Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг - Бенгт Янгфельдт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на поддержку Луначарского, рижский проект не состоялся. Маяковский получил аванс в иностранной валюте в Москве, но далее дело не пошло, поскольку Зив, как выяснилось, прежде всего был заинтересован в том, чтобы заработать на больших тиражах учебников по физике и математике. Издание футуристических произведений было лишь способом заручиться получением подобных заказов. “Для издателя главное — прибыль! — сообщала Лили в начале декабря. — Лучше всего — заказы на учебники от правительства”. Но путь к заказам учебной литературы шел через Надежду Константиновну Крупскую, и здесь Маяковский был беспомощен. Крупская так же отрицательно относилась к футуристам, как и ее супруг, — в статье, опубликованной в “Правде” в феврале 1921 года, она определила их творчество как проявление “худших элементов старого искусства” и “ощущений <… > крайне ненормальных, искаженных”.
Лили И Ленин
Пока Лили находилась в Риге, жизнь в Москве шла своим чередом, без особых событий. Маяковский принимает участие в нескольких публичных дискуссиях о современной литературе и один раз выступает вместе с давними коллегами-футуристами Крученых, Каменским и Хлебниковым — последний даже жил у них в Водопьяном переулке несколько недель в отсутствие Лили. Осип и Маяковский иногда выходят, но, по уверению Маяковского, у них есть только одна тема для разговоров: “единственный человек на свете — киса”. Чаще всего они дома,
Маяковский рисует, а Осип читает вслух Чехова. “Я все такой же твой щен, — пишет Маяковский, — живу только и думая о тебе, жду тебя и обожаю. Каждое утро прихожу к Осе и говорю: “скушно брат Кис без лиски” и Оська говорит: “скушно брат щен без Кисы”.
В течение осени и зимы Маяковский продолжает писать и рисовать агитплакаты на злободневные темы: “Вот что говорил Ленин на съезде политпросветов… ”, “Вот о помощи голодающим отчет”, “Опыт новой экономической политики показал, что мы на верном пути” и пр. Но вскоре он получает заказ иного рода: “Напиши для меня стихи”, — просит его Лили в конце октября. Он сразу принимает вызов. “Ужасно счастлива, что ты, Волосик, пишешь, — отвечает Лили уже через неделю. — Обязательно напиши к моему приезду!” “Поэма двигается крайне медленно, — сообщает Маяковский, — в день по строчке!” — а еще через неделю, 22 ноября, он пишет: “Волнуюсь что к твоему приезду не сумею написать стих для тебя. Стараюсь страшно”.
Как можно предположить, несмотря на муки творчества, к возвращению Лили в начале февраля 1922 года поэма была закончена. Сочинение стихов для Лили Маяковский считал самым надежным — возможно, единственным — способом заручиться ее любовью, и он знал, что лучшего подарка к ее возвращению не найти. В конце марта в качестве первой книги издательства МАФ вышла поэма “Люблю” с посвящением Л.Ю.Б.
“Люблю” значительно короче, чем “Флейта-позвоночник” и “Облако в штанах”, а также менее сложна. Поэма начинается привычным для Маяковского замечанием о любви как о заложнице жизни, быта: “Любовь любому рожденному дадена, — / но между служб, / доходов / и прочего / со дня на день / очерствевает сердечная почва”. Любовь можно купить, но ее не покупает тот, кто, подобно поэту, не властен над собственным сердцем. От его гипертрофированных чувств в страхе “шарахаются” женщины. И вдруг появляется она — “ты” — Лили, которая видит суть — не замученного, рычащего великана, а “просто мальчика”. Она берет его сердце и играет с ним, “как девочка мячиком”: “Должно, укротительница. / Должно, из зверинца!” — кричат другие женщины, но Маяковский ликует:
Нет его — ига!
От радости себя не помня, скакал,
индейцем свадебным прыгал, так было весело, было легко мне.
Возвращаясь к “ней”, поэт возвращается домой:
Подъемля торжественно стих строкопёрстый,
клянусь —
люблю
неизменно и верно!
“Люблю”, пожалуй, самое светлое произведение Маяковского, переполненное любовью и оптимизмом, свободное от мрачности и мыслей о самоубийстве. В поэме отражается счастливый и гармоничный период отношений с Лили, один из самых бесконфликтных за всю их совместную жизнь. “Маяковский часто говорил об этой поэме, что это вещь “зрелая”, — вероятно, ему показалось, что поэма написана спокойно-повествовательно,
осчастливой любви”, — писала Лили. Другое дело, что ощущение счастья и гармонии частично могло быть результатом того, что в этот период они жили врозь.
Публикация поэмы совпала с концом важного этапа в литературном и художественном творчестве Маяковского: в феврале 1922 года он сделал последний плакат для РОСТА. Завершился агитационный период русской политики, теперь жизнь протекала в условиях нэпа. Кроме этого, кардинально изменилась ситуация на издательском фронте, что дало писателям новые возможности заработать. Как результат декрета от 28 ноября 1921 года в течение 1922-го в стране были зарегистрированы не менее двухсот частных и кооперативных издательств, из которых семьдесят функ- ционирвали активно. Для Маяковского это означало независимость от Госиздата и возможность печататься у других издателей. Однако важнее экономических факторов было чисто политическое вмешательство в его жизнь, и в этот раз совершенное Лениным.
Пятого марта в правительственной газете “Известия” было опубликовано стихотворение Маяковского “Прозаседавшиеся” — остроумная и свирепая атака на все растущую бюрократизацию советской системы. Товарищ Иван Ваныч с коллегами теперь заседают так часто, что для того, чтобы всюду успеть, им нужно физически раздвоиться:
“Они на двух заседаниях сразу.
В день
заседаний на двадцать надо поспеть нам.
Поневоле приходится раздвояться.
До пояса здесь, а остальное там”.
В конце стихотворения Маяковский мечтает об обществе, в котором не было бы заседаний:
“О, хотя бы еще
одно заседание
относительно искоренения всех заседаний!”
На следующий день, выступая на коммунистической фракции Всероссийского съезда металлистов, Ленин сказал: “Вчера я случайно прочитал в “Известиях” стихотворение Маяковского на политическую тему. Я не принадлежу к поклонникам его поэтического таланта, хотя вполне признаю свою некомпетентность в этой области. Но давно я не испытывал такого удовольствия с точки зрения политической и административной. В своем стихотворении он вдрызг высмеивает заседания и издевается над коммунистами, что они все заседают и перезаседают. Не знаю насчет поэзии, а насчет политики ручаюсь, что это совершенно правильно”.