Владычица Хан-Гилена - Джудит Тарр

Наконец Элиан остановилась. Дверь, находившаяся перед ней, отличалась от других, она была украшена богатой резьбой, изображавшей птиц и зверей. Стоило толкнуть ее, и она с легкостью поддалась.

Внутри было темно и пусто, как в любом помещении, которым никто не пользуется. Элиан зажгла в ладони колдовской огонь и медленно двинулась вперед. Ничего не изменилось. Кровать с зелеными драпировками, ковер, похожий на цветочные луг, стол и большое серебряное зеркало, ее доспехи, в этом неясном свете похожие на стражника. Поверх них висела шелковая вуаль, которая была здесь с незапамятных времен и которую Элиан повесила сюда, повинуясь капризу.

Установив огонек так, чтобы он парил над ее головой, она взяла вуаль. Огрубевшие пальцы ощутили тонкость ткани. Элиан накинула вуаль, прикрыв ею щеку. В зеркале отразилась странная картина: королевский оруженосец с девичьим лицом. Элиан хрипло засмеялась.

Ее платья лежали в своих футлярах и пахли сладкими травами. Зеленое, золотистое, голубое, белое. А вот алого не было. Красное платье и красные волосы — неудачное сочетание.

Элиан достала темно-зеленое платье, роскошное, но вместе с тем простое, сшитое из асанианского бархата и украшенное крошечными сверкающими камнями. Князь Орсан приказал сшить его для нее, а княгиня и ее дамы расшили его множеством драгоценностей, — это был подарок ко дню рождения Элиан.

Платье все еще хорошо сидело на ней. Рост ее остался прежним, и уж ясно, что она не пополнела, а вот лиф почему-то оказался теснее, чем в те времена, когда она его носила. Теперь несоответствие между короткой прической мальчика и телом цветущей девушки еще более усилилось. И ее лицо с натянутым, недовольным выражением, конечно, больше подходило девушке, нежели парню.

— Кажется, — сказала Элиан своему отражению, — твоя жизнь не слишком ладится.

Она села. Юбка широкими складками спадала с ее коленей. Словно птичка, которая чистит перышки даже в клетке, Элиан бессознательно расправила юбку, глядя на алую ткань своей формы, валявшейся беспорядочной кучей на полу. Здесь, именно здесь она все это начала. И сюда в конце концов она вернулась. Чтобы посмеяться над тем, во что она превратилась, чтобы порадоваться своей победе, чтобы скорчиться на полу. Душа ее была слишком холодна, чтобы плакать, и слишком опустошена, чтобы испытывать ярость.

Вот, значит, в чем заключается исполнение ее присяги. Закрытая дверь и темная комната, и нет никого, кому было бы дело до нее. Не у кого спросить, некому рассказать… Она вскочила на ноги. — Будь они все прокляты!

Князя не было в его комнате, княгини — в ее беседке; кровать, которую они делили, была пуста, их слуги встретили разгоряченную Элиан с озабоченно-вежливыми лицами. Раз уж она унизилась так сильно, ей была нестерпима любая помеха. — Где они все в конце концов? — взорвалась она. Ей ответил камердинер отца. Он всегда держался с большим достоинством, но когда Элиан была совсем маленькой девочкой и он играл с ней в прятки, глаза его, устремленные на нее, были теплыми и до краев наполненными сияющей радостью.

— Разумеется, моя госпожа знает, где они. Они у моего господина Халенана.

Халенана, который находился подле своей жены в своем большом доме, в скорлупе молчания. Ни один ребенок правителей Хан-Гилена не должен был подвергнуться зловредному действию вражеского колдовства, поэтому каждого новорожденного прикрывал щит силы всего его рода. Элиан так сильно была поглощена собственными переживаниями, что напрочь забыла об этом.

Она застыла в нерешительности. Конечно, ее дела могут подождать. К ней вернулись страх, и робость, и что-то похожее на ее прежнее упрямство. Утро станет хорошим временем, благословенным временем, намного лучше и радостнее, чем этот вечер. Сейчас она никому не нужна. Ей остается только держаться в сторонке.

Каким-то образом на ней оказалась мантия, паж нес перед ней лампу, а стражники давали ей дорогу и кланялись, завидев ее.

Дом Халенана, под лучами солнца казавшийся высоким и красивым, был построен с подветренной стороны храма и окружен садами, посаженными по берегам реки. В эту темную ночь он нависал, как скала Эндроса, ворота были затворены и заперты, а все вокруг погрузилось в полнейшую тишину.

Стражник долго не шел на зов Элиан, еще дольше отпирал ворота. Но он не посмел запретить ей войти, хотя внимательно смотрел на нее, и в его взгляде она почувствовала подозрение.

Внутри этой защиты была другая. То, что задержало ее на пороге, имело темный отблеск и принадлежало ее отцу. Элиан зажгла в ответ свой красно-золотой огонек. Защита медленно отступила, но только на мгновение; позади Элиан вновь встал прочный заслон против любого предательства.

Даже в своем меховом плаще она замерзла. Но разве не так было всегда? Она еще находилась снаружи, а ее сердце уже присоединило свою силу к могуществу остальных. Элиан подобрала юбки и ускорила шаг. Еще дважды ее останавливали, и дважды ей приходилось заявлять свое право на проход. Наконец перед ней открылась дверь, которую охраняла женщина, — а за ней находилась комната роженицы.

Отец Элиан сидел на подоконнике у закрытого ставнями окна, закрыв глаза и тем не менее наблюдая за всем, что творится вокруг, при помощи своего волшебного могущества. Ее мать, как всегда красивая и элегантная, сидела рядом с ним, держа в руках какое-то рукоделие. Анаки лежала в кровати, над ней склонилась яркая голова Хала, а повитуха суетилась вокруг них. Это напоминало видение в воде: все было тихо, только слышалось дыхание Анаки; разум тоже ничего больше не слышал.

Глаза князя открылись. Княгиня повернула голову. Халенан взглянул на дверь.

Элиан переступила порог и пошатнулась. Боль — но в таких случаях боль всегда есть. Это было хуже… хуже…

Она сама не поняла, как прошла через комнату, как оказалась возле постели. Нежное лицо Анаки, покрытое потом, исказилось от боли, но она заставила себя улыбнуться и сказать: — Сестра, я так рада…

Халенан ласково велел ей замолчать. Ему улыбка далась еще труднее, чем его жене, но голос звучал громче. — Да, сестричка, мы рады.

— Что, — еле выговорила Элиан. — Что это… — Наша дочь, — ответил он почти радостно, — похожа на тебя. Все делает наперекор и спорит с нами.

Действительно наперекор. Элиан, распрямляя такие, как у нее завитки, увидела, что головка ребенка поднята вверх, а ножки напряжены. Будучи от рождения наделена магией, девочка не только всем своим телом, но и всем своим детским могуществом сражалась с насилием, вынуждавшим ее выйти на этот безжалостный свет. Ослепленная ужасом, она нападала на свою мать. Анаки имела собственную силу, мощную и спокойную, но она была изнурена; она больше не могла терпеть боль и одновременно успокаивать ребенка.