Скалолазка и мертвая вода - Олег Синицын

Я рассеянно отложила в сторону последний том и обнаружила, что уже пожираю зернышки от винограда, которые до этого выплевывала.

Вот растяпа!

Отодвинула поднос, на котором не осталось ничего съедобного. Даже литровый кофейник опустел. Откинулась на спинку кресла, обхватила себя за шею, спрятав лицо между локтей.

В этом море информации недолго и утонуть. Просматривая все подряд – ничего не отыщу, а время потеряю. Для меня сейчас каждая минута… каждая секунда на вес золота.

Нужно искать целенаправленно. В определенном разделе.

Где может быть информация о «живой воде». В разделе о достижениях прелюдий в области химии? Таковой мне не попался. Где?

И тут я вспомнила покойного доктора Энкеля. Ну конечно! Ведь он же доктор! И применял «мертвую воду» для лечения!

Медицина оказалась в девятом томе, на триста шестидесятой странице, под заголовком: «Нужна ли прелюдиям медицина вообще?»

Я принялась вчитываться в строчки.

Основной постулат Вайденхофа состоял в том, что у прелюдий не было медицины в обычном понимании этого термина. Нет, они, конечно, болели и умирали. Но их связь с природой была настолько тесной, что речь может идти исключительно о гомеопатии. О мощной и разветвленной гомеопатии. О повседневном, бытовом использовании лекарств на основе трав и растений, препаратов, которые предотвращали болезни и справлялись с ними, полностью исключая хирургическое вмешательство.

Я подняла голову, разглядывая собственное отражение на экране выключенного монитора.

А ведь прав Карл! Обладая такой удивительной субстанцией, как «мертвая вода», не нужны скальпель и пила. Она сама затягивает раны. На мертвецах, правда. Но ведь наверняка у прелюдий существовали и другие средства?

Вопрос интересный и объемный, но мне сейчас нужны не медицинские рассуждения. Мне нужно знать конкретно и определенно – где находится «живая вода»!

Об этом в дневниках Вайденхофа не говорилось. Антрополог попросту не знал о «красном льве».

Я вышла из кабинета и покинула галерею. Вдруг сделалось невыносимо находиться среди пыльных древностей. Словно в склепе замуровали. Пять минут перекура. Нет, я, конечно, не курю. Пробовала на первом курсе университета. Кто-то из парней «на слабо» поймал, а меня это обычно задевает – ничего не могу поделать. Витька Терехин что-то у меня списывал, и я ему сказала, что нужно не закатывать гулянки по ночам, а латынь зубрить. Он ответил: если ты такая умная, слабо выкурить одновременно три сигареты? В те времена я полагала, что могу мир перевернуть. Дайте только точку опоры. И ответила – раз плюнуть.

Затягивалась глубоко, с достоинством. Докурила до конца. Потом с таким же достоинством торчала над унитазом, когда меня выворачивало вновь и вновь. Зато заслужила уважительный отзыв от Терехина: «Ну, ты – зверь-баба!» Это самый тонкий комплимент, на который он был способен. М-да. Кажется, Терехин и курса не проучился на «Древних языках».

В комнате с восковой статуей Вайденхофа оставаться не хотелось. Даже при том, что Лукас накрыл композицию белой простыней, отчего фигура под нею еще сильнее напоминала свежий труп. В библиотеке тоже слишком мрачно. И я поднялась по витой лесенке в зал, который скорее всего когда-то был оружейным.

Стены украшали несколько древних щитов с разнообразными гербами, длинные алебарды с потемневшими от времени черенками, тяжелые двуручные мечи. В углу притаился манекен, облаченный в латы средневекового рыцаря. Меня прельстил маленький балкончик – хотелось свежего воздуха.

С балкона открывался вид на почерневшую от времени крепостную стену и склон горы за ней, покрытый зеленым лесом.

Половина десятого вечера. Нужно позвонить студенту, который встречает самолет с телом Верочки. «Суперкороль воздуха 2000» должен уже прибыть в международный аэропорт Брюсселя. Если парень встретил груз, следует указать ему, куда ехать. А я этого и сама не знаю!

Сотовый телефон поймал станцию, уверенно высветив три полоски. Набрала номер.

– Привет, – сказала я. – Это Овчинникова.

– Узнал вас. Я в аэропорту Брюсселя, но самолет пока не прибыл.

Вот беда. Еще одна проблема. Мои расчеты рушатся, словно карточный домик. Не хватало еще, чтобы самолет с Верой задержали где-нибудь в Дамаске. Учитывая мое бешеное везение, это вполне возможно.

– Алло! Мисс Овчинникова! – раздалось из трубки. Я настолько погрузилась в себя, что забыла о студенте. – Что мне делать?

– Ждите самолет.

– А если он не прилетит?

Тогда я застрелюсь… Нет, сперва люди Кларка порежут меня на кусочки.

– Ждите, – ответила я, массируя разболевшийся висок.

– Куда мне отправиться потом?

– Позвоните мне, как только груз прибудет.

– А если я не дозвонюсь до вас?

– …Кстати, как вас зовут, молодой человек?

– Франсуа.

– Если не дозвонитесь, направляйтесь в сторону Альп, Франсуа. До связи.

Я выключила сотовый и вернулась в комнату. Остановилась напротив длинного треугольного щита с гербом грифона и розы.

Ничего у меня не выйдет. Хотела, Алена, чтобы все получилось, как в сказке? Чтобы невинно убиенные ожили, а добро восторжествовало? Кажется, все закончится, как положено в жестокой реальности. Безнадежный финал с трупом на руках…

Из приоткрытой двери балкона послышался какой-то скребущий звук. Я напряглась.

Что это? На балкон карабкается кошка, или у меня начались слуховые галлюцинации?

Нет. Вот опять. Шорох… Пауза… Вздох…

Это не кошка! Кошки не вздыхают, словно замученная жизнью домохозяйка.

Я сняла со стены длинный кинжал и, сжимая обеими руками перетянутую кожей рукоять, шагнула за колонну. В балконном проеме появилась темная фигура.

Человек. Не Лукас. Нечего делать старику – лазать по стенам. У него ключи есть от всех дверей… Это ЦРУ. Люди Кларка достали меня даже здесь! Черт!.. Как опрометчиво было с моей стороны звонить в Брюссель! Они схватят студента и ящик с телом Веры!

Пальцы стиснули рукоять.

Фигура шагнула в залу. В ту же секунду я набросилась на пришельца.

Сшибла с ног и оседлала, занеся кинжал над головой. В тот миг меня такая ненависть обуяла, что в самом деле готова была продырявить его.

– Говори, сколько вас тут! Иначе голову отрублю, как кочерыжку!..

Только после этой тирады вдруг поняла, что запах, исходящий от незнакомца, знаком до боли. Густой смрад ударил в ноздри, и я сразу узнала пальто…

Вот так чудеса!

– Барсик, охламон этакий! Ты что здесь делаешь, разоритель помоек и сточных канав? – Я вдруг вспомнила, как он собирался придушить меня возле озера, и, схватив его за горло, вновь вскинула руку с ножом. – Как ты здесь оказался? Что тебе нужно?

– Случайно… случайно… – бормотал он испуганно. Вороватые глазки бегали, лицо заросло окончательно и теперь еще больше напоминало козлиную морду.

– «Случайно»? Собирал грибы в лесу возле Нейпира, заблудился и вышел на огонек? Мы в пятнадцати тысячах километров от Новой Зеландии!

– Я-я!.. – Еще какое-то бормотание. – …Здесь… случайно…

– Я тебе сейчас случайно нос отрежу.

Он чихнул от страха, обдав меня брызгами. Невольно пришлось отстраниться. Да и вообще – сидеть на этом помойном коте негигиенично. Еще подхвачу какую-нибудь заразу. Неизвестно, в каком мусорном баке он спал прошлой ночью…

– Не убивайте, сеньора! – жалостно протянул он. – Вы же… знаете меня…

– Это точно. Я тебя, подлеца, прекрасно знаю… – Слезла с него. – А ну поднимайся!

Он перевалился на другой бок, подтянул колени, встал на одно… А я не права. Вряд ли Глюки мирно посапывал в мусорном баке прошлой ночью.

Он умудрился проследить за мной! Это при том, что я спешила. Летела из Новой Зеландии кратчайшим путем, а в Германии мчалась стремглав, пересаживаясь с одного автомобиля на другой… Удивительно, как он не потерял мой след, не имея денег и документов? Нужно признать, что Барсик обладает феноменальной прилипчивостью.

– Что тебе нужно? Зачем ты здесь?

Он стыдливо согнулся. Почесал промежность… Да, это мой новозеландский спутник, сомнений быть не может.

– Как ты умудрился проследить за мной? – Честно говоря, этот вопрос интересовал меня больше всего.

– …Просто-просто… в багажном отсеке всегда местечко найдется… хе-хе… да, найдется…

Я успела отвыкнуть от языка Глюки. Знаете, когда вращаешься в определенном обществе, невольно перенимаешь и речь его членов. Например, в обществе поэтов и писателей можно поднатореть в литературном языке. А вот родители сталкиваются со следующей ситуацией. Ребенок возвращается с улицы и неожиданно выдает такие фразы… Общаясь с Барсиком всего два дня, я почувствовала, что начинаю деградировать. Бормотала под нос, пропускала слова. Зато понимала его. Чуть немного отвыкла – и понимать перестала. Неужели придется снова учиться?

– А пересадка в Лос-Анджелесе?

– …Хе, тьфу… багажные отделения во всех самолетах есть…