Хозяин - Ольга Дашкова

Не знаю, о чем Мурат говорил, но Равиль был бледный, смотрел в глаза Хасанову, сжимал кулаки. Они больше были соперниками, а не начальник и подчиненный, словно между ними постоянная борьба. Мурат давит, ломает, а Равиль не сдается, лишь сгибается.

Если Равиль хочет манипулировать Хасановым через меня, то получается это у него плохо. Вообще, не понимаю, чего он добивается.

– Пошли все вон! Всем работать.

Вздрогнула, но не могла сдвинуться с места.

– Не бойся, не бойся меня, – тянет за руку, прижимает к себе, а мне все равно, что он в крови, что она уже в моих волосах, на лице. Мурат обнимает, гладит по голове. – Все будет хорошо.

– Мне кажется, уже никогда так не будет, забыла как это.

– Будет девочка, будет.

– Пойдем, тебе нужно лечь, я провожу.

– Да, пойдем.

Он такой огромный, но держится за меня, медленно двигаясь по коридорам дома и лестнице. Нет, он не пьяный, крови потерял достаточно, нужно отдохнуть, восстановить силы. Мурат привел меня в свою спальню, там тяжело сел на кровать, я помогла лечь.

– Останься со мной.

– Конечно.

Сняла с себя футболку, чистой стороной приложила к свежему шраму, легла рядом, накрыла нас краем покрывала.

Рядом с ним было спокойно, сейчас как никогда, и я была уверена, он не сделает мне больно, он не обидит. Именно с ним я, нет, уже мы в безопасности . А мысли о том, что сегодня все могло быть иначе, гнала прочь.

– Ты убьешь их?

– Да, всех до одного.

– Но… может быть, стоит отдать их полиции, пусть судят?

– Я не верю в наше правосудие, поэтому вершу его сам.

– Давно?

Прижимает к себе, тут же стонет, поворачиваясь на здоровый бок, его глаза совсем рядом, карие, с дымчатыми лучиками на радужке. Мурат, подняв руку, касается моего лица пальцами, сам морщится от боли, а мое сердце срывается в бешеном ритме.

Это что-то новое, такого взгляда у него еще не было, я не видела. Словно рядом другой человек, не хозяин, которого все боятся, а человек, мужчина. У него есть чувства, переживания, который испытал боль и потерю.

Вот о чем говорил Равиль, вот именно об этом, даже сердце кольнуло.

– Что давно?

– Давно вершишь?

– Десять лет.

– Что случилось?

Глаза темнеют еще больше, он облизывает сухие губы, тяжело вздыхает.

– Они убили тех, кто мне был дорог больше жизни.

– Ты отомстил?

– Да.

– Стало легче?

– Нет.

– Может, и сейчас не стоит?

Устало улыбается, касается моих губ.

– Добрая девочка, красивая, сильная, но очень добрая.

– Нет, я не такая.

– Ты сама захочешь их наказать.

– Кого? Кого наказать?

Мурат закрывает глаза, его рука тяжело опускается мне на грудь, дыхание выравнивается. Не понимаю, что и кого он имел в виду, но я никогда не смогу убить человека. Несколько минут рассматривала его, понимая, что я попала, серьезно так попала, но теперь не в передрягу, а в любовь.

Глава 37

Проснулась, было уже темно. Очень тихо, было слышно, как на стене монотонно скребет стрелка часов. Села, чувствуя легкую тошноту и головокружение.

Я была накрыта теплым пледом, одна, провела ладонью по тому месту, где спал Мурат. Снова снился странный сон, будто я от кого-то убегаю, ноги утопают в глубоком снегу. Лай собак, на мне мужская куртка, я придерживаю рукой уже достаточно выпирающий живот. Ночь, очень холодно, мне нужно добраться до дороги, а до нее неблизко.

Бред какой-то.

Это всего лишь сон, но от него не менее страшно, чем от происходящей реальности. Встала, нашла свои кроссовки, прошлась по комнате, не включая свет, за окном уже ночь, горят фонари. Тошнота отпустила, голова уже не кружится, надо бы пойти в свою комнату хоть что-то надеть на себя, но не решилась идти по дому в одном белье и джинсах.

Не пришлось заглядывать в шкаф – на кресле лежала футболка Мурата, надела, в ней стало намного уютнее и теплее. Выйдя из комнаты, хотела пойти вниз, найти Хасанова или Вартана, но остановилась, вглядываясь в темноте в приоткрытую дверь в конце коридора.

Это была та самая комната, которой всегда была закрыта, и входить туда было запрещено. Сделала шаг в ту сторону, потом второй, любопытство взяло верх над здравым смыслом, над пониманием, что если двери наглухо закрыты, то значит, есть что-то, что человек не хочет никому показывать.

Подошла вплотную, прислушалась. Было тихо, постучала.

– Мурат? Мурат, ты там? Я войду? – спросила громким шепотом, снова прислушалась, но мне никто не ответил.

Открыла дверь шире, оглянулась, еще было время закрыть ее, пойти вниз, принять душ, найти Мурата, но я этого не сделала.

Комната была небольшая, в дальнем углу, накрытый тканью ночник. Остановилась, не зная, на чем задержать взгляд, в комнате было много детских игрушек: машинки, трехколесный велосипед, мячики, плюшевый медведь и заяц. А еще много фотографий в рамках, на стенах, на комоде и детском столике.

К горлу подступил ком, когда прочла на доске, на той, где обычно рисуют мелом, детской, имя «Руслан». К горлу подступил ком, слезы горячими дорожками обожгли щеки. Я все поняла, то, о чем говорил Вартан и совсем недавно – Мурат.

Подошла ближе, взяв одну из рамок и стерев слезы с глаз, увидела на изображении красивую молодую женщину в светлом летнем платье и с распущенными темными волосами. Она сидела на широком белом крыльце, рядом с ней мальчик – в шортах и желтой футболке, а вокруг яркие цветы в широких вазонах.

Мальчик обнимал ее за шею, улыбался, а в глазах, которые были так похожи на глаза Мурата, было счастье и радость.

Их нет, я знала, и это причиняло физическую боль. Он именно их потерял, а потом убивал всех, карал за утрату, наказывал сам себя за то,