Великий Сатанг - Лев Вершинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он очень постарел, генерал Тан, судя по присланной мне фотокарточке с теплой дарственной надписью; когда я видел его в последний раз, это был высокий, худощавый, очень подтянутый человек лет на десять моложе меня тогдашнего. Теперь же на меня глядел со снимка иссохший сморщенный старец, и на домотканой крестьянской одежде чужеродным пятном смотрелись оранжевые овалы погон. Встретившись, я, пожалуй, не узнал бы его. Впрочем, тогда, в Барал-Гуре, мы не были так уж коротки; слишком много было в Империи начдивов, и мне недосуг было уделять внимание каждому…
Фотографию эту я вклеил на почетное место в свой памятный «дархайский» альбом рядом с другой, не менее дорогой мне, — той, где мы запечатлены вместе с начальником имперского Генштаба.
Отчетливо помню: мы убыли на уик-энд в его загородную резиденцию; был чудесный сентябрьский день, и мы, не скованные неизбежной субординацией будней, расслабились под стать неоперившимся лейтенантишкам. Мы беседовали обо всем понемногу, в первую очередь о перспективах осенней кампании. Я полагал, что необходимо учитывать возможность падения столицы; маршал же был убежден, что войска противника неизбежно застрянут в отдаленных предгорьях и рельеф местности не позволит врагу выйти к Барал-Гуру ранее окончания весенней распутицы.
Он исходил из исторических прецедентов, стратегических соображений, да, наконец, из элементарной логики.
К сожалению, он ошибся.
Помню, я позволил себе задать вопрос:
– Маршал, а если все же?..
Договаривать не пришлось. Он понял.
– Видите ли, дорогой мой, — он чуть улыбнулся, и удочка в его руках не дрожала, — девиз моего рода: «Жизнь воина коротка; путь воина бесконечен; преграды для воина нет; победа для воина — не цель». Вот так. И не иначе. Что я могу еще сказать?
Я кивнул. Все было ясно. Такой девиз украсил бы и щит моего предка, сражавшегося после смерти.
Впрочем, все это уже история.
И мой предок, и маршал, и Дархай.
Как бы то ни было, но это был человек огромной воли и кристально чистого мужества. Пятнадцать лет назад я, по праву председателя правления Дархайской Ассоциации, назвал в его честь сына одного из моих парней, понюхавших, чем пахнет ад той проклятой планеты.
Иным имя это казалось излишне экзотическим, они предрекали малышу тяжкие комплексы, неизбежные издевательства и драки со сверстниками.
Глупцы! Где им было понять красоту древнего дархи?..
Въяргдал — так звали начальника Генштаба, что означает «Недремлющий лебедь». И что это, как не истинная поэзия?
А драться мальчишкам всегда полезно. Сталь закаляют в огне…
Мальчуган не подвел ни меня, ни имя. Каждому любителю боевых искусств известен сегодня Въяргдал Нечитайло, абсолютный чемпион Галактики среди юношей по классическому ниндзюцу.
Но сын Игорька был вторым моим крестником. Первому, сынишке моего адъютанта, родившемуся в дни, когда отец его находился в служебной командировке на Дархае, мы, по общему согласию, отменив уже состоявшиеся крестины, дали имя Джеймс Патрик. И никого не касается, почему мы поступили именно так…
– Сэр?
Перкинс, похоже, чем-то недоволен. Ах вот оно что! Десяти еще нет, всего лишь девять сорок семь, а к телефону просят срочно. Старый ворчун не одобряет столь вопиющих нарушений расписания. В принципе не одобряю и я; как правило, с восьми тридцати до десяти ноль-ноль мой телефон отключается. Но сегодня совсем особый случай.
– Переключите на меня, капрал!
В трубке — бурчание; затем возникают связные звуки, и, как я и ждал, это говорит Яан Сан-Каро.
– Господин Мураками?
– Слушаю вас.
– Прошу прощения. — Он, кажется, несколько возбужден, и в этом нет ничего хорошего. — Я хотел бы предупредить, что вынужден несколько запоздать. С вашего разрешения, буду к часу. Понимаете, к часу! Согласно договоренности.
– К тринадцати ноль-ноль, — машинально поправляю я. — Вас понял. Возражений не имею.
Он отключает связь. Я вешаю трубку.
Все-таки этот профессиональный говорун не глуп и не болтлив. Как только я намекнул позавчера, что не очень доверяю своему аппарату, он тут же перешел на безличные, внешне совершенно невинные выражения.
Итак, не в полдень. Встреча перенесена на два часа. Согласно договоренности — это значит, что к новому сроку нужно прибавить час. В сущности, особой разницы нет. И все же досадно. Не могу поручиться, но мне отчего-то кажется, что сейчас любая отсрочка — непозволительная роскошь. Хотелось бы ошибаться, но не исключено, что в данном случае многое могут решить даже минуты…
В столовой десятикратно бьют часы.
Сейчас должен позвонить Огюст.
– Сэр? — На лице Перкинса довольная улыбка. — Вас просит его высокопревосходительство господин Ришар!
О, капрал высоко чтит Огюста. Да и я тоже, признаюсь, еще какой-нибудь месяц назад, даже меньше, был бы рад этому звонку. Но не теперь…
– Переключайте на меня!
Больше всего не хотелось, чтобы Огюст заговорил тем тоном, какой месяц тому сам бы собою разумелся. Он, будто прочитав мои мысли, был сух и подчеркнуто официален.
– Вы не передумали, адмирал?
Вот как — уже на «вы», и даже без приветствия! Ясно…
– Даже не собирался…
– Вы отдаете себе отчет в возможных последствиях?
– Полностью и безусловно, господин генерал-аншеф.
Голос в трубке сорвался.
– У вас еще есть шанс, адмирал! Вы, возможно, не понимаете… День «Икс» настал!
Кажется, старый друг решил меня немножечко пугать. Видимо, напряжение последних недель помутило нечто в его обычно очень и очень толковой голове.
– Послушай, Огюст… — Я постарался придать своему голосу как можно больше неподдельной сердечности. — Ты что, первый день меня знаешь?..
Хмыкнул и добавил вполне по-курсантски:
– Тебя послать или сам пойдешь?
Мембрана заверещала серией возмущенных гудков.
Вот так. Значит, сегодня-завтра все кончится. Началось же, по крайней мере для меня, почти месяц, а если быть точным, то двадцать один день назад.
Огюст Ришар заявился ко мне почти в полночь, когда я, вернувшись из спортзала Ассоциации, уже прочно готовился ко сну. Впрочем, в моем доме он был желанным гостем в любое время суток и прекрасно знал это. Недоступный Перкинс при виде обожаемого господина генерал-аншефа захлопотал почище наседки, я, вздохнув, отложил пижаму, а Огюст, чего никак не ожидалось, подошел и повертел ручки приемника, настраиваясь на программу политических новостей.
– Бардак! — констатировал он, выслушав и нисколько не сомневаясь, что я пойму и поддержу.
– Бардак, — согласился я.
– Надо бы с этим кончать… — то ли вопрос, то ли утверждение.
– Да уж не худо бы… — в тон вопросу поддакнул я.
Огюст забавно прищурился. Он всегда был весельчаком и подчас откалывал штучки, за которые любой, кроме него, шута горохового, мигом распростился бы с парой кленовых листьев. Скажем, во время высадки на Карфаго он вдруг начал петь непристойные куплеты, забыв, что ударные взводы уже включили рации в шлемофонах. Скандал был неординарный! Под разухабистый припев «Ну-ка, где твой штык, капрал?» хохочущая десантура вмиг прорвала заслоны, и к вечеру мы рапортовали Центру о восстановлении демократии на планете. Что касается Огюста, то подполковник Ришар, естественно, сохранил погоны, заявив, что хотел всего-навсего подбодрить ребят…
– Слушай, Улли, — сказал он, — есть разговор.
И мы поговорили.
Все, что сказал мне в тот вечер Огюст, не вызывало возражений. Действительно, вокруг творился бардак, и предел происходящему должен был быть положен. У себя в Ассоциации мы не раз беседовали на эту тему. Скорее мечтали: выступление, изоляция политиканов, расстрел пары-тройки ворюг, строгая власть, абсолютный порядок и безукоризненная справедливость. В теории все было прекрасно, но где же взять исполнителей?..
– А если исполнители найдутся?
За полвека, что я знаю Огюста, балаболка ни разу еще не был так серьезен.
– То есть? — Я уже не хотел спать. — Кто?
– Кретины. Фанатики. Но оружием владеют и абсолютно послушны. Считай сам: нас на Земле…
И, уловив мой вопросительный взгляд, пояснил:
– Другие планеты — не наша забота. Мы (Огюст уже говорил «мы») имеем тысяч десять, верно? Да этих ишаков тысяч с полсотни, может, больше. Разве не хватит?
Я спросил напрямик: не сошел ли ночной гость с ума? Какое оружие у названных им кретинов? И неужели он забыл о спецподразделениях? И как насчет арсеналов Службы Охраны?
Вот тогда-то он, подмигнув, и сообщил о скором подписании Договора. И ликвидации оружия. Всего. Кроме холодного…
Это в корне меняло ситуацию! Я подпрыгнул, как мальчишка, и мы долго тискали друг друга за плечи.
На следующий день я приступил к инспекции контингента.