Семейная реликвия - Елена Дорош

не обращал. Вот что бывает, когда не умеешь в людях разбираться. Теперь перед ними совсем другой типаж сидит.

– Ну как что? Камушки достать и загнать по сходной цене.

– Давно решил?

– Да нет, откуда? Я вообще был уверен, что вещица эта давно улетела в теплые края. А тут иду от тетки не спеша и вдруг вижу: вот он, кокошничек-то! Наша милаша из клуба в нем красуется. Я сначала обалдел даже. Ну не может такого быть! Ну не бывает! Я за угол зашел и думаю: больше такого шанса не представится! Рядом никого, палата открыта, а за кокошником только руку протянуть!

Кашин аж глаза зажмурил, вспоминая миг счастья.

– Ну ты протянул, а дальше? – прервал его Серов.

– А дальше все случилось как по нотам. Схватил, в халат спрятал, спустился, куртку надел и спокойненько вышел. Не торопясь, чтобы внимания не привлекать. Я же знал, что у входа камеры.

– А почему не боялся, что тебя у палаты засекут?

– Честно? Не подумал тогда. В волнении находился. Но раз вы меня так долго искали, значит, не было камер. Так ведь?

Рассказывая, Кашин порозовел, глаза заблестели, только что не улыбался. Глядя на него, Игнат с трудом сдерживался, чтобы не вскочить и не ударить по наглой роже со всей дури. Интересно было бы увидеть, как с нее слезет счастливое выражение.

И тут он услышал:

– А с девочкой, кстати, все в порядке? Надеюсь, мозги ей не вышиб? Если что, привет от меня передайте.

Хорошо, что у Дениса была отменная реакция. Он успел вскочить и загородить собой подследственного прежде, чем Черный его прибил. А потом быстро вытолкал друга в коридор.

Оставшись в одиночестве, Игнат сначала пометался от стены к стене и даже пару раз врезал по ней кулаком, а потом ушел к Серову в кабинет, порылся в шкафу и достал спрятанную бутылку водки, которую заметил, когда раздевался.

Стаканов у Дени не было, только кружки. Игнат налил половину и залпом выпил. Водка оказалась особо жестокая – сразу видно, спецы брали, – и его отпустило на раз.

Ну что ж, теперь можно и Коте звонить. Он взглянул на часы. Половина шестого утра. Обрадуется, наверное, что все закончилось и кокошник нашелся.

Он посидел еще немного и никому звонить не стал. Лег на хлипкий диванчик в углу и уснул. А почему не стал, и сам не смог бы сформулировать.

Утро для Коти выдалось недобрым и одиноким. Первым делом она заглянула в мобильник и убедилась, что ей никто не звонил. Даже Ларик. Она встала, вышла из палаты и огляделась. Больничный коридор был пуст, и это добавило еще немного тоски. Она решила дождаться хотя бы восьми, чтобы можно было проведать Аделаиду Петровну, но, просидев на кровати минут двадцать, поняла, что делать этого не стоит. Что ей сказать?

Потом она походила по палате, постояла у окна и решила дойти до сестринского поста, чтобы узнать, где ее вещи.

Оказалось, что одежда висит в шкафчике у двери. И сумка лежит там же.

Это решило все дело.

Котя собралась и пошла на Казанскую пешком. Голова болела, но уже не так сильно. По крайней мере, не кружилась.

Было темно, под ногами в теплых ботиках приятно похрустывал снежок. Она любила такую погоду. Морозец торопил, подбадривал, шагалось легко, и настроение постепенно стало улучшаться.

Раз не позвонил, значит, кокошник пока не найден, а преступник не пойман. Это плохо. С другой стороны, раз не позвонил, значит, продолжает искать. Игнат не отступится.

Тут же противные и всегда критически настроенные мозги шепнули: «Он вполне может сейчас быть с Идой. Поисками занимается полиция, а он поехал утешать невесту. Странно было бы звонить от нее. Неприлично даже. Завтра приедет и расскажет, если будет что. А тебе вообще пора в дорогу собираться».

Мозги, разумеется, были правы во всем. Она тут чужая, поэтому надо поскорее лететь в свое гнездо.

Подгоняемая мыслями, Котя дошла да дома, поднялась в квартиру и, открыв дверь, прислушалась.

Ее встретила редкая тишина. Только холодильник гудел в кухне да в комнате Черных прокуковала кукушка. Семь раз, посчитала Котя.

«Семь раз отмерь, один раз отрежь», – вспомнилось не к месту. А, собственно, почему не к месту? Как раз именно это ей и следует сделать. Отрезать.

Сейчас она немного отдохнет, а потом зарегистрируется на завтрашний утренний рейс и пойдет гулять по Питеру. В последний раз. Вряд ли еще когда-нибудь сюда вернется. Не к кому. Да и незачем.

Она так распалилась от горьких мыслей, что перед тем, как залезть в постель, всплакнула.

В восемь Игнат уже был в больнице и узнал, что Котя ушла. Как так? Да так. Ушла, и все. Она же не сердечница. Пришла в себя и отправилась домой.

Выслушав равнодушный монолог медсестры, Игнат тут же повернулся, чтобы рвануть домой. Спускаясь, он набрал ее номер. Телефон был отключен, и это заставило его ускорить движение. Но тут позвонил Денис и велел его дождаться. Надо было решить вместе с Аделаидой, как поступить с кокошником.

Игнат скрипнул зубами и позвонил Ларику. Оказалось, представитель семейства зумеров дома не ночевал по причине отрыва у какого-то Сигурда. Игнат строго-настрого приказал брату чесать домой и узнать, где Котя. Ларик побожился, но, кажется, ничего не понял. Кому чесать? Что чесать?

Через пару часов, когда судьба кокошника наконец была решена, не забывая время от времени набирать Котин номер, он смог поехать домой и убедился в худшем из возможного: там никого не было.

Он несколько раз стучал в Котину дверь. За ней было тихо и пусто.

Где же ты ходишь, Котя Яблокова?

Он уже проклинал себя, что не позвонил ей ночью. Наплевать, что мобильник выключен. Позвонил бы на пост и заставил привести ее к телефону. Он должен был рассказать ей все, что знал! Ведь она с самого начала была рядом, везде лезла, во все вникала, и в конечном счете ее заслуга, что кокошник вернулся к владелице, теперь уже навсегда.

– Какая же ты, Черный, черная душонка! – громко сказал он, стоя посреди коридора.

– За это надо выпить, – заявил за спиной Маврикий. – Если что, я готов.

Игнат обернулся. Сосед в трусах и валенках вытянулся во фрунт и замер, преданно глядя Черному в глаза.

Игнат залез в карман и вытащил несколько тысяч.

– Маврикий, вот тебе деньги. Купи себе штаны и кофту, что ли, какую. Ты же простудишься.

– А выпить?

– Выпьем, когда предъявишь одежду. И не вздумай на