Черная луна (СИ) - Мах Макс

"Шарлотта несвободна, а я?"

***

Итак, они остались в Эриноре, как, собственно, изначально и планировалось. Покушение в этом смысле ничего в программе путешествия не изменило, если не считать того факта, что король Георг, желавший устранить тот неприятный осадок, который наверняка остался у княгини де Ла Тремуй после инцидента на Королевской миле, из кожи вон лез, демонстрируя свое "трогательное" гостеприимство и "немереное" добросердечие. Казалось, пребывание в Эриноре превратилось для Шарлотты и Герды в один сплошной непрекращающийся праздник. Торжественные обеды и "частные" приемы сменялись балами и охотой, а прогулки по реке - естественно, на золоченой королевской галере, - и посещение городских достопримечательностей чередовалось с поездками верхом в живописных окрестностях Эринора, посещением оперы и ночными пирушками с фейерверком и акробатами. Герде такая жизнь нравилась, тем более, что совершенно неожиданно для себя она оказалась чрезвычайно востребованной дамой. Положивший на нее глаз принц Максимилиан по-прежнему портил нервы графу де Валену, а появившийся в городе буквально на следующий день после их приезда в Эринор граф Давыдов заставлял нервничать и того, и другого. Это был любопытный опыт, поскольку так галантно и многообещающе за Гердой еще никто никогда не ухаживал. Изнасиловать хотели, и не раз. А вот так, чтобы дарить цветы и говорить комплименты, это впервые.

Между тем, жизнь есть жизнь, и в ней все сложнее, чем в бесплодных грезах или в романах про любовь. Новых покушений на Шарлотту, к счастью, не последовало, и злоумышленников, помогавших неудачливому стрелку, тоже не нашли. Возможно, ассасин действительно действовал один. Или те люди, которые все это затеяли, хорошо умели прятать концы в воду, и, испугавшись преследователей, попросту затаились. Ответить на этот вопрос было, в принципе, невозможно. Не хватало информации. Тем не менее, по-прежнему, - исходя из принципа, "береженого бог бережет", - предпринимались чрезвычайные меры по охране ее светлости княгини де Ла Тремуй. Этим занимались ее собственные люди и гвардейцы короля. Подходы ко дворцу Арнем патрулировались, в парке и у всех дверей и ворот была выставлена усиленная охрана, передвижение кортежа княгини по улицам города было возможно только при плотном сопровождении. Шарлотте это, разумеется, не нравилось, но делать было нечего, и приходилось терпеть. Герде это мешало, но она умела обходить преграды и запреты.

В течении нескольких ночей кряду, при каждом удобном случае она покидала дворец Арнем. Облачившись в свой сверский "ночной наряд", прикрыв лицо черным шелковым платком так, что видны были только глаза, и вооружившись, словно, шла на войну, Герда бродила по пустынным улицам спящего города. Заглядывала в притоны и кабаки на Продажной улице. Наведалась, между делом, в дом Кирсы и посмотрела на играющих в карты гвардейцев короля. Проникла в особняк на Липовой аллее, удостоверившись, что сможет, если захочет, свести счеты со своим не состоявшимся "папенькой". Провела разведку в палаццо де Саган, выяснив, как оно охраняется и в каких апартаментах проводят ночи Георг де Саган и ее "старый приятель" Эуген, называть которого графом Саганом у Герды язык не поворачивался. На безлюдных, залитых ночным мраком улицах было тихо. Завидев ее легкую, как тень, фигуру с пути Герды уходили даже разбойники. Как видно, чувствовали, что она им не по зубам. Опасная добыча, ночной хищник, гуляющий ночами сам по себе.

В целом, эти ночные прогулки поднимали Герде настроение ничуть не меньше, чем ночи, проведенные в постели с Каро. Впрочем, Шарлотта, как и она сама, относилась к "кувырканию в постели" скорее, как к игре, чем, как к способу выразить действием пылающую в душе страсть или что-нибудь в этом роде. Отношения их все-таки носили характер скорее дружеских, чем любовных, и, по мнению Герды, это было просто замечательно. Тем более, что в последнее время за ней повадились ухаживать принц Максимилиан и граф Иван. Но вот какое дело: про Ивана - как бы мало, на самом деле, они ни были знакомы, - Герда точно знала, что чувства его искренни, а слово твердо. Про Максимилиана она такого сказать не могла. Герда ему нравилась. Это было беспорно. Принц ее хотел и не скрывал своего желания, но вот относительно того, что это любовь, у Герды имелись серьезные сомнения.

Что бы он ей ни говорил, как бы галантен с ней ни был, какие бы ни делал подарки, Максимилиан никогда не пошел бы против воли отца и мнения света. Он никогда не женится на Герде. Впрочем, к его чести, он об этом с ней и не заговаривал, полагая - и не без причины, - что стать его любовницей тоже совсем неплохая перспектива. В особенности для женщины ее происхождения, хотя об этом он, разумеется, ничего определенного не знал. И, возможно, будь это другой город и другой принц, Герда не стала бы возражать. Но сын короля Георга являлся для нее "запретной территорией". Впрочем, то, что она думала и чувствовала, оставалось глубоко скрыто в сердце Герды. Внешне она выглядела веселой и безмятежной, и, по видимости, не без удовольствия принимала знаки внимания, расточаемые принцем Максимилианом. И этот ее флирт с наследником престола не остался незамеченным. Он не понравился буквально всем "заинтересованным" сторонам: королю, которому Герда, судя по некоторым признакам, доставляла немалую головную боль - хотя, слава богу, он ее так и не узнал, - Шарлотте, которая ее явно ревновала, иллюстрируя древнюю притчу о собаке на сене, графу де Валену, который все никак не мог решиться высказать свои чувства вслух, графу Ивану, которому было сложно конкурировать с принцем крови, Настоятелю Коллегиума, которого Герда раздражала одним своим присутствием, и даже своей бывшей сводной сестре Адель, которая как раз и хотела стать фавориткой принца. Однако Герда решила не обращать на них всех внимания. Простые люди по такому поводу говорят, не нравится, не ешьте. Вот и пусть себе косятся и кривятся, а она будет делать то, что ей заблагорассудится. Имеет право.

Следует, однако заметить, что ухаживания принца Максимилиана имели для Герды некоторые не связанные с ним напрямую последствия. Во-первых, она стала чаще бывать в королевском замке, и это было просто замечательно, потому что каждый раз, как она приближалась к тронному залу, Герда чувствовала такой сладостный подъем, такой невероятный прилив сил, что, словно бы становилась другим человеком или, что вернее, превращалась в некое высшее существо. Становясь, то ли ангелом господним, то ли одной из Перволюдей, то ли языческой богиней, пусть и состоящей в малом пантеоне. Казалось, в эти мгновения она могла все. Могущество ее возрастало до невероятных размеров. Способности обострялись. Жизнь и магия струились по жилам, растворяясь в ее крови. Размышляя над этим феноменом и советуясь по этому поводу с Другой Гердой, она пришла к выводу, что где-то под тронным залом скрыт артефакт огромной силы, с которым Герда была способна входить в резонанс. Именно он даровал ей мгновения чуда и божественную мощь. Но, чтобы узнать об этом больше, ей потребовалось бы остаться в городе надолго, а значит "перелечь" из своей девичьей постели в постель принца.

"Заманчиво, - думала Герда, рассматривая такую возможность, - но нет. Пусть лучше имеет Адель!"

Но было и кое-что еще, что можно было бы назвать "во-вторых". Наблюдая за ухаживаниями принца и за реакцией на них со стороны окружающих, Герда испытала род беспокойства, когда задумалась о том, какие чувства испытывает по отношению к ней граф де Вален. Эмиль ей нравился. Пожалуй, даже больше, чем просто нравился. Интересный зрелый мужчина, сильный, внимательный и, вроде бы, порядочный. Но, возникнув однажды в ее голове, это пресловутое "вроде бы" мешало Герде, как мешает камешек в туфле. Раздражало, заставляло нервничать и сомневаться в себе и в нем. И однажды она все-таки спросила об этом свое второе Я - Другую Себя. Однако, как тут же выяснилось, Другая Герда не знала, что ответить на этот вопрос. Она была ни в чем не уверена, не могла сформулировать ответ, терялась в догадках, в общем, демонстрировала полную беспомощность. Это напугало Герду, потом удивило, а еще затем - расстроило. Казалось, Эмиль не давал ни малейшего повода сомневаться в себе, но однозначного ответа на вопрос, так ли он надежен, как кажется, не оказалось ни у Герды, ни у ее Второго Я.