Владычица Хан-Гилена - Джудит Тарр

— Он отпустил меня. Мне пришлось вернуться, но не для того, чтобы опять сесть ему на руку. — Я сказал о любви, а не о путах или о приманке. Элиан хотела подняться. Она намеревалась ответить ему хлесткими словами и уйти, избавившись от этого непрошеного собеседника, в котором сочетались юношеская застенчивость и заимствованная мудрость, доводившие ее почти до безумия. Но она услышала, как ее голос, который она сама не признала бы своим, отвечает ему:

— Я пошла в соколятню. Думала, что там будет спокойно. Ястребам и сокольничим нет дела до длины чьих бы то ни было волос. Там действительно было тихо, и никого я не интересовала. Но вот моя золотая соколиха улетела. После моего побега, когда стало понятно, что я не вернусь, ее выпустили, и она так и не вернулась. А если бы я была там, она вернулась бы. — Ой ли? Элиан вскочила, сжав кулаки. — Да! Да! Она была моей. Я приручила ее. И я любила ее. Она должна была вернуться.

— Но ведь вы сами не вернулись, — сказал Кутхан. — И не вернетесь. — Я не сокол! — А разве ваш отец сокольничий? Элиан приказала себе гордо уйти от этой очевидной уловки, от этого потока чужих слов, выученных им наизусть после бесед со всем племенем ее родичей. От того, кто, кажется, тоже считал себя ее родственником, несмотря на сомнительность ее родства: брат побратима ее молочного брата. Позднее она посмеется над этим. Но сейчас Элиан была не в состоянии даже пошевелиться. Ее тело будто вросло в эту зимнюю траву под серым небом, которое стало наливаться ледяными слезами. — Ты не имеешь права судить меня. — Конечно, — охотно согласился Кутхан. — Если не считать права дружбы. Я думал, что мы — друзья.

— Твоим другом был Галан. Теперь ты знаешь, что Галан — ложь.

К ее изумлению, Кутхан весело рассмеялся. — Я всегда это знал. — Он вытянул руки, словно стараясь отогнать прочь всю эту ложь и маскировку. — Я только выгляжу как твердолобый дурак. Одно время я учился на певчего, пока мой учитель не сказал мне, что у меня прекрасный голос и тонкий ум, но никакого призвания носить серую рясу. Но даже несмотря на краткость обучения, я знал, что Орсан из Хан-Гилена никогда не имел внебрачных детей, по крайней мере мальчика такого же возраста, роста и внешности, какими обладает его знаменитая дочь. И изрядная доля ее известности связана с ее способностью опережать в скачке, на охоте и в драке любого мужчину.

— Интересно, есть ли здесь кто-нибудь, кто не знал правды? — угрюмо спросила Элиан. Его глаза расширились и потемнели от удивления.

— Но кто еще мог ее знать? Кроме Мирейна, конечно. И Вадина. Вадин всегда знает все, что знает Мирейн. Но мы никому ничего не говорили. Мы даже друг с другом не говорили об этом, пока тайна сама не раскрылась.

— Это многое объясняет. Вы все время были поблизости. И во время боя окружали меня.

У него хватило любезности, чтобы сохранять робкий вид, и нахальства, чтобы обороняться.

— Я никого не окружал. Я делал только то, что сделал бы любой человек для своего друга. У меня никогда и в мыслях не было унизить вас.

— Ах вот как? — Губы ее скривились. — Ну разумеется. Ведь я женщина. Нежная, хрупкая, легкомысленная. Меня унизить невозможно. Меня можно только защищать до смерти.

— Госпожа, — сказал Кутхан с героическим терпением, — открытое неповиновение для вас — словно боевые доспехи. Не соблаговолите снять хотя бы шлем и посмотреть вокруг? Ведь единственный человек, который мучает вас, — это вы сами.

Рука Элиан взметнулась, чтобы ударить его. Она с огромным усилием заставила себя опустить ее.

— Сколько же тебе заплатили мои родственники, чтобы ты сказал мне это?

Черные глаза вспыхнули быстрым и страшным огнем, напомнившем ей о лесном пожаре.

— Может, я и варвар и не сын короля, но я никогда не был наемником. Я видел боль моего короля и его брата, боль господина и госпожи, уважать которых я издавна научился. Изрядную долю этой боли я чувствовал и у моего друга, волею судьбы оказавшегося женщиной. Теперь я понимаю, что видел друга там, где его не было. Разве что у вас на юге считается естественным встречать любовь, оскалив зубы и выпустив когти. На севере даже лесная рысь не делает этого. — Кутхан поднялся. На лице его застыло жесткое и холодное выражение. Он слегка поклонился, словно чужаку. — Я по крайней мере не собираюсь мокнуть под дождем. Желаю приятного дня, госпожа.

Это обращение прозвучало как пощечина. Элиан смотрела ему вслед, не в состоянии двигаться, не в силах говорить, не пытаясь спрятаться от первых капель ледяного дождя.

Она забилась в какой-то уединенный темный уголок и скрючилась там, дрожа от озноба. Сильнее и глубже ярости, ненависти или даже ужаса была гордость, которая и порождала все остальные чувства. Промокнув до нитки, но не изменив себе, Элиан наконец вернулась в комнату Мирейна.

Он сидел там, как она того и ожидала, совершенно один, что крайне удивило ее. Она хотела бы спрятаться среди шумной большой компании, но эта одинокая фигура в длинном белом одеянии, подбитом мехом, застывшая возле жаровни с книгой на коленях, заставила ее замереть в нерешительности.

Глаза его смотрели вниз, хотя книга была закрыта, л ее свитки связаны золотыми шнурами. Он так глубоко задумался, что не услышал прихода Элиан. Она замялась на пороге, готовая убежать, и капли с ее одежды падали на ковер. Мирейн выглядел так же, как Кутхан. Чертовски похоже. Но дождь смыл остатки гнева с ее души, оставив только его отголоски и пустоту.

Что-то отвлекло его, наверное, клацанье ее зубов. Внезапный блеск его глаз чуть не свалил Элиан с ног. Обжигающе горячими руками Мирейн втащил ее в комнату, усадил возле жаровни и снял с нее мокрую одежду. Обернув Элиан собственной мантией и застегнув ее высоко под подбородком, он взял ледяные ладони девушки в свои и принялся растирать их до тех пор, пока она не почувствовала, что они болезненно горят.

Она хотела отстраниться. Он был королем, и не пристало ему прислуживать своему вассалу.

Мирейн нежно удержал ее на стуле, вытирая намокшие и спутавшиеся волосы своим полотенцем. Она стерпела это, как стерпела горькие слова Кутхана, с внутренним сопротивлением, показной беспомощностью.

Когда Элиан высохла и почти согрелась, Мирейн потянулся за гребнем, который принес вместе с чистой одеждой. Она схватила его за руку. В ее пальцах почти не было силы, но он замер.

— Скажи это, — процедила она сквозь зубы, — скажи мне все. — Все уже сказано.

Он освободил руку и начал расчесывать спутанные волосы Элиан намного терпеливее и осторожнее, чем свои собственные.

— Конечно, — сказал он, — это меньшее из того, что есть.