Черный Дракон - Елена Коровина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Орлинский это уже делал. Интересно, сколько раз это делал её прапрадед чекист Игнатов? Ведь при его кровавом занятии найти кровь ребёнка — дело плёвое. Да хоть каждый час по младенцу! Поэтому-то он и прожил чуть не сто лет. И между прочим, никогда ничем не болел, никаким репрессиям не подвергался, даже во времена разных дефицитов как сыр в масле катался. И ведь ничего не сказал даже жене. Та болела и старилась. Не поделился силой магического Ал-Нага. Но потом фортуна прапра закончилась. Ал-Наг остался в семье Виктории. Наверное, он выбирал хозяина. И вот, выбрав Викторию, поделился с ней своей тайной. Ни с кем другим — ни с бабушкой, ни с мамой. Нет, перстень выбрал именно Викторию. Она этого достойна!
Вика вышла из ванной, вызвала такси, оделась и, накинув свою, в прошлом белую, а теперь невесть какого грязного оттенка шубейку, отправилась домой. Едва войдя, кинулась к холодильнику — есть хотелось ужасно. Но там было пусто. Хуже того, на столах кухни да и комнаты Виктория обнаружила грязную посуду, рюмки, бокалы. Под столом — груду пустых бутылок. Пригляделась — ого! — «Хеннесси», «Наполеон», «Асти», — Боренька нехило погулял в её отсутствие. Небось и баб назазывал, пользуясь тем, что хозяйки всю ночь нет дома. Шваль! Виктория грузно осела на стул и вспомнила, как в грязном, промёрзшем склепе она звала этого охламона. Думала, хоть от такого зова на душе легче станет. Не стало. Не чувствовал красавчик Боренька, что его Викочка в шаге от смерти. Да и как чувствовать? Небось он в это время укладывал под себя красотку годков восемнадцати, юную и тонкую — не то что квашня Викочка. Нет, не стоит медлить, не стоит! Конечно, кровь ребёнка — это ужас. Но ведь не обязательно же его убивать. Нужна просто свежая кровь. Можно и один палец прорезать…
Виктория тяжело поднялась. Да, годы берут своё. Но ведь есть же у неё Ал-Наг! Хотя сейчас её больше бы устроила хорошая баранья котлетка или эскалопчик с румяным бочком жирка. Решено — нечего киснуть. Она вернёт молодость и Бореньку. Надо только сначала банально поесть, ну а там…
Виктория набрала телефон ресторана, куда часто обращалась. Но там было занято. Набрала номер другого ресторана. Но и там слышались одни гудки. На глаза попался телефон пиццерии. Хотя — нет! Нельзя заказывать дешёвую пиццу в третьесортном заведении. Хотя почему нельзя? Пицца вполне может быть съедобной и даже вкусной. Пальцы сами нащёлкали номер. Секунда — и её заказ приняли. Больше того, пообещали принести пиццу уже через пятнадцать минут. Вот это внимание к клиенту!
Виктория переоделась. Надо бы зайти в ванную, но уж очень есть хочется. Сначала ужин, а потом душ и спатки. Тем более что как раз раздался звонок.
Хозяйка открыла и ахнула — на пороге стоял мальчик. Неужто по её мыслям?..
— Пиццу заказывали? — звонким голоском спросил он.
Виктория кивнула:
— Проходи!
Мальчик прошёл в коридор, потоптался и вынул из бело-голубой сумки, которую раньше называли «челночной», потому что все челноки именно с такими сумками ездили, большую коробку.
— Вот!
И он назвал цену.
Виктория встрепенулась — денег-то для оплаты она не приготовила. Теперь вот ищи! Придётся мальчика одного оставлять, без присмотра. Или это знак?
— Да ты проходи в комнату! — проговорила она осипшим голосом — не каждый же день к ней являлась юная и невинная «еда», чтобы «покормить» её Ал-Наг.
Мальчик улыбнулся и почему-то очень многозначительно проговорил:
— Так вы меня впускаете? — Помолчал и добавил:
— Впускаете в свой дом?
Странная интонация резанула Викторию. Но её уже несло. В голове как-то само собой возникали вопросы: «А чем ударить? Топора нет. Хотя на кухне есть молоток и большой нож. Но молоток в нижнем шкафу, а нож в ящике. Их же надо достать».
— А хочешь поесть со мной эту пиццу? — вдруг проговорила Виктория. — И выпить чаю? Хочешь?
— Хочу, — ответил мальчик и чуть не ножкой шаркнул.
И откуда только в наше время мог взяться такой?
Он снял куртку и остался в тёмно-синем костюмчике.
Вроде она где-то видела этого тоненького мальчишку. Но где? Не вспомнить. Своих-то детей у неё никогда не было. А к чужим она была абсолютно равнодушна. Но ведь теперь у неё было Дело…
Они вошли в кухню. Виктория попыталась вскрыть коробку с пиццей. У неё не получилось. Но мальчик быстро пришел на помощь. И пока она, отвернувшись, искала в шкафу чашки, он ровно и сноровисто дорезал намеченные при готовке куски пиццы. Виктория повернулась и ахнула: ребёнок уже сам вытащил нож — тот самый, о котором она думала.
Но почему мальчишка столь ловок? Полоснул бы себя таким большим ножом по пальцам — вот вам и кровь невинного ребёнка. И никого убивать не надо, как тогда сделал Орлинский.
— Так ты хочешь чаю? — Виктория протянула мальчику чашку.
— Хочу! — опять односложно ответил мальчик, поднимая на неё прозрачные голубоватые глаза.
Взгляд был таким бесхитростным, что у Виктории сжалось сердце. Вот до чего её довел Борис со своим неуёмным стремлением к молодости! Она готова наброситься на беззащитного ребёнка! Мальчик судорожно вздохнул, словно прочитал мысли Виктории, но не шелохнулся. Не вскочил и не убежал от опасности. Только снова вздохнул и стиснул кулачки.
— Я очень хочу чаю! — прошептал он. — Но не могу!
— Почему? — удивилась Виктория. — Или вам там, на фирме, запрещают общаться с клиентами?
— Нет, что вы! — мотнул головой мальчик. — Наоборот, нас всячески подталкивают к общению. Чтобы мы могли побольше узнать.
«Узнать? — пронеслось в голове Виктории. — Кого же я впустила? Может, он — наводчик. А что? Вполне возможно! Ходит по домам маленький мальчик. Ясно, что его приглашают в гости».
И тут Виктория почувствовала дрожь на своем пальце. Перстень, её бесстрашный Ал-Наг, боялся? Или предупреждал? Но о чём? Конечно, её и саму трясет, но ведь она задумала немыслимое — напасть на ребёнка. А ему, древнему магическому перстню, чего бояться?
— Так почему же ты не можешь выпить со мной чаю? — вкрадчиво произнесла она.
Выведать у мальчишки его намерения наверняка не составит труда.
— Я бы хотел, — многозначительно произнёс странный мальчик, — но ведь теперь уже не могу ни пить, ни есть.
— Как это?
— Так! — Мальчик взял со стола тот самый огромный нож и проговорил совершенно спокойно: — Я ведь уже давно умер, Виктория Викторовна. Разве вы не помните?
Виктория отшатнулась. Ребёнок сумасшедший. Что же делать?! С ножом… Кого звать на помощь?
А странный мальчик вдруг тихо и опять же спокойно констатировал:
— Вы мне не верите? Тогда глядите!
И он снова так же спокойно, безо всяких эмоций, всадил нож в свою руку — прямо поперек вены. Виктория вскочила — сейчас же брызнет кровь. Её новый халатик окажется навсегда испорченным. А Борис так любит именно этот халатик.
Но крови не было. Края раны разошлись, и Виктория увидела, что в тёмной плоти нет ни капли крови. Ах, она понимала, что кровь — это страшно, но отсутствие крови оказалось совсем ужасающим. А мальчик медленно, как напоказ, вынул нож и аккуратно положил его на стол. И этот аккуратный жест привёл Викторию в такую панику, что она осела на свой стул — ноги не держали.
— Ты кто? — не узнавая своего голоса, просипела она. — Что тебе надо?
— Но вы же меня знаете! — укоризненно проговорил мальчик. — Я — Стёпочка. Сын трагика Орлинского. Да вы поглядите внимательнее и сразу признаете.
Виктория, дрожа всем телом, подняла глаза и узнала наконец Тот Самый бархатный костюмчик тёмно-синего цвета, что был некогда на сыне актёра. Бархатная курточка с золотыми пуговичками, брючки широкие, но стянутые по старинной моде резинками на щиколотках. Брючки-колокольчики. Точно он! Но почему явился к ней? Да ещё и прикинулся разносчиком пиццы?!
— Да-да, разносчика пришлось убрать, — словно отвечая на её вопрос, произнёс мальчик вздыхая. — Но это делают ребята постарше. Нам, маленьким, не разрешается забирать время у других.
— Как это — забирать время?
— Человек мог бы жить, — пояснил мальчик. — Но у него забрали его время. Вот он и умер. Папа забрал моё время и снова стал молод. Ваш дедушка-чекист тоже забирал время у других. Для себя. Это его ваш перстенёк научил. А люди говорили, что он убивал. Нет! Он просто забирал время. А человек умирал сам.
— Откуда ты знаешь про чекиста? — затравленно прошептала Виктория.
— А мы всё знаем. Мы маленькие, нам проще проникнуть в мир Времени. Мы собираем его везде, где можем. Иногда люди сами его проматывают — кто пьёт, кто нажирается до отключки. Сейчас ведь много деликатесов. А кто сидит в тоске-печали. Не замечает, что время уходит. А мы его собираем. Это чистое время. Неотягощённое. Бывает ведь отягощённое — убийством, кровью, ненавистью. С таким тяжело потом работать, его же надо очищать от грязи. Но мы и его берём.