От тебя поближе - Алина Савельева

и вдыхая аромат моей Малинки. Болтает по телефону, номер которого Костя мне так и не дал.

— Да, Ален! Завтра как раз все приедут, оцените мои новые баннеры на рекламу, они уже висят на даче. Будет у нас фокус-группа подшофе!

Я терпеливо ждал, по разговору догадавшись, что Санька выбрала этот дом, чтобы отметить день рождения, и приехала заранее, подготовиться. А я помогу!

— Помочь? — сразу спросил у нее, как только ее болтливая собеседница отключилась.

Как только она повернулась и наконец посмотрела мне в глаза, весь мир рухнул вокруг. Ни хрена больше не вижу, только ее. Девочка моя, такая красивая и такая холодная снова, смотрит равнодушно-голубыми льдинками. Опять не ждет.

Спросив номер, я, конечно, ожидал, что пошлет, но не так же! Сама же ласково коснулась, недвусмысленно скользя по груди и ниже к животу. Я уже навис над ней, глядя в распахнутые глаза, и лапы потянул, когда она опустила ладонь и, сжимая моментально тяжелеющий член в руке, прошептала мне в губы, как любил дразнить ее я, едва касаясь их своими:

— Нет, малой, тебе я номер не дам!

Что? Я малой? Или он? Покосился я на оттопырившуюся ширинку. Не понял! Пока я затупил, Санечка, уже дернув бровью, отстранилась и пошла к дому, я только голову в ее сторону и смог повернуть, глядя вслед. Стервочка моя, подразнить меня решила и свалить?

— Эй, Волк! Ты помочь хотел? Торт из багажника в дом занеси! — крикнула с крыльца Саша.

Она остановилась на середине, поставив одну ногу на ступень выше, и у меня точно слюни потекли. Оказывается, на этом длинном безобразии, что платьем называется, боковой разрез почти до самых бантиков на трусиках! Стройная ножка в чулках и лямки подвязок заставили меня судорожно сглотнуть! Ах ты ж дерзкая какая! Играть со мной вздумала?

Кажется, коробку я нес, удерживая не только руками. И если торт снизу помнется, то виновата в этом будет именинница!

Весь дом внутри украшен, шары, растяжки и прочая лабуда, но я даже не особо смотрел на все эти детали.

Куда-то кинул торт и как мультяшный герой мелькнул в пространстве, в доли секунды догнав нахалку и прижав к стене, сразу запустив лапу в разрез платья, погладил ножку, пробираясь до кружева. О, да, крошка! Мне нравится!

— Ты все испортил! — протестовала Санька, молотя меня кулачками по плечам.

— Я знаю. Я исправлю, Малинка, обещаю. — Утонув в ее серо-голубых глазах, поймал руки и опустил ее ладошку, заставив почувствовать «малого». Охренеть как меня заводит моя Малинка одним касанием!

Она что-то еще пыталась возразить, но у меня уже не было ни капли желания болтать. Взорвался вулкан, накрывая своим жаром, ее прерывистое дыхание у моих губ сводило с ума, и я буквально вгрызался в сладкие губы.

Завожу руку вместе с ее за спину Малинки, дергая на себя, и поднимаю вторую еще выше, стискивая в ладони круглую задницу, вынуждаю шире раздвинуть ножки, проталкиваясь между бедер.

Истерзал губы, о которых грезил даже наяву, зверел от ее тихого стона, от скользящих по шее пальчиков. Я не знал, как остановить свои, спешащие побывать везде, гладить, сжимать ее всю.

Посторонние мысли мгновенно покидают голову, по позвоночнику несется огненная лава, устремляясь в пах. Хочется сжимать ее до хруста и впиться зубами в ключицу.

На платье вместо молнии целый ряд мелких пуговиц по спине, блядь! Знаю, что убьет меня, но рву его нахрен в стороны, рассыпая ее черные жемчужинки по полу! Стервочка шипит и впивает мне ногти в живот, сдирая с меня рубашку точно так же.

— Хочу тебя! — опережаю ее возмущение и ловлю сладкий стон, вжимая в ее промежность каменный стояк, от которого уже джинсы плавятся.

Запускаю в ее красиво уложенные волосы руку и, путая прическу, оттягиваю голову, впиваясь в бархатистую кожу шеи. Я в хлам пьян от ее вкуса, тащусь от податливости, от развратных пальчиков, нетерпеливо расстегивающих пряжку ремня. В паху печет как в преисподней в ожидании освобождения и ласки нежных рук.

Приспустив джинсы и подцепив пальчиками резинку боксеров, Малинка наконец обхватила озверевший в ожидании член, который распирает так, будто он виагры облопался.

Я знаю, что она уже влажная, горячая, аж пальцы покалывает от желания протолкнуть их в ее трусики, проверить. Немного отстраняюсь — заценить ее вид в чулках и прочей мишуре, и в этот момент понимаю, что девочка-то готовилась заранее! Сучка!

Комплект ее белья или что это за хрень, помимо всяких этих лент, тесемок и ткани, весь в тончайших цепочках, они переливаются, завораживают, манят! Но! Чтобы избавить Малинку от этой с виду хрупкой сетки, надо найти микроскопический потайной замочек на корсете!

Я настолько охренел от сюрприза, что принялся вертеть ее в руках, разглядывая кружевную задницу и сиськи, до которых надо пробираться сквозь оцепление!

— Упс, пупс! Сюрприз! — скалится стерва, проходясь коготками по моей груди и терпению.

— Сладкая, а ты кого наказала? — склоняю голову снова к ее губам. — Я могу кончить и здесь, — скользнув языком по ее губам, проталкиваю язык, яростно наказывая за проделки, трахаю языком ее рот, одновременно опустив руку ей между ног, глажу промежность через тонкую ткань. Мокро и горячо, стервочка! Хочу туда!

— Могу кончить и так, — схватив ее руку, вернул на шалеющего от наших игр «малого», такого уже «малого», что у крошки дрожь по телу пробегает от того, как он пульсирует в ее руке.

— С тобой, Малинка, я даже на футфетиш готов. Твои щиколотки меня тоже дико возбуждают! Скажешь, как расстегнуть?

— Нет! — не стала меня разочаровывать Санечка, и к пуговкам на полу добавились разлетевшиеся звенья цепочек и клочья ее секси-белья. Упс, Крошка!

Подхватываю ее под шикарную задницу, поднимая к себе мою прелесть. Малинки! Мечтал о них днями и ночами! Мозг окончательно дуреет, кубарем летит в пропасть. Втягиваю мою сладость, Малинка дергается, как от удара током, и с губ срывается тихий стон. Черт, меня колотит уже самого от ее отзывчивости, и ее стоны — самое охрененное, что я когда-либо слышал.

Прикусываю твердый сосок, поднимая глаза, ловлю ее поплывший взгляд и понимаю, что мой сейчас такой же сумасшедший. Не отрываю от нее глаз, пока играю и ласкаю языком мои ягодки, и сам готов стонать в голос, слыша, как из зацелованных, припухших губ срываются хриплые стоны.

Целую, кусаю и готов сожрать