Бог Гнева - Рина Кент

коленям, но ни одна из эмоций не достигает его глаз.

— Не слишком ли ты драматизируешь? Это эффект Реми, не так ли?

И тут меня осеняет. Для Лэна все это — шутка, игра, в которую он играет, забава, которой он предается.

Его не волнует, кого нужно сокрушить, пока у него есть то, что он хочет.

Я всего лишь пешка на его шахматной доске, которую он использовал и выбросил.

— Кто-то произнёс имя моей светлости? — Реми вскочил рядом с нами. — Не говори за моей спиной, когда здесь все в сборе.

— О? — Лэн ухмыляется. — А я-то думал, что ты меня игнорируешь, Реми.

— Ерунда. — Он обнимает его по-братски. — Вот так, вот так, не чувствуй себя одиноким, приятель.

Брэн вздыхает.

— Он даже не знает значения этого слова.

— Не ревнуй, — говорит Лэн с ухмылкой и совершенно непринужденно, наслаждаясь тем, что его брат-близнец слишком сильно подзадоривает его.

Он такой, будь то с друзьями или семьей. Человек — это текучая материя, которую можно и нужно использовать.

Думаю, я только сейчас поняла, до чего он готов дойти.

— Вы что, боретесь за мое внимание? Не делайте этого, я не смогу выбрать! — Реми отпускает Лэна и садится рядом с Крейтоном. — У меня есть только один отпрыск, большое спасибо. Я знаю, что ты скучаешь по Анни, даже если не говоришь этого, но я составлю тебе компанию.

— Ты ему безразличен. — Ава поднимает свой бокал. — Может, тебе стоит спасти свое достоинство, пока ты можешь.

— О, прости. Мы все еще говорим обо мне? Потому что вся эта речь могла быть направлена на тебя. Твое достоинство рассыпается и умирает на полу, пока мы разговариваем.

— О, готовься к смерти сученок.

— Давай, сучка.

Ава вцепилась ему в горло, и они ссорятся без конца, случайно раскрывая секреты друг друга. Глин, у которой аллергия на конфликты, пытается выступить посредником и разнять их. Брэн предлагает им напитки, чтобы охладить их.

Ни то, ни другое не помогает.

Обычно я принимаю сторону Авы. Во-первых, это весело — раззадоривать Реми. Во-вторых, она может не подавать виду, но ее задели его слова, а я этого не допускаю.

Но я не могу заставить себя двигаться или говорить. Отчасти это связано с тем, что Лэн здесь.

Раньше, когда он приходил к нам, я всякий раз замирала от восторга и внутренне ахала. Теперь мне неловко.

Я не хочу сидеть рядом с ним, зная, что он сделал. Прошло много времени с тех пор, как я поняла, что не интересую его больше, чем друг детства, но это первый раз, когда, наконец, приняла это.

Я жду, что боль прорвется сквозь меня, но ее нет. Сейчас это просто тупые уколы, и я не уверена, из-за него ли это или из-за чего-то другого.

Сделав глоток напитка, я проверяю свой телефон. Это глупая привычка, которая появилась у меня с тех пор, как в мою жизнь ворвался другой дьявол.

Последнее сообщение, которое я отправила, все ещё там. Прочитано.

Конечно, он не ответил. Да и зачем?

Кроме того, в тот момент я была слишком напряжена, думая, что действительно причинила боль человеку, каким бы чудовищным он ни был, иначе я бы не отправила ему это сообщение.

С его точки зрения, я, должно быть, выглядела как навязчивая девушка, которая не может отойти от безумия той единственной ночи.

Часть меня сожалеет об этом, та часть, которая всегда стыдилась своих предпочтений. Часть, которая гордилась своей уверенностью и напористостью, но все же совершила безрассудную ошибку, показав свои наклонности хищнику.

Нет, не хищнику. Охотнику.

Другая часть испытывает облегчение от того, что я наконец-то смогла что-то сделать со своими фантазиями. Что я была достаточно храброй, чтобы позволить этому случиться, пока сама же боялась.

Что я была достаточно сильной, чтобы не испытывать приступы паники, как это было в прошлом при упоминании о сексе.

Я просто не учла всего того, что случилось потом.

С тех пор я доводила себя до грани бесчисленное количество раз, особенно после пожара, и сонный паралич стал более частым и наполненным образами, которые заставляют меня плакать и кричать.

Но только внутренне.

Внешне я не могу двигаться. Я не могу позвать на помощь. Я могу только кричать в глубине своей души.

Я словно кричу в пустоту, и никто меня не слышит. Меня разрывают на части черные руки, и никто не может меня спасти.

Я начала пить всевозможные энергетические напитки, кофе и все, что содержит кофеин, чтобы не закрывать глаза по ночам.

Сон пугает меня до смерти.

Еще один напиток скользит передо мной. Я смотрю на искрящуюся синеву и понимаю, что допила свою порцию.

Лэндон подмигивает мне.

Я улыбаюсь, но без всякого юмора, когда беру его.

Кофеин равносилен отсутствию сна. Даже если он вреден для здоровья.

— Теперь, когда ты остыла, — шепчет он возле моего уха. — Как насчет того, чтобы поговорить о деле?

— О деле?

— Анника берет тебя в особняк Язычников на вечеринки, нет?

— Редко.

— Редко — уже хорошо.

Я сузила глаза.

— Почему ты спрашиваешь?

— Я подумал, может, ты сможешь закончить то, что я начал, и достать мне план особняка.

— Ты серьезно?

— А почему бы и нет?

— Ты, должно быть, не в своем уме, если думаешь, что я снова буду тебе помогать после того, как ты спровоцировал поджог.

— Шшш. Они думают, что это дело рук Змей. Они даже сожгли их склад и избили их до полусмерти, чтобы отомстить. Я так быстро доел попкорн, пока смотрел это шоу.

В его глазах блестит садистский блеск. Он наслаждается этим. Слишком сильно. Теперь это почти часть его сущности, и ничто не помешает ему осуществить свои планы.

У таких людей, как Лэн, нет мотива, цели или конечной цели. Они просто получают удовольствие от того, что устраивают анархию.

— Я не собираюсь помогать тебе с твоими планами, — говорю я со спокойствием, которого не чувствую. — Ни сейчас, ни когда-либо.

Затем я встаю, приводя неубедительную отговорку о том, что мне нужно в туалет.

Вместо этого выхожу на улицу подышать свежим воздухом, благодарная за медленное исчезновение шума.

Несколько пьяных ребят из университета спотыкаются, ведут себя шумно и от них несет алкоголем.

Я иду в противоположном направлении и