейшин, — провозгласил наконец Тиамак. — Он устраивал праздники, когда на него падал жребий, и никогда не скупился. — Вранн вздохнул. — Вспомни свое соглашение с Той, Что Родила Человеческое Дитя. Младший Могахиб получил жизнь и прожил ее; потом, когда Те, Кто Наблюдают И Творят, коснулись его плеча, он отдал жизнь обратно. Та, Что Ждет Всеобщего Возвращения, не дай ему проплыть мимо. — Тиамак повернулся к своим спутникам. — Скажите это вместе со мной, пожалуйста.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Не дай ему проплыть мимо! — крикнули они все вместе. Птица, сидевшая над ними, издала звук, похожий на скрип несмазанной двери.

Тиамак склонился над костром. Несколькими ударами кремня он высек искру на груду пальмовых листьев. Огонь разгорелся за считанные секунды, и вскоре листья, в которые был завернут Младший Могахиб, стали чернеть и сворачиваться.

— Нет необходимости смотреть на это, — спокойно сказал Тиамак. — Если вы спуститесь немного вниз по течению и подождете меня там, я скоро присоединюсь к вам.

На сей раз Мириамель почувствовала, что вранн больше не нуждается в их обществе. Они погрузились в лодку и проплыли немного, пока изгиб реки не скрыл от них растущий столб темно-серого дыма.

Позже, когда Тиамак, шлепая по воде, вернулся к ним, Изгримнур помог ему залезть в лодку. Отталкиваясь шестом, они быстро прошли небольшое расстояние до лагеря. В этот вечер Тиамак был молчалив и серьезен. Он долго сидел и смотрел в огонь, после того как его товарищи улеглись.

— Думаю, что теперь я понял некоторые туманные места из рассказа Тиамака, — сказал Кадрах.

Было позднее утро. Прошло уже шесть дней с тех пор, как они покинули гнездо гантов. Было тепло, но легкий ветерок сделал путешествие по протоке более приятным, чем в предыдущие дни. Мириамель начинала верить, что они действительно когда-нибудь выйдут из болот.

— Что значит «понял»? — Изгримнур попытался смягчить тон, которым был задан этот вопрос, но без особого успеха. Отношения между северянином и монахом продолжали портиться.

Кадрах удостоил его снисходительным взглядом, но ответ свой адресовал Мириамели и Тиамаку, сидевшим в середине лодки. Камарис, внимательно наблюдая за берегами, работал шестом, стоя на корме.

— Осколок зеркала. Язык гантов. Кажется, я понял, что все это означает.

— Так скажи нам, — попросила Мириамель.

— Как вы знаете, леди, я изучил множество древних источников. — Монах откашлялся, не особенно расположенный к выступлению перед аудиторией. — Среди прочего я читал и о Свидетелях…

— В книге Ниссеса? — спросила Мириамель и была поражена тем, что сидевший рядом с ней Тиамак скорчился, как от удара. Она повернулась к нему, но стройный вранн смотрел на Кадраха с выражением, похожим на подозрительность — свирепую пристальную подозрительность, как будто он только что обнаружил, что Кадрах наполовину гант.

Озадаченная, она оглянулась на монаха и обнаружила, что он смотрит на нее с яростью.

Вероятно, он не хочет вспоминать об этом, решила она и огорчилась, что не промолчала. Но реакция Тиамака в любом случае была удивительной. Что она такого сказала? Или что сказал Кадрах?

— Как бы то ни было, — сказал Кадрах, будучи вынужденным продолжать. — Были некогда предметы, называемые Свидетелями. Их создали ситхи еще в глубокой древности. Они пользовались Свидетелями, чтобы общаться между собой на большом расстоянии, а возможно и для того, чтобы показывать друг другу сны и видения. Свидетели имели самые разнообразные формы; старинные книги упоминают «Камни», «Чешую», «Озера» и «Погребальные костры». «Чешуя» напоминала то, что смертные называют зеркалами. Я не знаю, почему эти Свидетели так назывались.

— Ты хочешь сказать, что зеркало Тиамака было… одной из этих вещей? — спросила Мириамель.

— Так я думаю.

— Но какое отношение ситхи имеют к гантам? Даже если они действительно ненавидят людей, о чем мне не раз говорили, я не могу поверить, что эти отвратительные жуки им более близки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Кадрах кивнул:

— Да, но если Свидетели еще существуют, ими могут пользоваться не только ситхи. Вспомните, принцесса, все, что вы слышали в Наглимунде. Вспомните, кто разрабатывает планы и плетет паутину, скрываясь на замерзшем севере.

Мириамель, вспомнившая странную речь Ярнауги, внезапно ощутила холод, не имевший никакого отношения к легкому ветерку.