Мертвый кролик, живой кролик - Елена Ивановна Михалкова

о побеге Егора. Но и для него ее исчезновение выглядело так же необъяснимо, как для остальных.

– А вам приходилось видеть, чтобы Нина выходила из себя? – спросил Макар.

– Своими глазами – лишь однажды. И еще об одном случае я слышал от нее. Первый раз это случилось, когда Нина узнала, что новый работник фонда подворовывает. Он таскал офисную бумагу для принтера, целыми упаковками. Администратор заметила, что расходы на канцелярские принадлежности выросли втрое. А потом кто-то увидел, как этот парень – совсем молодой мальчик, двадцать три года – засовывает пачку в свой рюкзак. Нине не было жалко бумаги, но для нее это вопрос принципа: воровство недопустимо. Она вышвырнула юношу и устроила разнос тому человеку, который дал рекомендацию. Я был этому свидетелем.

– Не помните, кому устроили разнос?

– Ольге Ладыженской. – Брови Илюшина озадаченно взлетели вверх. – Да. Ольга протолкнула в фонд сына своей подруги.

– При этом Ладыженская до сих пор работает в «Примуле»…

– Нина всегда говорила, что готова прощать ошибки.

– А второй раз?

Скрипач замялся.

– Мне кажется, об этом вам лучше спросить у отца Нины…

– Отец Нины мне ничего не скажет. Арсений, что у них произошло?

Арсений вздохнул и рассказал.

Через год после того, как Ратманский предъявил Нину своей семье, к нему пришла младшая дочь. Алла принесла фотографии. «Папа, ты должен об этом знать». На снимках Нина была с женщиной.

– Это был монтаж, – сказал Арсений. – Позже Нина вспомнила, что в тренажерном зале с ней пыталась познакомиться молодая девушка, очень эффектная, однако навязчивая. Вы можете представить, как Нина, при ее характере, отнеслась к попытке такого знакомства. Я уверен, девица возникла неслучайно.

– Хотите сказать, Алла с Аликом наняли ее, чтобы она соблазнила и скомпрометировала Нину?

– Да.

– Но почему именно девушку? Или у Нины было… – Илюшин поискал наиболее обтекаемый оборот, – время экспериментов?

– Нет-нет, все совсем не так! Видите ли, Алла с братом рассчитывали, что, увидев эти снимки, отец придет в ярость и выгонит Нину из дома, поскольку он человек старой закалки. Вот на что был сделан расчет. Нина не поддалась на ухаживания, и им пришлось импровизировать. Однако Константин Михайлович не стал выяснять, правда ли это. Когда Алла вышла из его кабинета, она наткнулась на Нину и не придумала ничего лучше, чем швырнуть снимки ей в лицо.

Оценив выражение лица сыщика, Арсений улыбнулся:

– Сделайте скидку на то, что Алле было немногим больше двадцати пяти. Нина подобрала снимки и сразу все поняла, в частности, что эти фотографии были использованы как инструмент давления на отца. Она раскричалась, Алла испугалась и убежала. Нина потом сожалела о своей несдержанности.

– Чем все закончилось?

– Ничем. Или вы полагаете, Алла принесла извинения? Ей органически чужда мысль, что она может быть в чем-то виновата или неправа. Я уверен, она не испытывала ничего, кроме возмущения, что план не сработал. Со временем общение с отцом возобновилось.

– Как ни в чем не бывало?

Арсений пожал плечами:

– Ратманский не предъявляет завышенных требований к младшим детям. С них нельзя спрашивать как со взрослых, это понимают и Нина, и он.

– Вы не думаете, что они могут быть замешаны в исчезновении Нины? – спросил Макар.

Арсений покачал головой.

– Я невысоко ценю их моральные качества, однако инстинкт самосохранения у них есть. Нина – любимая дочь Константина Михайловича, и если он хотя бы заподозрит, что Алла и ее брат имеют отношение к ее похищению… – Он зажмурился и втянул голову в плечи. – Нет, нет, нет! Конечно, я знаю их недостаточно хорошо. Но от исчезновения Нины они ничего не выигрывают.

Илюшин подумал, что на суждения Рутберга нельзя полагаться. Перед ним был человек определенно неглупый, но очень наивный. Арсений считал, что наследство Ратманского – недостаточное основание для двух жадных умов, чтобы пойти на преступление. Однако судя по тому, что успел узнать Макар, мертвая Нина устраивала детей Ратманского больше, чем живая.

– Арсений, простите за нескромный вопрос. Вы так долго встречаетесь с Ниной… Почему вы не живете вместе?

Скрипач вздохнул.

– Нина не хочет. Я думаю… нет, я уверен, я знаю: она любит меня! Я ей по-настоящему дорог. Вы сейчас улыбаетесь? – встревожился он. – Я комичен со своей высокопарностью?

– Вы не комичны и не высокопарны, – возразил Илюшин. – Это, скорее, трогательно.

– Ах, это хорошо. – Рутберг положил перед собой руки на стол, как послушный ребенок и, кажется, успокоился. – Надо мной частенько смеются, и я не всегда могу понять, в чем причина.

– Люди такие странные, да? – понимающе проговорил Макар.

Рутберг вскинул на него доверчивый взгляд и с силой сказал:

– Очень. Очень! Вы знаете, с Ниной у меня нет подобных трудностей, совсем! Она всегда проговаривает свои чувства. Иногда это выглядит… будто психологическое пособие по общению с когнитивно ограниченным. Но я не обижаюсь, я благодарен! Как-то раз она сказала, что слишком о многом умалчивала в своей прошлой жизни и в нынешней взяла на себя нечто вроде обета: не повторять этой ошибки. Но я сбился с мысли, отвлекся, простите…

– Ничего страшного, – заверил Макар. – Мы обсуждали, отчего вы с Ниной не стали жить вдвоем.

– Да-да! Нина быстро устает от людей. Вы скажете: она могла бы запираться в своей комнате. Но одиночество в своей комнате и одиночество в своей квартире отличаются, как плавание в моторной лодке от плавания с дельфинами. Я не хочу превратиться для Нины в обузу. У вас такой взгляд, словно я вам кого-то напоминаю и вы пытаетесь вспомнить, кого именно, – неожиданно сказал Рутберг. – Вы так вглядываетесь…

– Это потому, что вы меня ставите в тупик, – признался Илюшин.

– Чем же?

– Затрудняюсь объяснить. Мне трудно воспринимать ваше лицо целиком, оно распадается на отдельные черты. – Он сразу пожалел о своей откровенности. – Извините, Арсений, я ерунду говорю. Не обращайте внимания.

Рутберг помолчал.

– Я могу кое-что показать. Только вам придется зайти со мной в туалет. – Он покосился на узкую белую дверь в конце зала. – Мое предложение звучит крайне двусмысленно. Надеюсь, вы не рассердились.

– Нет, отчего же. – Макар поднялся. – Любопытно посмотреть.

Если б не две женщины, одна из которых назвала Рутберга педиком, может, Илюшин и не согласился бы. Но теперь он не мог отказать себе в удовольствии прошествовать мимо них следом за скрипачом и скрыться за белой дверью, спиной чувствуя негодующие взгляды. До него донесся свистящий шепот: «…ничего не стыдятся…»

– Заприте, пожалуйста, дверь, – попросил Арсений.

Когда Макар выполнил просьбу и повернулся, перед ним стоял человек с гладкой, как купол, головой. Парик, который скрипач держал в руке, в