Венец - Сигрид Унсет

– Никто бы не поверил, что ты никогда раньше не бегала из дому!

А Бьёрн опять захохотал.

Немного погодя фру Осхильд поднялась, чтобы идти в поварню готовить и затопить очаг, потому что слуги Эрленда должны были там ночевать. Она попросила Кристин лечь с ней.

– Чтобы я могла поклясться Лаврансу, сыну Бьёргюльфа, что вы ни на миг не оставались наедине в моем доме! – сердито сказала она.

Кристин засмеялась и пошла с нею. Вскоре к ним туда прибрел и Эрленд. Он придвинул к очагу треногий табурет и уселся на него, мешая женщинам работать. Он хватал Кристин всякий раз, когда та, поглощенная работой, пробегала мимо. Наконец он привлек ее к себе на колени.

– Правду сказал Ульв, что ты такая хозяйка, какую мне нужно!

– О да! – сердито смеясь, сказала Осхильд. – С нею тебе повезло. В этом безумном предприятии она может все потерять – ты же почти ничем не рискуешь.

– Это правда, – сказал Эрленд. – Но ведь я доказал, что хотел получить ее в жены законным образом. Не будь же такой сердитой, тетушка Осхильд!

– Как же мне не сердиться? – сказала фру Осхильд. – Только ты привел в порядок свои дела, как снова устраиваешь все так, что тебе приходится опять от всего убегать с женщиной!

– Не забывай, тетя, – сказал Эрленд, – всегда бывало так: не самые плохие из мужчин попадали в переделку из-за женщин – об этом говорят все саги…

– Господи помилуй, – сказала Осхильд. Лицо ее помолодело и стало ласковым. – Эти слова я и раньше слышала, Эрленд! – Она обхватила его голову и потрепала за волосы.

В это мгновение Ульв распахнул дверь и захлопнул ее за собою.

– Сюда приехал гость, Эрленд… которого тебе, пожалуй, меньше всего хотелось бы видеть!

– Это Лавранс, сын Бьёргюльфа? – спросил Эрленд и вскочил на ноги.

– Хорошо бы, если так! – сказал Ульв. – Это Элина, дочь Орма!

Кто-то дернул дверь снаружи и отворил ее; вошедшая женщина оттолкнула Ульва и вышла вперед на свет. Кристин взглянула на Эрленда. Сперва он как-то поблек и осунулся, но потом выпрямился, и лицо его густо покраснело.

– Откуда тебя дьявол принес, что тебе тут надо?

Фру Осхильд выступила вперед и сказала:

– Пойдемте со мною в горницу. Элина, дочь Орма; в нашем доме все-таки настолько соблюдаются приличия, что мы не принимаем гостей на кухне!

– Я не жду, фру Осхильд, – отвечала та, – чтобы родичи Эрленда встречали меня как гостью! Ты спросил, откуда я приехала? Я приехала, как ты сам мог догадаться, из Хюсабю. Поклон тебе от Орма и Маргрет – они здоровы.

Эрленд не отвечал.

– Услышав, что ты поручил Гиссюру, сыну Арифинна, собрать денег и что снова намереваешься ехать на юг, – продолжала она, – я подумала, что на этот раз ты, вероятно, остановился у своих родных в Гюдбрандсдале. Я знала, что ты засылал сватов к дочери их соседей.

Она в первый раз поглядела на Кристин и встретилась взглядом с девушкой. Кристин была очень бледна, но смотрела на Элину спокойно и испытующе.

Ничто не могло бы поколебать Кристин в ее спокойствии. Она сразу же поняла это, как только услышала, кто приехал; именно эту мысль она постоянно гнала от себя; ее хотела она заглушить с упорством, нетерпением и беспокойством; все время старалась она не думать о том, вполне ли Эрленд освободился от своей прежней любовницы. А теперь ее застигли врасплох, бесполезно было дольше бороться. Но она просила пощады.

Кристин видела, что Элина, дочь Орма, красива. Она была уже не молода, но все же красива, а когда-то, должно быть, была даже ослепительно прекрасна. Она отбросила назад капюшон плаща; голова у нее была правильной, округлой формы, с резкими чертами лица, с чуть выступавшими скулами, но ясно было всякому, что она когда-то была красавицей, головной платок покрывал у нее только затылок; говоря, Элина заправляла под платок со лба блестящие, как золото, волнистые волосы. Кристин ни у одной женщины не видала таких больших глаз; они были темно-карие, круглые, жестокие, но под тонкими, черными как смоль бровями и длинными ресницами они были изумительно прекрасны, особенно при этих золотистых волосах. Кожа и губы у нее обветрились от езды по морозу, но это ее не очень портило – настолько она была красива. На ней была тяжелая, неуклюжая дорожная одежда, но Элина держала себя так, как только это может делать женщина, полная гордой уверенности в своей телесной красоте. Она была, пожалуй, не такого высокого роста, как Кристин, но держалась прямо и гордо, отчего выглядела выше гибкой и юной телом девушки.

– Она все время жила у тебя в Хюсабю? – тихо спросила Кристин.

– Я не жил в Хюсабю, – коротко сказал Эрленд и снова покраснел. – Я провел почти все лето в Хестнесе.

– Вот какую весть я хотела передать тебе, Эрленд, – сказала Элина. – Тебе уже не надо больше искать пристанища у своих родичей и испытывать их гостеприимство из-за того, что я веду твое хозяйство. Нынче осенью я овдовела.

Эрленд стоял неподвижно.

– Я не просил тебя в прошлом году приезжать и хозяйничать в Хюсабю, – с трудом выговорил он.

– Я узнала, что все пришло у тебя в упадок, – сказала Элина. – А я еще сохранила к тебе столько расположения с прежних лет, Эрленд, чтобы считать себя обязанной позаботиться о твоем благополучии, хотя, видит Бог, ты нехорошо поступил с нашими детьми и со мною!

– Для детей я сделал все, что мог, – сказал Эрленд. – И ты отлично знаешь, что я только из-за них терпел тебя в Хюсабю! Ты, конечно, не станешь утверждать, что приносила этим пользу им или мне, – сказал он, презрительно улыбаясь. – Гиссюр справился бы с хозяйством и без твоей помощи.

– Да, ты всегда так доверялся Гиссюру, – сказала Элина и тихо засмеялась. – Но вот что, Эрленд, отныне я свободна. И если ты хочешь, то можешь теперь исполнить то обещание, что когда-то дал мне.

Эрленд молчал.

– Помнишь ли ту ночь, – спросила Элина, – когда я родила тебе сына? Тогда ты обещал жениться на мне после смерти Сигюрда.

Эрленд провел рукою по мокрым от пота волосам.

– Да, я помню это, – сказал он.

– Сдержишь ты теперь свое слово? – спросила Элина.

– Нет, – сказал Эрленд.

Элина, дочь Орма, взглянула на Кристин, улыбнулась и кивнула головой. Лотом стала смотреть на Эрленда.

– Этому минуло уже шесть лет, Элина! – сказал он. – С того времени мы жили год за годом как два грешника в аду.

– Ну, пожалуй, не только так! – сказала она с прежней улыбкой.

– Прошли годы и годы с тех пор, как между нами было что-нибудь другое! – в изнеможении сказал Эрленд, – Детям это не поможет! Ты знаешь… ты знаешь, что я почти не в силах находиться с тобой в одной горнице, – едва не закричал он.

– Я этого не замечала, когда ты этим летом жил дома, – сказала Элина с многозначительной улыбкой. – Мы бывали тогда и не врагами… иногда!

– Если ты считаешь, что мы были друзьями, то на здоровье! – устало сказал Эрленд.

– Вечно, что ли, вы будете стоять! – проговорила фру Осхильд. Она наложила кашу из котла в две большие деревянные чашки и подала одну из них Кристин. Девушка приняла ее. – Неси ее в горницу! А ты, Ульв, возьми другую. Поставьте их на стол; так или иначе, а ужинать надо!

Кристин и Ульв вышли, неся чашки. Фру Осхильд сказала двум оставшимся:

– Идите и вы, нечего вам тут стоять и лаяться!

– Лучше нам с Элиной договориться друг с другом до конца теперь же, – сказал Эрленд.

Фру Осхильд ничего на это не ответила и ушла.

В горнице Кристин накрыла на стол и принесла из погреба пива. Она сидела на внешней скамейке, прямая, как свеча, со спокойным лицом, – но ничего не ела. Ни у Бьёрна, ни у слуг Эрленда тоже не было особенной охоты есть. Ели только работник Бьёрна и тот слуга, что приехал с Элиной. Фру Осхильд села к столу и поела немного каши. Никто не говорил ни слова.

Спустя долгое время вошла Элина – одна. Фру Осхильд указала ей место между собою и Кристин; Элина села и начала есть. Время от времени по лицу ее пробегала затаенная усмешка, и она косилась в сторону Кристин.

Немного спустя фру Осхильд прошла в поварню. Огонь в очаге почти уже догорел. Эрленд сидел около, на табурете, согнувшись и уронив голову на руки.

Фру Осхильд подошла и положила руку ему на плечо. – Господи прости, Эрленд, как ты довел до этого?..

Эрленд поднял голову; лицо его было обезображено страданием.

– Она беременна, – сказал он и закрыл глаза.

Лицо фру Осхильд вспыхнуло, и она крепко стиснула его плечо.

– Которая из двух? – грубо и презрительно спросила она.

– Но это не мой ребенок, – сказал Эрленд по-прежнему угасшим голосом. – Да ты, конечно, не поверишь мне – наверное, никто не поверит… – И он снова поник.

Фру Осхильд присела на край очага перед Эрлендом.

– Постарайся взять себя в руки, Эрленд! Не так-то легко поверить тебе в этом деле! Клянешься ли ты, что это не твой ребенок?

Эрленд поднял к пей свое измученное лицо.

– Как Бог свят, как я нуждаюсь в его милосердии… как я надеюсь… надеюсь, что Бог утешил мою мать на небесах за все ее страдания на земле, – я не трогал Элины с тех пор, как увидел Кристин в первый раз! – Он громко выкрикнул эти слова, так что фру Осхильд зашикала на него.