Наложница огня и льда (СИ) - Кириллова Наталья Юрьевна

— Дрэйк сказал, что парная привязка действует на обоих одинаково, — вспомнила я. — Но я все равно… все равно тянусь к Дрэйку. И если с Норданом это не только привязка, то получается… получается…

Участки за оградами закончились. Мы остановились под кленами за крайним домом. Солнечные лучи просачивались сквозь листву, искали наперегонки в траве последние капли дождя, зажигали искрами.

Так нельзя. Так не бывает. Это неприлично. Аморально.

— Наверное, все-таки у нас какая-то другая привязка, потому что… потому что… — я готова понять, готова принять свои робкие чувства к Дрэйку и физическое влечение к Нордану, хотя подобные вещи и противоречат моему воспитанию, моим представлениям об отношениях между мужчиной и женщиной. Но рабам приходится неизбежно отпускать прошлое, отбрасывать старое, бессмысленное, потерявшее значение в новой жизни. Да и что я могу поделать с привязкой, что могу противопоставить ее влиянию? Однако вот так, по собственной воле… — Это неправильно, — прошептала я наконец.

Лисица отпустила мою руку, повернулась ко мне лицом, рассматривая внимательно.

— О-о! — Лиссет вдруг улыбнулась широко, радостно. — Так они оба тебе нравятся, шалунья ты моя! Но это же прекрасно!

— Что тут прекрасного?! — выкрикнула я и прикусила поспешно язык. Проходившая мимо няня удостоила нас взглядом суровым, осуждающим и быстрее покатила прочь громоздкую синюю коляску с ребенком.

— А что плохого? Представь себе, спишь ты с одним, тайно вздыхаешь о другом, день-деньской мучаешься, разрываешься, а дальше что? Бросишь обоих и гордо удалишься в закат в компании Пушка?

— Лиссет, так не принято! И, в конце концов, Дрэйк сдержан и деликатен, между нами ничего не было, кроме одного поцелуя, а Нордан, подозреваю, жуткий собственник. Ты полагаешь, у нас получится семья? На троих?

— Ох, Шель, не знаю. Но я хотела бы это увидеть.

— И что же ты так жаждешь увидеть, Лиса?

Я вздрогнула, Лиссет, дернувшись, схватилась за сердце.

— Норди, какого… Как ты вообще ухитрился подкрасться незаметно даже для меня?

— Талант, — ответил Нордан невозмутимо. Вежливая улыбка, но взгляд ледяной, колючий.

Как давно мужчина подслушивает?! Все, о чем я рассказала только что лисице, о чем мы разговаривали, не предназначено для посторонних. Не предназначено для Нордана!

Мои пальцы стиснули ажурный вязаный уголок шали. Мы с Лиссет переглянулись обеспокоенно, и я опустила глаза на собственные туфли, погружаясь в трясину страха.

— Ну? — с вызовом спросила лисица.

— Что — ну?

— Ты мне скажи. Я же не знаю, сколько и что именно ты успел услышать и за что бедная девушка должна отчитываться и оправдываться.

— Во-первых, Лиссет, больше ты никуда не уводишь мою… девушку без моего ведома и согласия. В крайнем случае можешь спросить Дрэйка, уж на его-то осторожность и здравомыслие можно положиться. Во-вторых, я не подслушивал ваших задушевных женских бесед, так как стоял возле наших ворот, а у нас, к сожалению, не настолько хороший слух. В-третьих, что означает это слово — «Шель»?

Я почувствовала взгляд лисицы, растерянный, вопросительный. Посмотрела на Нордана.

— Это сокращение от моего имени, — голос звучал на удивление спокойно. — Айшель. Леди Айшель Ориони.

Мужчина молчал, и в глазах его я видела задумчивый интерес, словно Нордан изучал меня заново, неспешно, соединяя мой облик с моим настоящим именем. Нахмурился едва заметно — поджатые губы, складка между бровями.

— Ориони? — повторил наконец. — Стеклянный безумец Ориони из Феоссии, случайно, не приходится тебе… вернее, твоей семье родственником?

— Мне это ни о чем не говорит, — настороженно призналась Лиссет.

— Если твое внимание не привлекали яды, то вряд ли имя создателя весьма забавного яда «Осколок в отражении» тебе о чем-то скажет.

— Да я вообще этой дрянью не интересуюсь.

— Мой отец не безумец, — возразила я тихо, сминая сильнее розовые вязаные цветы. — Он ученый, алхимик. А ядами ему приходилось заниматься, чтобы прокормить семью. — Я обошла мужчину, направилась быстрым шагом обратно к нашему особняку.

Когда я стала старше, мама объяснила мне, почему мы так и не покинули тихую провинциальную Тишшу, почему училась я в пансионе для леди из семей среднего достатка, почему родители не стремились вернуться к блеску светского общества. Сначала отголоски скандала, потом незримый шлейф папиной репутации. Для большинства людей наше имя ничего не значило, но среди фальши и игр высшей аристократии хватало тех, кто так или иначе сталкивался с ядоделами, пользовался их услугами, хотя едва ли рискнул бы заговорить об этом вслух. Знаю, есть страны, где профессия изготовителя ядов считается престижной, хорошо оплачиваемой, почетной даже, но не в Феоссии. Никто не посмел бы осудить, обвинить открыто, и королевская лицензия обеспечивала долю неприкосновенности, возможность жить в относительном покое, однако нельзя избавиться от стаек шепотков за спиной, от теней сплетен, от намеков между строками невинных на первый взгляд бесед.

Нордан нагнал меня возле второго с края дома, взял за руку выше локтя, останавливая, разворачивая лицом к себе. Притянул вплотную, обнял за талию, не заботясь, что мы стоим посреди улицы, что вокруг пусть и немногочисленные, но все же прохожие.

— Котенок, мне все равно, кто твой отец и чем он занимается.

Я дернулась, пытаясь освободиться из объятий.

— Ты не понимаешь…

— Я все понимаю гораздо лучше, чем тебе кажется. Успокойся, никто не собирается тебя использовать как дочь твоего отца. Он же не обучал тебя своему ремеслу, не рассказывал ни о чем, связанном с работой?

— Нет. Папа всегда говорил, что маленьким девочкам не место в лаборатории, поэтому меня туда не пускали.

— И правильно делал. — Мужчина ласково погладил меня по волосам, усмехнулся вдруг. — С ядом в крови, привязанная к безумцу. Так и в судьбу недолго поверить, хоть я и сомневаюсь в существовании и этой дамы, и олицетворяющих ее божеств.

— Не думаю, что ты безумнее моего отца, — прошептала я. — А папа не безумец, просто у него не получилось… достичь успеха на действительном любимом поприще. Мама говорила, что папе не везло. Так бывает.

И, в отличие от алхимических исследований, яды всегда имеют хороший спрос.

— Айшель, — Нордан произносит мое имя едва слышно и в его устах оно звучит иначе, приобретает новые, неведомые мне прежде оттенки. Заставляет сердце дрогнуть, распуститься хрупким весенним первоцветом. — Красивое имя. Нежное, воздушное, ускользающее, как ты сама. Айшель.

Неприметная дверь в створке ворот перед нами открылась бесшумно.

— Добрый день. — Вышедший на улицу молодой мужчина, черноволосый, с аккуратной короткой бородкой, одетый просто — и не поймешь, хозяин или слуга, — склонил чуть голову в знак приветствия, посмотрел на меня заинтересованно, но быстро, поверхностно, в рамках приличий.

Я кивнула вежливо в ответ, смущенная, что мы обнимаемся у всех на виду, однако Нордан смерил мужчину взглядом даже не ледяным — вымораживающим, наполняющим воздух вокруг ощутимым физически холодом. Затем развернул меня и, не убирая руки с талии, повел к нашему особняку. Я оглянулась через плечо, заметила недоумение в глазах незнакомца. Лиссет бегом нагнала нас, тоже обернулась на ходу, рассматривая мужчину.

— Ты его знаешь? — тон резкий, недовольный, требовательный. Ни следа нежности, от которой минуту назад в сердце распускался цветок.

— Нет, конечно, — откуда? Я не знаю тех, кто живет по соседству, что говорить о людях, чьи дома расположены дальше по улице?

— Впредь не покидай территорию особняка без разрешения. Если ни меня, ни Дрэйка нет — сиди дома, подышать свежим воздухом можно и в саду. Сегодня я почувствовал, что ты ушла, а завтра, допустим, меня дома может и не быть. С незнакомцами не разговаривай, посекретничать о девичьем ты можешь и с Лиссет.

— Спасибо тебе, господин ледяной, за доверие высокое, оказанное мне, скромной кицунэ, — съязвила лисица.