Черный Дракон - Елена Коровина

Сим Симыч, медленно поднимаясь с дивана, протянул руку, наверное, хотел подхватить друга, но Доминик уже падал на пол. И Сим Симыч рухнул вместе с ним.

XII

Обманный город: Разрушители Времени

Календарь — упорядоченная сетка, стабилизатор времени. Отсутствие календаря всегда вело к хаосу. Не потому ли мало кому известный местный бог Древнего Египта после того, как изобрёл календарь, стал одним из главных в пантеоне богов — богом Времени, Тотом?

Те же, кто менял календари, кончали плохо. Вот всего несколько примеров. Юлия Цезаря зарезали. А ведь он в 45 году ввёл свой юлианский календарь, перенеся начало года на 1 января. В 1542 году папа Григорий XII ввёл календарь, названный впоследствии григорианским, — и что? Со дня перемены исчисления времени он ни дня не знал покоя: Реформация, религиозные войны, опустошение казны и четырнадцать покушений на жизнь. А наш Пётр I? Он тоже ввёл новый календарь в России, начав, наконец, год, как в Европе, с 1 января. Так он, всю жизнь воевавший то с внешними, то с внутренними врагами, умер, даже не оставив наследника!

И между прочим, декретное время в России было введено ещё 1 июня 1917 года — Временным правительством. И сколько оно просуществовало, это правительство Реформаторов Времени?

А вот большевики сразу поняли, что календари нельзя переделывать. И уже в декабре 1917 года вернулись к привычному времени. А кто ввёл снова летнее время? Леонид Ильич Брежнев в 1981 году. А через год его не стало! Потому что календарь — матрица Времени. Время привыкает к определённому ритму, в который оно входит. И когда этот ритм нарушается, время взбрыкивает, словно норовистый конь, сбрасывая своего мучителя. Потом, конечно, время приходит в себя, привыкает, осознает новый ритм. Но на это нужна протяжённость лет, а часто и десятилетий.

Подсознание уходит куда-то вглубь, уступая место ясному сознанию. И Глеб с недоумением понимает, что происходит нечто странное. Он совершил мистическое путешествие и набрал Силу. Но у него её опять нет. Словно кто-то выкачал её всю. Или действительно так и есть? И ещё ему примерещилось, будто он, шатаясь от напряжения и бессилия, стоял в дверях какой-то незнакомой квартиры. И там был Дракон. Тот самый, которого он должен был выследить, но, увы, завалил это дело. Тот самый Дракон, что спас его от дротика смерти.

Что может быть хуже?! Это ли не позор для ловца, которого спасает неприятель?

Глеб вспомнил стон Дракона. Тот стонал от боли, вытаскивая Глеба с того света. Это было там — около Рининого дома, когда Глеб валялся под колёсами машины. И стон, и боль были реальными. Дракон не изображал их. Он реально взял боль на себя. Но как же так? По логике он должен быть рад, что кто-то подстрелил ловца. Ведь за многие годы никто ещё ни разу не сумел выследить Чёрного Дракона, хотя, как рассказывал Орлов, многие пытались. Но Дракон безжалостно расправлялся с противниками, уходя от слежки. Орлов даже составил для Глеба перечень погибших. Там было двенадцать человек из разных стран мира. А статьи в газетах об убитых детях, из которых исчезла кровь? Это теперь газеты могут писать сплошную ложь. Но во времена Социалистического Содружества проходила только проверенная информация. Но почему же этот жуткий монстр спас Глеба, своего заклятого врага, единственного, кто сумел его выследить?!

Или… Глеб вдруг улыбнулся — бессмысленно, беззащитно — Дракон сделал это ради Рины?! Неужели увидел, что Глеб не безразличен этой девочке и потому спас его? Но это же ни в какие ворота не лезет! Чтобы Дракон бескорыстно позаботился о других, хотя бы даже о Рине… Да он же чуть не загрыз её. Глеб вспомнил ещё не застывшую кровь на Ринкиной рубашке… Вот мерзавец! Прав был Орлов, когда говорил, что Дракон — выродок. Уж он-то — Глава Братства Разрушителей — точно знает о всех ужасах, сотворённых Драконом. И он прав — Дракону не место в нашем городе. И вообще не место на земле!

Глеб снова застонал. Почему он медлит? Он должен встать. У него хватит сил. Но встать он почему-то не смог.

Ну хотя бы сесть! Глеб напрягся, кое-как подтянул ноги и сел, опираясь локтями в подушку. Если он не может встать, то, хотя бы сидя, он должен сделать своё Дело. Глеб вздохнул поглубже и раскинул руки. Где сейчас это чудовище? Где? Где?! Он же научился чувствовать его. Он похож на него. У него такие же чёрные волосы. Они — почти одно целое. Где же он?!

Дверь палаты скрипнула и открылась. На пороге стоял отнюдь не Дракон, а невысокая женщина с белым венчиком волос на голове. Белый халат был накинут столь небрежно, что сразу становилось ясно: эта дама — не врач. Однако же обычный халат выглядел столь необычной драпировкой, что казался похожим то ли на старинную накидку, то ли на маскарадный плащ. И даже явный не эмпат мог угадать — дама не столь проста, как кажется. Эмпат же Глеб и вовсе почувствовал нечто странное — таинственное, величественное и крайне… возмущённое.

— Вынуждена прервать вас, молодой человек! — произнесла дама уверенно поставленным голосом.

Глеб заёрзал на постели:

— Простите, что вы сказали… э-э-э…

Он не знал, как следует обратиться к даме, хотя был почему-то уверен, что обязан знать её имя-отчество.

Дама молча вперила в него долгий взгляд. Потом сокрушённо вздохнула и проговорила:

— Евгения Михайловна! — И села на стул напротив кровати, приподняв полу халата так, словно это был старинный кринолин. — Почему я должна представляться вслух? Разве вы, эмпат, не можете сами почувствовать моё имя? Я же назвала его вам мысленно.

— Простите… — пробормотал Глеб. — Наверное, после болезни я ослаб. — Он и сам не понимал, почему должен отчитываться перед этой дамой, но отчитываться хотелось. — Понимаете, — попытался оправдаться он, — я не совсем пришёл в себя и думал о другом…

— О ком же? — фыркнула дама. — О Чёрном Драконе?

— Вы и это знаете? — удивился Глеб.

— Мальчик мой, я прожила столько, что знаю почти всё, — проговорила дама. — Но на долгий рассказ у меня нет времени. Боюсь, что скоро его не будет ни у кого. Поэтому мне придётся пообщаться с вами, как с эмпатом. Надеюсь, вы знаете о Братстве Разрушителей? Тогда читайте, чувствуйте! Только, прошу вас, — быстрее!

Глеб вдруг ощутил, что его берут за руку и тащат куда-то. Вот открылись створки огромных массивных дверей. Его чуть не насильно втолкнули внутрь. И Глеб понял, где он. В огромной библиотеке, наполненной… О нет, здесь были не рукописи, не книги и даже не диски с флешками. Здесь находились воспоминания, мысли и чувства этой странно взбудоражившей его дамы — Евгении Михайловны. А вот и фамилии выплыли — она была урождённой Черновой, потом стала Крэмптон, потом — Найбель, Лабоне, Тэт, Ожешко, Либман… Фамилии завертелись в голове Глеба, вспыхивая и угасая, но имя всегда оставалось неизменным, хотя и в разных языках звучащее по-разному — Евгения, Эжени, Эугения, Дженни. Но вот возникло последнее сочетание — Евгения Михайловна Антонова. Учительница музыки. Эта гранд-дама — простой педагог?!

Да-да… Учительница Рины. Это уже рекомендация. И тогда пошли картинки.

Невысокий немолодой сумрачный человек шёл по тускло освещённому коридору. Ступеньки. Дверь. И он вышел из дома. Невольно Глеб вспомнил, как сам недавно мысленно поднимался из подземного перехода и выходил на Тверскую улицу Москвы. Но этот человек жил в… Лондоне. Почему-то Глеб почувствовал это. И было это больше трёх веков назад.

— Лорд-протектор! — сказал кто-то слева.

— Оливер Кромвель! — подтвердили справа.

Две огромные разномастные псины вынырнули невесть откуда, и Кромвель протянул к ним руки. Псы, способные растерзать любого, преданно начали лизать пальцы хозяина. Кромвель любил собак.

Внезапно псы ощетинились. К протектору приблизился, но остановился на расстоянии один из приближённых.

— Мой лорд, — почтительно пригибаясь, проговорил он. — Дженни Крамптон здесь. Позвать?

И приближённый снова склонился. Конечно, нынешний властитель Англии требует, чтобы его называли Слугой революционных преобразований страны или Слугой народа. Но ведь всем понятно, кто здесь слуга…

— Пусть подойдёт, — благосклонно отозвался протектор.

С боковой дорожки вышла невысокая женщина в чепце и шали, как и подобает почтенной хозяйственной особе. Псы, сидевшие по бокам Кромвеля, попытались было вскочить, но, отброшенные невидимой силой, осели на задние лапы, чуть не завалившись. Из их пасти потекла слюна, но они не издали ни звука.

Кромвель, казалось, и не замечал странного поведения псов. Он тряхнул головой и проговорил, обращаясь сразу ко всем и ни к кому в отдельности:

— Мы прогуляемся в розарий!

Розы лорд-протектор тоже любил. Он вообще любил многое на этом свете. Жаль, что в этот список не входили люди.