Лучшие мысли и изречения древних в одном томе - Константин Душенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В чтении, как и во всем, мы страдаем неумеренностью; и учимся для школы, а не для жизни.
«Письма к Луцилию», 106, 12
Жизнь – вещь грубая. Ты вышел в долгий путь – значит, где-нибудь и поскользнешься, и получишь пинок, и упадешь, и устанешь, и воскликнешь «умереть бы!» – и, стало быть, солжешь.
«Письма к Луцилию», 107, 2
Равенство прав не в том, что все ими воспользуются, а в том, что они всем предоставлены.
«Письма к Луцилию», 107, 6
Ничтожен и лишен благородства тот, кто ‹…› хотел бы лучше исправить богов, чем себя.
«Письма к Луцилию», 107, 12
Целым овладевают по частям.
«Письма к Луцилию», 108, 2
Многие приходят слушать, а не учиться. ‹…› Некоторые приходят даже с письменными дощечками – затем, чтобы удержать не мысли, а слова, и потом произнести их без пользы для слушающих, как сами слушали без пользы для себя.
«Письма к Луцилию», 108, 6
Разве ты не видел, каким криком оглашается театр, едва скажут что-нибудь, с чем все мы согласны ‹…›? «Имеет все, кто хочет, сколько надобно». Слыша это, ‹…› те, кто всегда хочет больше, чем надобно, кричат от восторга и проклинают деньги.
«Письма к Луцилию», 108, 8–9, 12
Лучше всего пахнет тело, которое ничем не пахнет.
«Письма к Луцилию», 108, 16
Мера ‹…› ближе к воздержанию и, может быть, труднее воздержанья: ведь от чего-то легче отказаться совсем, чем сохранять умеренность.
«Письма к Луцилию», 108, 16
[О вегетарианстве]: Человеку и бескровной пищи хватит; ‹…› [а] там, где резня служит удовольствию, жестокость переходит в привычку.
«Письма к Луцилию», 108, 18
То, что было философией, становится филологией.
«Письма к Луцилию», 108, 23
Сама старость есть неизлечимая болезнь.
«Письма к Луцилию», 108, 28
Из одного и того же каждый извлекает лишь нечто, соответствующее его занятиям. На одном и том же лугу бык ищет лишь траву, собака – зайца, аист – ящерицу.
«Письма к Луцилию», 108, 29
Человек зорче в чужих делах, чем в своих.
«Письма к Луцилию», 109, 16
«Жизнь ему в тягость». – Не спорю, а кому она не в тягость? Люди и любят, и ненавидят свою жизнь.
«Письма к Луцилию», 112, 4
Владеть собой – наивысшая власть.
«Письма к Луцилию», 113, 30
Речь – убранство души.
«Письма к Луцилию», 115, 2
С тех пор как они [деньги] в чести, ничему больше нет заслуженной чести: делаясь поочередно то продавцами, то товаром, мы спрашиваем не «какова вещь», а «какова цена?».
«Письма к Луцилию», 115, 10
Всем кажется лучшим то, от чего отказались.
«Письма к Луцилию», 115, 17
Мы защищаем наши пороки, так как любим их, и предпочитаем извинять их, а не изгонять. ‹…› «Не хотим» – вот причина; «не можем» – только предлог.
«Письма к Луцилию», 106, 8
Тебе кажется высоким то, от чего ты далеко, а взойди наверх – и оно окажется низким. Пусть я буду лжецом, если тебе и тогда не захочется взойти выше: то, что ты считал вершиной, – только ступенька.
«Письма к Луцилию», 118, 6
Деньги никого не сделали богатыми – наоборот, каждого они делают еще жаднее до денег.
«Письма к Луцилию», 119, 9
Необходимое не приедается.
«Письма к Луцилию», 119, 15
Расточитель прикидывается щедрым, хотя между умеющим одарять и не умеющим беречь – разница огромная.
«Письма к Луцилию», 120, 8
Великое дело – играть всегда одну роль. Но никто, кроме мудреца, этого не делает; все прочие многолики. ‹…› Порой о человеке, с которым виделись вчера, по праву можно спросить: «Кто это?»
«Письма к Луцилию», 120, 22
Даже бессловесным и тупым скотам, как бы ни были они неуклюжи во всем прочем, хватает ловкости и вниманья, чтобы жить. ‹…› Даже те из них, что для других бесполезны, для своей цели ничего не упустят.
«Письма к Луцилию», 121, 24
Только не имея некоторых вещей, мы узнаем, что многие из них нам и не нужны.
«Письма к Луцилию», 123, 6
* * *Тут испустил он дух и перестал притворяться живым.
«Сатира на смерть императора Клавдия»
* * *Нигде в мире мы не найдем чужой нам страны; отовсюду одинаково можно поднять глаза к небу.
«Утешение к Гельвии», 9, 1
Гай Цезарь [Калигула], которого природа создала словно затем, чтобы показать, на что способны безграничная порочность в сочетании с безграничной властью, однажды устроил пир, стоивший 10 миллионов сестерциев; и хотя изобретательность всех была к его услугам, он лишь с трудом добился того, чтобы один обед поглотил доходы с трех провинций.
«Утешение к Гельвии», 10
Никто не может быть презираем другими до тех пор, пока он не научился презирать самого себя.
«Утешение к Гельвии»
* * *Нельзя найти такого несчастного дома, который не имел бы утешения, видя другой дом, еще более несчастный.
«Утешение к Марции»
Никому не дано счастья – безнаказанно родиться.
«Утешение к Марции»
Ничто так не нравится, как погибшее; тоска по отнятому делает нас несправедливыми к оставшемуся.
«Утешение к Марции»
Смерть – лучшее изобретение природы.
«Утешение к Марции»
Ничто так не обманчиво, как жизнь; ‹…› поистине, ее не принял бы никто, если бы не получил против воли.
«Утешение к Марции»
Если рост прекратился, близок конец.
«Утешение к Марции»
* * *Ничто не вечно, немногое долговечно, ‹…› конец у вещей различный, но все, что имеет начало, имеет и конец.
«Утешение к Полибию», 1, 1
Этот страдает от того, что у него есть дети, тот – что потерял детей: слезы у нас иссякнут скорее, чем повод для печали.
«Утешение к Полибию», 4, 1
Природа ‹…› пожелала, чтобы первым плачем был плач при рождении человека.
«Утешение к Полибию», 4, 1
Цезарю [т. е. императору], которому все позволено, по тем же причинам многое не позволено. ‹…› Он себе уже не принадлежит, и подобно звездам, без отдыха совершающим свой путь, ему никогда не дозволяется ни остановиться, ни делать что-либо для себя.
«Утешение к Полибию», 7, 1
[Об умершем]: Наконец он свободен, наконец он в безопасности, наконец он бессмертен.
«Утешение к Полибию», 9, 7
Каждый в свое время, но все мы направляемся в одно и то же место.
«Утешение к Полибию», 11, 4
Доля утешения: разделить свою скорбь со многими.
«Утешение к Полибию», 12, 2
Не чувствовать своего горя – не свойственно человеку, а не перенести его – недостойно мужа.
«Утешение к Полибию», 17, 2
Не может заниматься чужим утешением тот, кого осаждают собственные несчастья.
«Утешение к Полибию», 18, 9
Сенека Старший
Луций Анней Сенека (Старший) (ок. 55 до н. э. – 40 н. э.), ритор (учитель красноречия), историк, отец Сенеки Младшего. Родился и подолгу жил в Кордубе (Испания).
Бесчеловечно не протянуть руку помощи падающему.
«Контроверсии» («Споры»), I, 1, 14
Любовь легче умертвить, чем умерить.
«Контроверсии», II, 2, 10
* Друзья попросили Овидия исключить из его книги три стиха, на которые они укажут. Он согласился, при условии сохранить три, на которые укажет он. Стихи, которые они предложили для исключения, а Овидий для сохранения, оказались одни и те же.
«Контроверсии», II, 2
Женщина может сохранить лишь ту тайну, которой она не знает.
«Контроверсии», II, 13, 12
Рождаемся мы одинаково, умираем по-разному.
«Контроверсии», VII, 1, 9
Роскоши не хватает многого, жадности – всего.
Контроверсии, VII, 3, 8
Уметь говорить [для оратора] менее важное достоинство, нежели уметь остановиться.
«Контроверсии», IX, 5
Молчание равносильно признанию.
