Случай из жизни государства (Эксперт) - Александр Хабаров

- У шефа клиент, сейчас он освободится, - сказал очкарик. И показал на кресло: мол, сядьте, отдохните.

Сосо сел, Михалыч достал недопитый "фунфырь" и глотнул немного. Все было хорошо.

А через десять минут плохо стало. Сначала пришли трое с картонной коробкой, явно "братаны" какие-то, один худой, с длинным шрамом на фейсе, и два "качка", почти близнецы... К ним вышел шеф, отвел худого в уголок, что-то сказал, взял коробку и вернулся обратно в кабинет. Потом вышел мусорского вида крепыш в кожаной куртке, и глаза его были пустыми как у мороженной рыбы. Один из "качков" достал из-под пальто бейсбольную биту и врезал крепышу по коленке - так затрещало, так затрещало!

Теперь крепыш лежал на паркетном полу, косил глаза туда-сюда.

На Сосо никто не обращал внимания. А ведь у него сердце превратилось в воздушный шарик из непрочной тонкой резины, в гондон какой-то, и кто-то под ребрами дул в него, надувал, не зная, что надо остановиться, наконец... Самому совсем дышать трудно стало, хоть падай и ползи... Михалыч же как ни в чем ни бывало снова достал из кармана бутылку, приложился к ней и протянул Сосо: мол, хлебни. Сосо хлебнул (сразу горячо стало и легче на сердце) и сказал ни к кому не обращаясь:

- Я домой ыду, харащё?

- Кто тебя, бля, держит? - ухмыльнулся тот, что держал биту. - Вали на хрен! - и приложил Сосо битой по ягодицам. Хоть пальто толстое, а все равно больно.

Сосо пулей вылетел из офиса на улицу, забежал за угол, расстегнул штаны и, избавлясь одновременно от мочи, страха и злобы, стал орошать ржавый мусорный бак - никак не мог остановиться. А надо было, потому что с тылу подъехал милицейский "бобик" и оттуда вышли двое дюжих ментов с дубинками и один, поменьше, с автоматом. Сержант.

- Что, падла? Москву поливаешь? - сказал автоматчик. - Ссышь на столицу нашей родины, черножопый гад? А ну, паспорт кажи!

Сосо полез было за документами, они были в порядке (Сосо состоял в фиктивном браке с одной московской алкашкой), но в случае придирок он расчитывал откупиться парой сотен рублей. Однако документы даже не дали достать. Один из ментов изо всей силы врезал ему по руке дубинкой.

- Ты куда тянешься, сволочь? А ну, к стене: раздвинь ноги!

Это было привычно, Сосо исполнил сразу. Рука просто горела.

- А ну, Василь, обшмонай его: похоже, ствол у него!

Из внутренних карманов пальто и пиджака полетело в снег все: портмоне с документами, две пачки "пятихаток" и две точно такие же аккуратные "куклы" (Сосо расчитывал, если удастся, "кинуть" при расчете лохов-алкашей). Теперь же он думал о том, что, если начнут придираться, он обязательно сдаст им этот офис, где людей мочат ни за что бейсбольными битами...

- Ну чё? - спросил сержант-автоматчик. - Нет ствола?

- Нэма, - отвечал Василь. - И документы гарны, сам подывысь, Мыкола...

- Вижу, - сказал Мыкола. - Ну, тогда свободен.

У Сосо сердце сжалось от радости: дам им на ящик водки, думал он.

- Звыняйте, дядя... - сказал Василь - и в ту же секунду на Сосо обрушились сразу два дубинатора: один, сильно, по ягодицам, в то же самое место, куда попали бейсбольной битой, а второй, послабее, по голове. Беридзе упал как раз между стеной и мусорным баком...

Очнулся он, впрочем, довольно быстро, но выползти из-за ящика никак не мог: нога подогнулась необычным образом. А когда он уже осилил положение и хотел выползти, то вдруг услышал, как сюда, в арку, во дворик въезжает машина. "Мусора вернулись, я их маму...", - содрогнулся Сосо и пополз обратно.

Но это был не "бобик", а черный "лексус" представительского класса. Он остановился прямо под окном, и тут же медленно открылся багажник. Открылась и правая дверца. Вышел водитель: в нем Сосо узнал того "качка", с битой. Распахнулось и окно офиса: оттуда высунулся второй "качок" и сказал:

- Щас, братан... упакуем.

Через несколько минут из окна прямо в багажник пополз длинный бумажный сверток, обклеенный полосами скотча. Водитель задвинул его подальше и ещё накрыл промасленным тряпьем.

Из окна выпрыгнул второй.

- Бля, никогда я не налюбуюсь на эту тачку! Умеют делать!

- Да, Чурка в тачках понимает... У него, понял, ни кола, ни двора, а машина всегда путевая... - ответил качок-водитель-бейсболист. - Сказал: вернусь из Зимлага - новую куплю, а эту себе заберешь...

Он сел за руль. Багажник медленно закрылся. Сел и второй.

- Ну че, поперли? - сказал он.

- Прут огурцы у тети Фроси, а мы помчимся с ветерком, - ответил водитель. - А Шрам?

- Шрама отвезут. Нам петлять нельзя, раз-два - и в Горки! А то получится опять, как ночью сегодня, с банкиром этим гребаным.... Вот он когти-то рвал, козлина!

Заурчал мотор, и "Лексус" медленно, словно огромный крадущийся кот, выехал в арку и исчез, унося в неизвестном направлении ещё живого полковника запаса Комитета Государственной безопасности СССР Геннадия Павловича Зубкова.

Сосо, наконец, выполз из-за мусорного бака, стал шарить рукой по снегу, увидел портмоне. Документы были на месте, но ни денег, ни "кукол" не было.

- Сюки, я их маму... Козли, своличь! - шептал Беридзе, а ему казалось, что он кричит.

Кое-как он встал и вдоль стенки пошел к арке. Он не надеялся ни на что, но выйдя на улицу увидел свою "девяносто девятую". Она стояла на другой стороне улице, на том же месте. Слезы единственной за сегодняшний день радости потекли у него из глаз.

ЗИМЛАГ

ДЫХАНЬЕ СМЕРТИ

Стояние солдат и зеков могло бы продлиться вечно, если бы не амбиции лейтенанта Рогожина и неизбывная дурь Кондратюка. Противоборствующие не молчали: из толпы зеков сыпались в адрес солдат всевозможные оскорбления, перемешанные с уговорами: мол, дома вас мамки ждут, а дождутся - гробов. Бросайте дубье, волки позорные! - и по койкам!

Забьем как мамонтов, отвечали солдаты.

Вперед пытался снова выдвинуться Лаборант, он уже заготовил несколько мощных политических призывов, но его оттеснили Корма и Рыжик, вооруженные заточенными штырями.

- Краснопер-р-рые! - заорал Рыжик, словно потерпевший. - Это вам не кошкам хвосты крутить, додики! Малолетки!

- Эй ты, бройлер в котелке! - показал Корма штырем на Кондратюка, стоявшего во втором ряду. - Ссышь, когда страшно?

- Зеки! Расходитесь по баракам! - уверенно командовал Рогожин, хотя знал точно, что уже никто никуда не уйдет. - Сейчас приедет прокурор, будем разбираться!

В толпе зеков засмеялись: всем было известно, что прокурор - это такой прикол, что вместо прокурора даже по заявлению приходит какой-нибудь пожарник или переодетый опер: внимательно и участливо выслушивает жалобы и исчезает, оставляя чересчур доверчивым право надеяться сколь можно долго.

Рогожин ждал выстрелов. Петров должен был с вышки обезвредить по очереди Корму и Рыжика. Если зеки останутся без лидеров, то бить их будет намного проще.

Заблуждался Рогожин. На самом деле отчаянной толпе были уже не нужны никакие лидеры; Корма и Рыжик стали рядовыми участниками и могли разве что притормозить откровенный беспредел.

Выстрел все же прозвучал - но пуля прошла мимо, дав ещё минуту жизни одному из блатных. Это выстрелил Петров: чуть дернулся ствол карабина, когда мимо вышки со свистом пролетел серый, в полоску, котяра.

Группа зеков, человек пятнадцать, рванулась к вышке с незадачливым кумом-снайпером. Остальные продолжили стояние, которое, казалось, могло бы продлиться сколь угодно долго.

Но все испортил Кондратюк, возжелавший отличиться к приезду батьки "з Воронежу". Может, наградят чем...

- Отделение! За мной! - завопил оголтелый хохол и, вырвавшись из-за щитов, побежал прямо на зековскую толпу. Он держал щит на вытянутой левой руке, а правая рука раскручивала дубинку на каких-то немыслимых оборотах. Сама дубинка у Кондратюка была с секретом: высверлена во всю длину и залита свинцом.

Ни зеки, ни солдаты не ожидали такой прыти. Отделение не последовало за командиром; Рыжик, купившийся на внезапность, не успел среагировать подобающим образом и упал с раздробленным черепом под ноги Кормы.

- Ах, сука... - прошептал Корма и, размахнувшись от плеча, рубанул штырем зарвавшегося солдата. Но Кондратюк, как учили, четко прикрылся щитом и пригвоздил в отмашку по корпусу следующую жертву, потом добавил сверху, словно двуручным мечом, по голове. Это досталось Гурычу, у которого после первого же удара произошел разрыв селезенки. В голове что-то треснуло, но все же кости черепа выдержали удар. Старый зек упал чуть поодаль Рыжика. Лицо его перекосилось, он ещё дышал, но ничего не мог сказать, хотя и думал навязчиво о недоделанной сетке для вольнонаемного.

Все продолжали находиться в оцепенении, лишь Корма, после неудачного удара, рвался, расталкивая мужиков, тянулся к Кондратюку, пытался достать его штырем. Но хохол, ловко, как киношный Джеки Чан, лавируя в толпе зеков, наносил точные удары. Вокруг него один за другим падали мужики, и двоих, Рыжика и Гурыча, уж точно нельзя было откачать.

Гурыч, он же - Виктор Леонтьевич Синичкин, был ещё жив, и, едва дыша, удивлялся собственной нелепой судьбе. Он пережил два бунта в разных зонах (правда, со второго раскрутился на пятерик), был уверен, что переживет и третий, пусть и с раскруткой. Он хотел жить. Ему недавно исполнилось пятьдесят семь, сидеть оставалось два годика с месяцем. Гурыч уже списался с сестрой одного зека, она обещала устроить его в рыбсовхозе, поближе к воде и рыбе, к сетям и лодкам. И вот: какой-то демон в каске смел все своей паскудной дубиной.