Чекисты - Александр Александрович Тамоников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я бросил кусочек хлеба. Утка поймала его на лету.
Круглый аккуратный пруд располагался в сквере перед зданием бывшего дворянского собрания, теперь являвшегося Домом пропаганды и агитации. В воде чинно плавали утки и белый лебедь. В числе многих желающих покормить птиц я тоже припас хлеб для такого доброго дела.
– Смотри, какая картинка наблюдается, – сказал я Фадею. – Зюзя проговорился, что перед тревогой на заводе они на пустыре какого-то, как он сказал, фраера должны были прирезать.
– Думаешь, это подрывник?
– А кто еще? Тулияк говорил, что у него планировалась встреча после закладки часового механизма. А задумка простая. Завод взлетает на воздух. В это же время находят труп Тулияка. В кармане – схема подрыва завода на листочке, который взят из пачки черновиков в кабинете главного инженера. А еще квитанция с фамилией шофера. Организаторы специально подставляли под удар свою терроргруппу, чтобы вместе с ней закопать и руководство завода.
– Похоже на то. И точно знали, что НКВД пойдет на поводу у их комбинации. Кстати, еще они знали все о тебе. Твои маршруты. И что твой водитель болен. И очень точно навели убийц. Так что верна наша версия – у врага в нашем ведомстве уши и руки.
– Все же Грац, – кивнул я.
– Очень похоже. Его пытливый комбинаторный ум ощущается. Но главные организаторы люди куда серьезнее. У них большие ресурсы. Одна тонна динамита, концов которой мы найти не можем, дорогого стоит.
– Зачем при таком основательном подходе «Картелю» пользоваться услугами уголовников? – Я бросил кусок хлеба лебедю, но его опять перехватила на лету утка. Лебедь даже не отреагировал – он был старый, ленивый, сытый, его знал весь город.
– А почему нет? Тыкать шилом или стрелять уголовная шантрапа умеет не хуже профессиональных головорезов. Зато после задания этих урок можно списать и не вспоминать. Думаю, их утопили бы в реке после ликвидации взрывника. Но с ним не срослось, и их оставили про запас – на особо поганое дельце. Когда враги поняли, что это ты агента «Моисея» забрал и не отдаешь, решили тебя валить. А уголовники… Думаю, что это их прощальный бенефис был. Так что ты Зюзе жизнь спас.
– Надеюсь, ненадолго. – Я задумался, а потом сказал: – Пора нам, Фадей, начинать рубить гордиевы узлы…
Глава 10
Я вышел на ректора университета, который по ряду причин не мог мне отказать. Он выписал Антонине командировку в Ленинград на курсы повышения квалификации. «Прибыть срочно». На месяц. Тут ей, как человеку дисциплинированному, возразить нечего. А за месяц, я думаю, все определится. Или грудь в крестах, или голова в кустах.
Мы прощались вечером на вокзале. С одной стороны, груз с плеч – хоть как-то я оградил ее от возможных неприятностей. С другой – пусто и тоскливо на душе. Тяжело мне без нее. И ей без меня тоже.
Она была насупившаяся – подозревала, за какие заслуги ей командировку выписали. Но напоследок вцепилась в меня и крепко обняла. Прошептала:
– Я знаю. Ты всех их положишь на лопатки.
– Нет сомнений.
– Ты из племени победителей, Ермолай. Из тех, кто гнет судьбу, а не она их.
– Твоими бы устами, да мед пить… Все, пора! – Я поднял чемоданчик, и мы направились к вагону, куда проводница в форме пропускала пассажиров по билетам.
Паровоз пыхнул паром и утащил в ночь зеленый поезд из одиннадцати вагонов. А меня терзала навязчивая мысль – только бы увидеть Антонину вновь…
На службе обстановка накалялась.
Гаевский назначил внутреннее расследование. Так положено в случаях применения оружия. Проводил его особоуполномоченный Билибин. Тот самый, за кем числился агент «Моисей», которого я припрятал на черный день в лесничестве.
Капитан Билибин являл собой аморфное жирное тело. Вечно голодный, он постоянно пил чай-кофе и что-то жевал. Пряники. Бутерброды. Сушки. Шкаф и стол в его кабинете заполнены всякой бесполезной едой – чтобы не наесться, а побаловаться. Такая машина по переработке продуктов.
Был он ленив и неинициативен, но если звучала команда начальства «фас», то начинал носом землю рыть, не задумываясь, а надо ли это.
Обычно в таких случаях хватает одного простого объяснения – шел, напали, пристрелил. На этот раз Билибин вытягивал из меня все жилы – детально и въедливо. Как я оказался на месте нападения? Какие были мои действия? Так ли необходимо было применение оружия или можно было обойтись словами? И вообще, как я умудрился уцелеть? И еще его сильно интересовало, что мне наговорил Зюзя, когда я его спеленал.
– Да ничего, – ответил я раздраженно. – У меня было время с ним по душам говорить? Дал ему пару раз револьвером в лоб для душевного спокойствия.
– То есть превысили полномочия, – закивал многозначительно Билибин.
– Чего? – уставился я на него. – Ты что сказал? Тебя бы туда, прыщ канцелярский! Поглядел бы, как бы ты с вооруженным душегубом лясы точил!
Билибин был юристом с университетским образованием, практикой судебной работы и являл собой классический образец заправского крючкотвора. Он завел старую песню:
– Пока человек судом не признан преступником, он такой же полноправный гражданин СССР, как и мы.
– Ты где этого набрался? – в моей груди закипала праведная ярость. – Ты вообще не заговариваешься?
– Я выполняю распоряжение руководства. В том числе проверяю ваши действия на предмет законности и превышения.
– Когда у Граца лупцуют задержанных – это не превышение? Слушай, Николай Сергеевич. Не буди во мне зверя.
– Это угроза особоуполномоченному?
– Какому особоуполномоченному? Который призывает чекиста перед врагом руки поднять и не сопротивляться, когда его потрошат? Который сотрудников НКВД ради странно понимаемой им законности под вражескую пулю готов подставить? А нет ли в этом чего-то большего, чем просто политическая близорукость? Сегодня напишу запрос особоуполномоченному центрального аппарата НКВД СССР, узнаю – в его ведомстве ныне так принято? Или это личная инициатива капитана Билибина?
Билибин спал с лица. И тут же потянулся за печеньем, озадаченно и испуганно захрустев им.
– Ну что ты в бутылку лезешь? – произнес он. – Ты же знаешь, есть юридическая процедура.
– Вот и занимайся процедурами, а не лезь в мутные авантюры, которые тебе боком выйдут. – Я внимательно посмотрел ему в глаза.
Глаза он отвел. Заграбастал еще печенья и еще отчаяннее захрустел.
Вопросы он стал задавать с