Там, где всегда ветер - Мария Романушко

Зашла как-то к Лёле в общежитие, думала: поболтаем. Но там были две женщины – её соседки по комнате: одна – крашенная чёрная, другая – крашенная белая. Долго и нудно обсуждали рецепт окраски волос… Скучно! Ушла.

Одна радость – процарапанное окошко в двери моего класса в музыкальной школе. Постою, погляжу… порадуюсь, что есть на свете светлый человек, с сине-голубыми, такими родными глазами, с этой русой прядью, упавшей на лоб… И ничего-то мне от него не надо – только чтобы БЫЛ!

Стихи на школьной доске

Пришла утром в класс, взяла мел и написала на чёрной доске стихотворение, которое сочинила сегодня ночью.

О жизни

.  Как маленькая лодчонка,.  Захлёстнута морем сложностей,.  Лежу я на дне океана.  Бушующих судеб людских…

.  Толкают меня течения..  Того и гляди – об острые,.  О камни раздавят тёмные..  А то вдруг – на светло-ложные.  Потянут меня острова…

.  А волны спешат и пенятся….  Одних – не стаёт..  Другие же –.  Доходят, высоко-сильные,.  К дальним своим берегам…

.  И странно, что эти люди вот,.  Загадочностью которых я.  Живу, –.  Торопятся мимо….  Для них – я ничто не значу.

.  Но верю (о, как я верю!),.  Что, –.       пусть через годы, годы… –.  Но море всё ж поднимает.  Наверх свои корабли!

В класс заходили одноклассники, усаживались за парты, взглядывали, что я там пишу на доске…

Никто не сказал мне ни слова.

Прозвенел звонок на урок. В класс вошла учительница математики Фира Григорьевна, мы её зовём между собой – Фирочка. Сказала строго:

– Почему доска не готова к уроку? Кто дежурный?

Из-за парты вышла Тома, подплыла, как облако, к доске, взяла тряпку и старательно, с видимым удовольствием стёрла мои стихи.

Так мне никто ничего и не сказал. Ни слова.

Не было дня, чтобы…

Не было дня, чтобы я не вспомнила об отце. Часто думала: интересно, как бы сложилась моя жизнь, если бы он был рядом?… Мне казалось, что всё было бы совсем по-другому. Я мысленно рассказывала ему о своих горестях. Пыталась представить: что бы он мне сказал? Что бы посоветовал?… Пыталась представить: как он там живёт – в своём прекрасном далеке?… У синего-синего моря…

И вот что удивительно. Когда через много-много лет мы с ним, наконец, встретились, он сказал мне: «Не было за эти годы ни одного дня, чтобы я не вспомнил о тебе».

Как же я счастлива была услышать эти слова! Значит, всё у нас было взаимно. И наше общение – на расстоянии – было реальным!

Стихи под сковородкой

«Иди есть!» – зовёт бабушка из кухни.

Сажусь за стол. На столе – сковорода с жареной картошкой. А под сковородой – лист бумаги, чтобы чёрное дно сковороды не испачкало клеёнку на столе. Приподымаю сковороду и вижу, что под ней – листочек с моим новым стихотворением, которое я вчера вечером написала. Когда я уходила в школу, оно оставалось на столе. И вот -перекочевало под сковородку… Уже грязное, замасленное.

– Бабушка, как ты могла стихи положить под сковородку?!

– Стихи?… Я и не заметила. Мне нужен был листок под сковородку, вот и взяла на твоём столе, там много бумажек валяется…

Порой мне казалось, что бабушка это делает специально, чтобы унизить меня. Чтобы мне было больно. Только я не могла понять: ЗАЧЕМ?

Или она это делала по своему простодушию?… Не знаю.

Про Ангелину

Этот учебный год полон для нашей Марьюшки испытаний. Не успела улечься история со сломанными стульями, как тут – очередное происшествие в нашем седьмом «А».

…В начале учебного года в класс пришла новая девочка, Ангелина. Она старше нас на год – ей четырнадцать. И это чувствуется, что она уже взрослая: не носится с нами на переменках с мячом, не играет ни в вышибалы, ни в догонялки. Тихая, некрасивая, лицо всё в каких-то рыжих пятнах. И фигура у неё какая-то странная: невысокого роста и вроде сама не толстая, а живот торчит впереди неё. Может, болезнь какая? Может, последствия рахита? Мы, послевоенные дети, все страдали в детстве рахитом. Оказывается, это может остаться на всю жизнь. Бедная Ангелина.

Ангелина не любит физкультуру, наотрез отказывается ходить на неё, видимо, стесняется нелепой своей фигуры. Я ей говорю:

– Зря ты всё же не ходишь на физру – самый хороший урок.

– Так мне же нельзя, я беременна.

– Что?????

У всех девчонок, кто в этот момент был в классе, выкатились от изумления глаза. Ангелину засыпали вопросами: а мама знает? А Марьюшка? А что, у тебя муж есть, да?

Ангелина отвечала спокойно, ничуть не смущаясь, она вообще была удивительно спокойной, даже флегматичной. Да, мама знает. Мама сказала: рожай, воспитаем. Мама только что замуж вышла, они с отчимом говорят: это будет наш ребёнок. Нет, мужа у неё, Ангелины, нет. Есть парень, техникумский, уже взрослый, ему девятнадцать. Обещает жениться. Через два года, когда Ангелине исполнится шестнадцать. А Марьюшка пока не знает. И вообще в школе никто пока не знает. А если узнают, то её, Ангелину, из школы скорее всего выгонят – как девочку нехорошего поведения. Это будет плохо. Семь классов ей хотелось бы окончить, чтобы потом поступить в техникум.

Она говорила так спокойно, буднично, что даже оторопь брала от этого спокойствия. Наша Джульетта совсем не походила на шекспировскую Джульетту: никаких бурных страстей, слёз, отчаянья… Девчонкам было всё страшно интересно, они тормошили её вопросами: а ты его очень любишь, да, своего парня? А он тебя? Наверное, очень, если вы решились на такое? А ты испугалась, когда узнала, что беременна? А тебе как это – по ощущениям?…

Ангелина была удивительным существом. Никакого волнения! Ну да, вроде любят друг друга, он неплохой парень, правда, они последнее время мало общаются, он её стал стесняться, её живота. Нет, не испугалась, когда узнала, ну так, слегка… Нет, аборт не хотела делать – страшно. И мама не позволила бы. Да и зачем аборт? – всё равно когда-нибудь рожать надо. Какие ощущения? Тошнило первые месяцы и рожа вся покрылась рыжими пятнами. А сейчас уже не тошнит, хорошо, что к первому сентябрю перестало, а то если бы на уроках, то сразу бы все догадались. Других никаких особых ощущений. Только неприятно, что он торчит, и скоро все догадаются. Да, уже шевелится, уже вовсю! Да, когда кувыркается, то чувствительно. Кого хочет?… Ну, лучше бы девочку, конечно. Будут с ней как сёстры, как подружки. Её, Ангелину, мать тоже рано родила, в семнадцать, и вот они дружат, никаких проблем.

Неужели мать совсем не ругала, когда узнала? – допытывались девчонки. Неужели не кричала? Да нет, говорит Ангелина, не ругала. Сказала: что случилось – то случилось, когда-нибудь это же должно было случиться. Главное, говорит, не нервничай теперь не из-за чего: чтобы ребёнок здоровым родился. И отчим тоже не ругал. Мечтает, что они с матерью усыновят её ребёнка и воспитают, как своего. У него своих детей нет, а мать рожать больше не хочет. Но она, Ангелина, ещё не решила окончательно. Если её парень всё-таки женится на ней, то, может, и не надо ребёнка насовсем отдавать матери и отчиму. А если не женится… Но она пока не думает об этом. Чтобы не волноваться.

И всё это она рассказывала таким ровным голосом, как будто читала какой-то скучный текст в учебнике…

Она была то ли такая заторможенная от природы, то ли находилась в эмоциональном шоке. Всё же вряд ли она совсем не испугалась, узнав в тринадцать лет, что скоро станет матерью. Четырнадцать лет она отмечала уже беременной.

Такая вот удивительная у нас новенькая. Но самое удивительное для нас то, что Ангелина – самой обычной, если не сказать невзрачной внешности. Она не была красавицей, она не выглядела страстно влюблённой, она была самой-самой обыкновенной, даже скучной. И при этом с ней произошла такая сногсшибательная история!

И, конечно, всех нас восхищала Ангелинина мать. Такое спокойствие, такая мудрость! Вот – настоящая мать, настоящая опора в жизни.

У Марьюшки, конечно, был шок, когда она узнала про Ангелину. И у добрейшего Петра Петровича тоже. А выяснилось это смешным образом: Ангелина принесла из поликлиники справку, что ей нельзя посещать физкультуру по причине беременности. И это в седьмом-то классе! Мы смеялись, а учителя попадали в обморок. Хорошо всё-таки, что Ангелина пришла в нашу школу уже беременная, а не у нас забеременела. А то и директора, и классную руководительницу ждали бы репрессии: за то, что развели в школе «аморалку».

А так – пошумели-пошумели и предложили Ангелине срочно перейти в вечернюю школу, где учатся взрослые тёти и дяди. Которые могут себе позволить быть беременными, кормящими и т.д. Ангелине очень не хотелось уходить из школы, она как-то прижилась в нашем классе, ей не хотелось вот так, резко, расставаться с детством. Всё-таки она была ещё ребёнок, хоть и беременный.